– Такие мужчины есть. Но так как знатоки гораздо реже встречаются, чем глупцы, вам придется жить некоторое время с Адой, после того как она выйдет замуж. И тогда вам захочется вести ее дом хорошо, чтобы ее не обманывали слуги.

Я засмеялась, забыв о смущении. Так легко было представить, как Аду дурачит какая-нибудь толстая кухарка или мрачный управляющий.

– Вы правы, кузен. Я счастлива усвоить уроки сейчас.

Он сразу же позвал дворецкого и объяснил план действий. Завтра я начну привыкать к повой роли под руководством Уильяма.

Вот только это странное слово – «знатоки». Знатоки чего, скажете мне. Я просто дура. Смотрю в зеркало и вижу то же темное лицо с широкими угрюмыми бровями. Он просто хотел быть ко мне добр.

9 мая

Я устала, но переполнена чувством выполненного долга. Сегодня я играла роль домоправительницы. Мы с Уильямом обошли мое хозяйство. Уже от одного этого можно утомиться, настолько огромен этот дом. В нем дюжина служанок, краснощеких девушек, йоркширский акцент которых настолько силен, что можно подумать – они говорят на другом языке. Кухарка, прачки, горничная, лакеи, грумы, два кучера, доярка, пастухи, конюхи... Потребуются недели, чтобы я запомнила их имена!

Кухарка заинтересовала меня, потому что я понимала хотя бы половину из того, что она говорит. Она и выглядела как кухарка, миссис Беннетт – скорее дородная, чем толстая, и в ее карих глазах, несомненно, светились проницательность и ум. Она была со мной дружелюбна и любезна, особенно после того, как я отклонила ее предложение определять меню. Ее выбор меня вполне устраивал, так я ей и сказала. Если я захочу, чтобы она приготовила особое блюдо, я предупрежу заранее. А в остальном она станет, как и раньше, распоряжаться кухней по своему усмотрению.

Если честно, я думаю, что все же это будет для меня скучное занятие. Но я решила делать его хорошо, мне ненавистна даже мысль, что мистер Вольфсон посмотрит на меня так, как смотрит на Джулиана.

10 мая

После нашей встречи Джулиан отсиживался у себя в комнате почти неделю с легкой простудой, как он написал в присланной мне через Уильяма записке. Его отец редко обедает с нами, предпочитая, чтобы обед приносили ему в библиотеку. Мне кажется, что ему не очень-то хочется, чтобы каждый раз мы видели его физическую неполноценность. Ведь он не мог вставать, когда мы с Адой покидали столовую.

В этот вечер, когда мы спустились в гостиную, нас встретили приятные музыкальные аккорды. Ада, обожающая Шопена, поспешила вперед с радостным восклицанием. Мы нашли в гостиной за фортепьяно Джулиана. Он улыбкой нас приветствовал, не прерывая игры, пока не закончил балладу. Ему очень шел вечерний костюм. Он оказался высок и довольно худощав, и, когда склонился над рукой Ады, я невольно подумала о том, какую прекрасную пару они представляют. Но подозреваю, что его бледность вызвана недугами, в то время как хрупкая на вид Ада обладает отменным здоровьем. По просьбе Ады он исполнил для нас еще несколько пьес. Его игра великолепна, но немного бледна, меланхолична, меня скоро утомила печаль, и я попросила сыграть Бетховена. Он повиновался, играл прекрасно, но без огня. Когда Уильям объявил, что обед подан, Джулиан предложил нам обеим по руке, и мы отправились в столовую. Мистер Вольфсон уже сидел за столом. Он приветствовал меня и Аду с обычным радушием и свойственным ему шармом, Джулиана – сдержанно, но вполне вежливо. Но не успели мы начать обед, как он предпринял первую атаку.

– Твоя игра улучшилась, – сказал он сыну, – однако последняя пьеса выше твоих возможностей. Никогда больше не берись играть Бетховена.

Все это было сказано как будто очень мягко. Тем не менее, Джулиан вспыхнул так, что даже лоб, на который упала непослушная прядь, покраснел. Мистер Вольфсон продолжал в том же духе. Он редко обращался к Джулиану. Но когда обращался, то в одинаковой манере – спокойно, мягко, слова сами по себе вроде бы обыкновенные, но каждый раз в них содержался укол, завуалированный и тем не менее попадающий точно в цель. Развязка наступила во время десерта. Разговор перешел на лошадей – как обычно бывало в присутствии Ады, – и мистер Вольфсон сообщил, что у него есть новое приобретение.

– Прекрасное создание, у которого по какому-то капризу природы некоторые достоинства отсутствуют, и он не обладает чистокровностью арабских скакунов, но дикий и необузданный, как сама пустыня. Вы должны обещать, Ада, не ездить на нем, пока я не приручу его окончательно к седлу. Харриет и Джулиан, я знаю, не нуждаются в таком предостережении.

И опять – намек на трусость и изнеженность сына. На этот раз у Джулиана дрожали пальцы, когда он брал нож и вилку. Это становилось невыносимым, и я мучительно придумывала какую-нибудь нейтральную реплику, чтобы прервать затянувшееся неловкое молчание. Положение внезапно спасла Ада.

– О, я его видела, – воскликнула она с восторгом, – он просто прелесть! Черный как уголь и с такими чистыми линиями! Но он не опасен, кузен, вчера он взял кусок сахара из моих рук и...

– И у вас все еще все пальцы на месте? – Мистер Вольфсон покачал головой. – Кузина Ада, кузина Ада, я оказал вам плохую услугу, заняв вашего ангела-хранителя в домашнем хозяйстве. Ведь наверняка кузина Харриет не велела вам ходить одной на конюшни?

– Нет, – сказала я, чтобы спасти Аду от неминуемой лжи в мою пользу, – я не говорила ей, кузен. Боюсь, просто не подумала об этом.

– И почему Харриет должна? – воскликнула Ада. – Я и сама могла бы сообразить.

Она выглядела так мило и храбро, щеки ее разрумянились, и обычно спокойный взгляд зажегся огнем. Мистер Вольфсон смотрел на нее, я могу даже сказать – смотрел во все глаза, потом неожиданно расхохотался.

– Это самое бесхитростное оправдание из всех, что мне приходилось слышать, – еле выговорил он, смеясь. – Вы осмотрительны, Ада, не правда ли? И что же так привлекает вас в этих грязных конюшнях?

– Конечно же лошади, – ответила она тотчас же, – а теперь этот вороной. – Он та-а-акой красивый! Вы ведь позволите мне ездить на нем, кузен, когда его приручат?

– Разумеется, моя дорогая. – Кризис миновал, и мистер Вольфсон смотрел на Аду с явным удовольствием. – Но пока, Ада, вы должны обещать мне не кататься без сопровождения, и я не имею в виду грумов. Подождите, пока с вами не поедет Харриет. И... неплохая идея пришла мне в голову... Джулиан может ездить верхом... Не так хорошо, он вообще мало что делает хорошо...

Я не была удивлена, когда после этих слов Джулиан вскочил, отбросив стул. И взгляд, который он подарил улыбающемуся отцу, не был сыновним.

– Сядь, – холодно приказал мистер Вольфсон. – Ты поедешь с кузиной Адой, как только она пожелает ехать в твоей компании, понятно?

Джулиан продолжал стоять, глядя на отца не мигая. Потом его высокая фигура надломилась, и он опустился на стул.

– Да, сэр.

Я поймала взгляд Ады, и мы встали, чтобы покинуть столовую. Джулиан тут же вскочил, открыл нам дверь в гостиную. Он не смотрел на меня, и я видела, как он бледен. От ненависти или страха? Мы их оставили, и Бог знает, что происходило между ними, когда мы ушли.

15 мая

Я была настолько занята домашними хлопотами последнее время, что почти не встречалась с Адой наедине. Сегодня, когда я вошла в гостиную пить чай, я нашла там Аду. Сказав служанке, что сама буду разливать чай, я отослала ее. Как только служанка ушла, я спросила Аду, чем она сегодня занималась.

– Ездила верхом.

– А как тебе понравился наш кузен? – спросила я, полагая, что она, вероятно, каталась с Джулианом.

– Никак, – коротко ответила Ада.

– Как наездник – ты имеешь в виду?

– Ну да. Какая жалость. Он прекрасно сложен, такой молодой – я ожидала, что он будет хорошо ездить. Но он так нервирует лошадь, и она плохо ему повинуется.

– Ну, – я не сдержала улыбки, – если он не умеет ездить верхом, то об остальном можно не спрашивать. Наверное, это бесполезно.