В этом рифовом углублении, мы тотчас ощутили удивительный душевный покой. Мы назвали это место Долиной отрады.

Может ли существовать у мероу и человека некоторая общность впечатлений, ощущений, эмоций? Не знаю… Но могу сказать, что на наших больших полосатых рыбах сказывалось настроение, которым дышала долина. Здесь они были менее раздраженными. В это обетованное место своих любовных встреч они приходили сотнями, возможно тысячами. Я уже упоминал, что мероу называют иногда морскими хамелеонами, или рыбами-хамелеонами. Здесь они предъявили нам многочисленные свидетельства своей способности менять окраску. Правда, они не обладают талантом осьминогов. Зато их способность к маскировке выше.

В обычном настроении мероу имеет охряно-коричневую окраску с вертикальными рыжеватыми и темно-коричневыми полосами. Однако в состоянии гнева, страха или, как здесь, в Пойнт-Эмили, любви эти рыбы демонстрируют почти все цвета радуги. Некоторые темнеют, становясь черно-коричневыми, почти черными. Другие, наоборот, светлеют настолько, что кажутся совершенно белыми. Есть такие, которые становятся красными, ярко-красными, кирпичными или черными. Одни сохраняют полосы, у других верхняя часть спины и живот окрашиваются в разные цвета.

«Альбер Фалько и я проникли в Долину отрады, — рассказывает Мишель Делуар. — Мероу соединялись в пары: наступила пора брачных церемоний.

Самцы и самки крутились в светлой воде, терлись плавниками и боками в манере, не оставлявшей сомнений относительно нежного характера их отношений. Самки, легко узнаваемые по раздутому животу, набитому икрой, почти всегда белые. Сверкающие самцы выступали в пестром, черном и ярко-красном одеянии. Однако эти церемониальные наряды не предписывались абсолютным этикетом: все зависело от индивидуальных оттенков настроения, иначе говоря, от гормональной деятельности. Одни кавалеры были совершенно коричневые, другие имели белое брюхо и черную спину, меж тем, как дамы выглядели иногда скорее „брюнетками“, нежели „блондинками“. Этот удивительный фестиваль красок поражал разнообразием. Когда некоторые рыбы, истощенные любовной игрой, опускались на песчаное дно, они приобретали обычный цвет и уже не меняли его. Я заметил также, осмотрев живорыбный садок, что мероу, выловленные рыбаками, тотчас утрачивают свой буйный колорит и приобретают устойчивую очень тусклую красновато-коричневую окраску».

В чешуе рыбы есть два типа специальных клеток, которые определяют ее цвет. Одни, называемые иридоцитами, имеют миниатюрные кристаллы гуанина, которые отражают свет; этим клеткам рыбы обязаны металлическими оттенками окраски — серебристым, зеленым или голубоватым. Другие клетки образуют хромотофоры, пигментные клетки, сообщающие окраске теплые тона: желтый, красный, коричневый. Природа пигмента меланиновая (черный, коричневый), либо каротиноидная (желтый, красный).

В изменении цвета рыбы участвуют только хромотофоры. Они находятся под контролем специальных гормонов. По сигналу гипофиза, который в свою очередь, стимулируется гипоталамусом и некоторыми эндокринными железами, вырабатываются гормоны, воздействующие на клеточный пигмент. Если пигмент концентрируется вокруг ядра клетки, то общая окраска темнеет, в противоположном случае, когда пигмент рассеивается по клетке, окраска светлеет.

В обычном состоянии каротиноидные (красные и желтые) пигменты не проявляются, но при сильном эмоциональном возбуждении они доминируют, а нормальная коричневая и черная пигментация уменьшается. Этим объясняется ярко-красная окраска мероу.

Мы были очарованы спектаклем любви, который разыгрывался полосатыми мероу на сцене Долины отрады. Наблюдения проводились безостановочно. Вечером за широким столом в кают-компании «Калипсо» я видел сияющие лица Филиппа, Альбера Фалько, Бернара и Патрика Делемотов, Мишеля Делуара, Луи Презелена, Джо Томпсона и Ивана Джаколетто, оживленно обменивающихся яркими впечатлениями…

7 февраля. Я хочу воспользоваться исключительными условиями, в которых мы оказались, чтобы поставить эксперимент. Мы намереваемся собрать икру самки, сперму (молоки) самца и совершить оплодотворение in vitro — под стеклом, в аквариуме. Я хорошо представляю трудности такого искусственного оплодотворения, по почему бы не попытаться?

В некотором отдалении от Долины отрады Берцар Делемот и Альбер Фалько осуществляют особую задачу: они должны поймать двух разнополых мероу и изъять их половую продукцию, чтобы доставить ее на «Калипсо». Аквариумы уже готовы и установлены над баллонами со сжатым воздухом на юте судна.

После некоторых поисков наши разведчики нашли рыбу, отвечавшую условиям эксперимента, на три четверти укрывшуюся в расщелине. Это была зрелая самка, во всяком случае наполненная икрой и обладавшая яркой расцветкой-сверху красная, а снизу белая.

Обычно полосатые мероу, почти равномерно заселив рифовую область, ведут уединенный образ жизни. Но раз в году они покидают пещеры и направляются со всех сторон в Пойнт-Эмили на свой фестиваль любви.

Взять ее голыми руками невозможно. Мощная рыба без усилий уйдет от непосредственного контакта. Бернар имел огромный шприц, наполненный сильным, но не токсичным анестизирующим веществом, MS-222, или квинальдином. Он приблизился к будуару красавицы и проворно впрыснул ей добрую дозу этого лекарства. Дама-мероу заволоклась густым облаком, изо всех сил заработала жабрами и тотчас уснула.

Каждая самка этого вида несет в брюхе около двух миллионов икринок. Просто сжав ее с боков, можно выдавить несколько сот тысяч икринок, не причиняя рыбе страданий и не уменьшая существенно потенциал воспроизводства.

Чтобы гарантировать эксперимент, Фалько и Делемот не довольствовались икрой, выдавленной из щедрого живота красавицы. Они воспользовались большим шприцем, аналогичным анестезионному; один поддерживал рыбу, а другой ввел шприц в генитальное отверстие и отвел поршень… Густое облако икры хлынуло мимо шприца в подставленный полиэтиленовый мешок. Полдела было сделано… Дама начала пробуждаться. Она несколько раз конвульсивно дернула хвостом и через короткое время пришла в себя настолько, что одним гибким движением вырвалась из объятий Бернара Делемота. Еще мгновение — и она исчезла за выступом скалы.

Оставалось проделать то же самое с самцом. Загвоздка состояла в том, что все они как по волшебству неожиданно исчезли… Встречавшиеся экземпляры проплывали на открытых местах, где с операцией могли возникнуть сложности. Время шло…

Чтобы эксперимент имел успех, требовалось в ближайшие десять минут обязательно раздобыть молоки. Чем больше проходило времени, тем большие нарушения угрожали тонким физико-химическим механизмам, определяющим возможности слияния женской и мужской клеток. По прошествии критического срока женская гамета переставала реагировать на сперматозоид, и обе клетки прекращали жизнедеятельность.

Видя, что они не успевают перехватить кавалера, Делемот и Фалько поспешили доставить пакет свежей икры на борт «Калипсо». Уже несколько дней мы пасли двух самцов в аквариуме и сейчас предназначали их стать донорами. Я бы предпочел сперму свободного самца, пребывающего в состоянии сексуального возбуждения, но делать было нечего.

В полиэтиленовом мешке икра самки слепилась, и Фалько поторопился осторожно пропустить ее через воронку в трубу с марлей на дне, опущенную в аквариум. Это увеличивало вероятность встречи сперматозоида с яйцеклеткой.

Подступив к одному самцу в аквариуме, экспериментаторы сдавили его с боков; из генитального отверстия брызнула сперма и наполнила подставленный стакан. Стараясь подражать естественному процессу, они поливали икру в трубе спермой последовательно слой за слоем. Самец на свободе дергается корпусом вперед и назад, окропляя кладку икры, как будто хочет благословить ее сперматозоидами.