Он ждал истерик, рыданий, криков.
Но к великому его удивлению, Серэна была совершенно спокойна. Она только посмотрела на него тоскливым затравленным взглядом и сказала:
– Обещаю, Ал. Постарайся недолго…
Он спустился по лестнице, обернулся на окно, за занавесками угадывая се силуэт, и поехал к Эдуарду. Эдуард заговорил первым:
– Я хочу, чтоб ты знал, Кар, что никто ни на одну минуту в Серэне не сомневался и не сомневается. Мне уже все позвонили. И дело не в нас. Важно, чтобы другие очищенцы, но от нашей группы подальше, не вздумали этому поверить, чтоб она не почувствовала себя без вины виноватой. И вот тут тебя никто не может заменить. Ты, Кар, будь с ней в это время. Хватит играть в прятки, мы же понимаем, что ты и Серэна…
– Я-то буду, но что дальше? Надо протестовать, опровергнуть!
– Да нет, Кар, это бесполезно. Конечно, мы опубликуем протест. Но для кого? Те, кто не верит в эту клевету, в нашем протесте не нуждаются, а тех, кто поверил, наш протест не переубедит. Надо пройти через это и продолжать борьбу. А в ребятах ты не сомневайся. Они Серэну в обиду не дадут.
Кар уехал от него немного успокоенный.
Но как выяснилось, успокаиваться было рано. Газеты начали систематическую травлю Серэны Рендо. К ним присоединились многие, в том числе и многие члены «Очищения». Особенно бесновались товарищи арестованных, студенты физического факультета. Очищенцы-экстремисты, которых тоже хватало в движении, требовали расправы над предательницей.
Кар пытался уговорить Серэну куда-нибудь ненадолго уехать. Но она категорически отказалась.
– От себя, Ал, никуда не уедешь, – сказала она печально.
Серэна не приходила в отчаяние, не возмущалась, не суетилась. Она оставалась спокойной, равнодушной ко всему, безразличной. И именно это пугало Кара. Он старался проводить с ней все свободное время. Но занятия продолжались. Никто Серэну из Университета не увольнял. Наоборот, начальство всячески демонстрировало к ней свое расположение.
Члены «Очищения», поверившие в ее виновность, попытались было устроить на ее занятиях скандал, грозить ей, но, встретив отпор ее товарищей, прекратили эти попытки. Однако продолжали травить ее на собраниях и в прессе. В «Очищении» наметился раскол.
Бьорн позвонил неожиданно. Или так показалось Кару, как-то забывшему о нем в эти дни.
Вице-директор разговаривал с Каром сочувственно, словно у того болен близкий родственник.
– Я понимаю ваши чувства, Кар, но надо держаться. Все это пройдет, все наладится.
Вице-директор тщательно избегал высказывать свое собственное мнение о создавшемся положении. Будто это его вообще не касалось. Такая вот игра – он делал вид, что ко всей этой войне, провокациям, истории с Серэной не имеет никакого отношения. А Кар делал вид, что верит в это.
Видимо, Бьорн не терял надежду использовать Кара, несмотря на то, что произошло с его невестой. Он всячески старался показать, что «Око» тут ни при чем.
Кар и Серэна как-то незаметно для себя перестали ездить на свои уик-энды. Они теперь больше проводили время у нее.
Кар подумывал, не рассказать ли Серэне об их доме, не ускорить ли свадьбу. Чего ждать, в конце концов? Ему казалось, что, поженись они, и он сможет взять на себя часть непосильной ноши, свалившейся на плечи Серэны.
А что ноша эта была непосильной, он видел. Серэна почти перестала улыбаться, стала молчаливой, казалось, она все время прислушивается к чему-то, что происходит в ней. Она добросовестно вела занятия в Университете, но отказалась от частных уроков. Избегала встреч с друзьями. Теперь для нее существовал только Кар. Но когда он попытался заговорить с ней о свадьбе, она решительно прекратила разговор.
– Не надо, Ал, пожалуйста. Я вылечусь. Подожди. Я вылечусь и сама тебе скажу. Хорошо?
Что он мог ответить?
Время шло, следствие по делу «шпионов» затягивалось. Возникали новые сенсации, и газеты о нем уже не писали. «Очищение» с трудом приходило в себя после нанесенного ему удара. Раскол ощущался, это мешало совместным акциям. К тому же происшедшие события укрепили позиции экстремистов.
Изредка Кар виделся с Лориданом. Тот был все так же весел, рассказывал о жизни «Ока», уговаривал Кара плюнуть на этот никому не нужный Университет и вернуться в агентство. Вот он никаких дипломов не имеет, а недавно получил прибавку!
Что касается Элизабет, то в редкие минуты, когда им удавалось побыть наедине, она старалась, как могла, утешить Кара.
Крейсер давно ушел, оставив в солнечном городе ядовитый след, куда ядовитей, чем могли это сделать ядерные боеприпасы…
И вдруг «дело о шпионаже», как называли его газеты, неожиданно снова заставило о себе говорить. Один из арестованных сообщил адвокату какие-то новые сведения. Адвокат, в свою очередь, намекнул репортерам, что на суде он выступит с сенсационным заявлением, и кое-кому из руководителей Университета придется плохо. Президент заволновался, следователи стали активней. И однажды Серэну вызвали в полицию.
Кар ждал ее перед входом в управление.
Серэна, к его немалому удивлению, пробыла там всего час.
– Ну, что они спрашивали? Тебя не трогали? Чего они хотели? – Кар обрушился на нее с градом вопросов.
– Не знаю, – Серэна пожала плечами, вид у нее был растерянный. – Задавали какие-то дурацкие вопросы, намекали, что в «Очищении» есть люди, которые не спускают с меня глаз, что я ошибаюсь, если думаю, что все, кто меня окружают, действительно мои друзья.
Кар похолодел.
– Они называли какие-нибудь имена?
– Да нет, усмехались, говорили, что я наивная девочка, что мне не студентов учить, а в детском саду работать, что мною, как они сказали, «манипулируют». Что я, мол, этих арестованных жалею, а они меня нет. И вообще, если б я знала, кого защищаю, то пришла бы в ужас. Мол, все наше движение прогнило, там сплошные враги и экстремисты, но у них в «Очищении» свои глаза и уши. И вот эти экстремисты выходят сухими из воды, а таких, как я, которые всем верят, подставляют. И неужели я не хочу разоблачить врагов… Ну и прочее.
– Так что ж они все-таки хотели?
– Не знаю, Ал, я не поняла. Они сказали, что еще вызовут.
«Что бы это значило? размышлял Кар. – С чего бы подобные намеки? Обычно полиция и секретные службы тщательно скрывают, что имеют своих осведомителей в различных прогрессивных организациях. А тут все наоборот. Но там сидят не дураки, люди опытные, хорошие психологи. Что они задумали?»
Кар несколько раз встречался с Эдуардом, которого более подробно посвятил в их с Серэной «тайну», и советовался, как быть. Серэна, ее настроение, какое-то растущее безразличие ко всему беспокоили его.
– Думаю, это реакция на пережитое, – успокаивал его Эдуард, – она привыкла к совсем другому отношению. Такие люди, как Серэна, очень впечатлительны. Когда они сталкиваются с подлостью, предательством, они теряются, не сразу приходят в себя. Все это пройдет. Хорошо, что в это время ты рядом с ней.
Ингрид переживала шумно и воинственно.
– Я думаю, надо устроить что-нибудь необычное, – говорила она, сверкая глазами, – мы можем, например, похитить полицейского и держать его заложником, пока они не заявят, что Серэна ни в чем не виновата!
Кар даже не улыбался, слушая подобные речи.
Очень суетился Лиоль. Он без конца приставал к Серэне с расспросами, возмущался произволом полиции. Говорил, что все это по вине проникших в «Очищение» «безответственных элементов» (это выражение ему очень нравилось, и он без конца повторял его). Он предлагал, чтобы их группа и вообще все здравомыслящие вроде них вышли из «Очищения», организовали свое движение, пусть пока что они будут слабей, зато потом все поймут, кто прав, и присоединятся к ним. Он спрашивал Кара, не предпринять ли какую-нибудь решительную акцию?
Короче говоря, Кар не мог не признать, что полиции удалось нанести университетскому прогрессивному движению жестокий удар. И прекрасно понимал, какую роль в этом сыграло «Око».