— Ему скорее удастся остаться незамеченным и больше узнать в дороге, — говорил брат. — Давным-давно подобные путешествия были для него в порядке вещей. Теперь он отправился в путь лишь потому, что дал слово. Но способности-то у него остались прежние, — в голосе брата звучала гордость. Сама я тоже не сомневалась, что отец способен выполнить свою миссию. И еще я знала, что Жанис права. Я видела у него в глазах пустоту и понимала, что без этого путешествия, тоска прикончила бы его.

Отец попрощался со мной и с Шоном в маленьком садике с целебными травами, где сейчас цвел и дарил тень нежным росткам дубок, посаженный в год, когда родилась Ниав. Ибудан был одет очень просто, а небольшая заплечная сумка могла вместить только самое необходимое.

— Я пойду пешком, — сказал он. — У меня по дороге есть небольшое дельце, его нужно сделать тихо. Лучше всего большую часть пути мне оставаться незамеченным. Что же до Херроуфилда… у нас почти не было оттуда вестей. Даже представить не могу, что меня там ожидает.

— Отец? — как мне хотелось говорить спокойно и казаться сильной! Но боль утраты была слишком свежа и голос у меня дрожал.

— Да, солнышко?

— Ты… ты ведь вернешься, правда?

— Что за дурацкий вопрос! — рявкнул Шон. Я чувствовала, что он тоже вот-вот расплачется.

— Шон прав, Лиадан, — сказал отец, обнимая меня за плечи и пытаясь улыбнуться. — Тебе не стоит задавать мне таких вопросов. Ну конечно же, я вернусь! Здесь меня ждет работа, семья, люди. Так утверждает Лайам. Я ухожу, потому что обещал. Потому что она меня попросила.

— Ты не волнуйся, отец. Я за всем прослежу. — Шону почти удался уверенный тон.

— Спасибо, сынок. А теперь, прощайте, детки. Вы у меня сильные и смелые. Достойные дети своей матери.

Он обнял меня и заплакал. Потом хлопнул Шона по плечу и ушел.

Вскоре после этого Падриак собрал своих людей и направился на запад, засвидетельствовать свое почтение Шеймусу Рыжебородому. А потом — кто знает?

—…В жизни всегда есть место новым горизонтам и приключениям. Можно провести в них целую жизнь и все равно оставить полно этого добра, чтобы детям и внукам было, чем побаловаться.

— И дочерям, — сухо уточнила я.

Дядя усмехнулся, вновь показав ямочки на щеках.

— И дочерям, — кивнул он. — Я слыхал, ты неплохо стреляешь из лука, быстро метаешь нож и даже управляешься с дубинкой. В следующий раз, когда приеду, я, возможно, научу тебя ходить под парусом. Никогда не знаешь, что понадобится в жизни.

Я немного подождала, осторожно выбирая момент. Все в доме чувствовали себя подавленно, мамино отсутствие очень ощущалось, отъезд отца тоже. Без его постоянного успокаивающего присутствия, люди чувствовали себя несколько потерянно, будто работы на фермах, в лесу и в замке не могли выполняться с должными чувством и энергией, если где-то поблизости не маячила его высокая фигура — то на крыше, то в поле, то в овчарне. Конор и его братия, похоже, не собирались уезжать. Лайам казался мне необычно замкнутым, я решила, что смерть Сорчи поразила ее серьезного старшего брата сильнее, чем кто-либо мог ожидать. Похоже, Конор оставался в Семиводье ради брата. Но я подозревала у него и иные мотивы. Очень часто главный друид появлялся, когда я работала в садике с целебными травами или играла с Джонни на травке. Он ходил со мной в деревню, раздавал людям советы и благословения, пока я лечила их раны и хвори. Я думала, что он наблюдает не за мной, а за сыном. Я всегда доверяла этому своему дяде, такому мудрому, уравновешенному, такому безмятежно уверенному. Теперь я смотрела на него и видела синяки сестры и горе в глазах Киарана. Я думала о доверии, о том, какие опасности оно таит, если довериться не тому человеку. Я думала, как рискованно делать выбор, основываясь на доверии, на уверенности, что тебе не солгали. Мне было совершенно ясно, чего Конор хочет для меня и моего сына. Того же, что и Дивный Народ. По правде говоря, это выглядело более, чем разумно. Возможно, лес — единственное место, где мой сын будет в безопасности. Но откуда мне знать наверняка? Единственный выбор, в котором я могу не сомневаться, — это мой собственный выбор.

Мы сидели рядом в саду, а Джонни лежал под деревьями на своем одеяльце. Мы были одни. Я шила — Джонни быстро рос и постоянно нуждался в новых одежках. Конор сидел рядом, глядя на озеро.

— Дядя, — неуверенно начала я. — Не знаю, как об этом и спросить. Но я слышала множество упоминаний о древнем зле, о том, что вы считали его давно исчезнувшим, а оно возродилось вновь. Я очень много об этом думала, особенно с маминой смерти. Я не забыла ту твою историю о Фергусе и Эйтне. В ней Хозяйка Леса сказала, что в Семиводье все будет идти наперекосяк, пока мы не отвоюем острова и не вернем равновесие. Мне кажется, что уже сейчас все идет не так, как надо. Все, что случилось с Ниав было жутко неправильно. Не скрою, я теперь знаю, почему вы запретили им пожениться. Я знаю, кто такой Киаран. Но я не могу понять, почему ты не сказал им правду. Ты скрыл ее дважды, сперва от самого Киарана, который вырос не подозревая, кто он такой, а потом от Ниав, и она поверила, что он просто бросил ее. Ты посчитал, что достаточно объявить, что им нельзя быть вместе, ничего не объясняя, — это слишком жестоко. И я никак не могу понять, зачем тебе понадобилось скрывать правду. Обычно здесь, в Семиводье, мы так не поступали.

— Тебе Финбар рассказал? — Голос Конора звучал как обычно спокойно, но его выдавали пальцы, нервно теребящие ореховый прутик.

— Я говорила с ним и об этом тоже. — Я не могла рассказать Конору, что недавно здесь появлялся Киаран. Он не должен знать, что Ниав жива, хоть держать такое знание при себе было очень неприятно. Вызвавшись быть защитником сестры, Киаран и впрямь отделил Ниав от нас, ее родных. — Но Финбар не нарушал данного слова, дядя. Он объяснил, что ты обязал их всех молчать. Я собрала истинную картину по кусочкам из видений… и остального.

— Понятно.

— Теперь я прошу у тебя объяснений, если ты к ним готов. Ты ведь сам предостерегал меня, что мой сын должен оставаться в лесу, будто он и впрямь — дитя из предсказания, который сможет, наконец, все исправить. И, похоже, зло подобралось к нам очень близко. Мы пережили много потерь, мы утратили доверие друг к другу. Я понимаю, Дивный народ считает, что Джонни может оказаться ключевой фигурой в этой игре. Но он такой маленький! — Я поглядела на сына, который как раз кряхтел от напряжения, пытаясь дотянуться ладошками до пальчиков на ногах. — Если они правы, значит, мой сын действительно может играть… очень важную роль. Я же его мать. Как я могу принимать решения, не зная всей правды?

Конор внимательно посмотрел на меня.

— А ты сама рассказала мне всю правду? — веско заметил он.

Я почувствовала, что краснею.

— Нет, дядя. Но я не пыталась скрыть никаких злодеяний, я просто защищала тех, кого люблю. И я рассказала все маме.

Он кивнул, похоже, удовлетворенный моими словами.

— Я тоже всего лишь хотел защитить своих близких, Лиадан. Но я совершил ужасную ошибку. Я думал, мне хватит сил самому уничтожить все зло, что она натворила, противостоять ему собственными методами. Но я всего лишь человек, мелкая фигурка в этой игре. Она же стоит на совершенно ином уровне, у нее оказалось больше возможностей, чем мы думали, она хитра и изобретательна. Мы считали, что она исчезла навеки. Но мы заблуждались.

— Она? Ты говоришь о Леди Оонаг, да? О той самой колдунье, которая превратила вас в лебедей и завладела бы Семиводьем, если бы мама не разрушила ее чары?

Конор вздохнул.

— Ты говоришь, «она завладела бы Семиводьем». Но все гораздо сложнее. Она хотела заполучить Семиводье для своего сына, именно благодаря ему она надеялась обрести могущество и влияние. В крови ее сына текла бы ее собственная черная кровь, кровь колдунов, но он одновременно был бы законным сыном Колума из Семиводья, и замок принадлежал бы ему. Убирая нас с дороги, она тем самым делала наследником его. Он был бы фишкой в ее руках, а она, с ее колдовскими способностями, могла бы вершить судьбы королей.