— Ах вот оно что! Значит, есть еще и третий клон Лазаруса? Женского пола?

— Дефектный, Дити. Иштар говорит, что из ткани Лазаруса трудно получить недоброкачественный клон… поэтому они особенно удобны для экспериментов с индуцированными мутациями. После окончания каждого эксперимента она отдает распоряжение уничтожить эти препараты.

— Дити просила покороче, — буркнул Лазарус. Либби не обратила на него внимания.

— Но студентов контролирует Иштар, а ее не контролирует никто. Двадцать лет Иштар искала такой клон, который выглядел бы как человек, но не был бы человеком. У которого были бы настолько недоразвиты лобные доли, что он не обладал бы сознанием и мог вести только растительное существование. Она говорила, что ее студенты невольно предоставили ей десятки клонов на выбор. Как правило, они вскоре погибали, или вырастали непохожими на человека, или имели какой-нибудь другой дефект и потому ей не подходили. Но несколько лет назад она добилась успеха. Могу подтвердить, что это существо на соответствующей стадии ускоренного развития было похоже на Лаз и Лор, а позже, когда оно два года назад умерло, было похоже на более ранний вариант — на одну сморщенную седую старушку.

— Что? А как же «свежий труп»?

— Его мгновенно заморозили. И могу подтвердить кое-что еще. Друзья, когда я превратилась в женщину, у меня появился интерес к биологии, которого не было раньше, когда я была мужчиной. Я преподаю математику, но в то же время работаю математиком в клинике и немного изучила биологию человека. Когда я говорю, что этот дефектный клон никогда не был живым в подлинном смысле слова, я утверждаю это как специалист по математической биологии, ежедневно видевший данные его мониторинга. У него всегда приходилось искусственно поддерживать обмен веществ, постоянно следить за всеми параметрами. Удивительно, как вообще Иштар смогла сохранить ему жизнь до тех пор, когда он стал внешне стареть. Но Иштар большой мастер. — И Либби добавила: — Дело не только в том, что Лазарусу было бы трудно об этом рассказывать, он и не смог бы рассказать толком, ведь Иштар не разрешила ему видеть этот дефектный клон или какие-нибудь материалы, которые его касаются.

— Упрямая женщина, — сказал Лазарус, — Я бы сразу мог сказать Иш, достаточно ли эта штука похожа на мою мать, чтобы от нее была польза. Но вместо этого мне приходится полагаться на мнение людей, которые мою мать и в глаза не видали. Хильда, у моей старшей жены характер не лучше вашего, и по ее виду этого тоже никак не скажешь.

— Да? Интересно будет посмотреть, что будет, когда я стану вашей младшей женой, — вызывающе заметила Шельма.

— А вы собираетесь стать моей младшей женой? — Лазарус круто повернулся и взглянул на ее мужа. — Джейк?

— Не думаю, чтобы я имел здесь право голоса, — не задумываясь ответил мой брат по крови.

— Я автоматически стану вашей младшей женой, если нам проложат стать членами семейства Лонг, а это не мешает сделать, черт возьми, если нам все удастся! — возмущенно сказала Шельма.

— Минутку, — вмешался я. — Если нам предложат стать членами семейства Лонг — а до этого, на мой взгляд, еще ох как далеко, — то младшей станет Дити. А не ты, старая лошадь.

— Пусть Шельма будет младшей, если ей хочется. Я не возражаю.

— Дити, ты это серьезно? — спросил я, — Я только что попытался намекнуть твоей мачехе, что навязываться в члены семьи не принято.

— Я не навязываюсь, Зебадия, — ответила моя жена. — Я хочу, чтобы мы оставались на Терциусе по крайней мере до тех пор, пока не родим, и, может быть, обосновались там; это как будто довольно приятное место, и там не должно быть Черных Шляп — у них нет запрета на наготу. Но это вовсе не значит, что Лонги должны с нами нянчиться.

— Я намерена выдвинуть ваши кандидатуры, Зебадия, — сказала Либби. — Всех четверых. И надеюсь, что все вы согласитесь. Но, Дити, двойняшка моя, ты знаешь, что я задумала? С твоим отцом.

— Знаю. И очень этому рада.

— Пусть это услышит твой муж. Дити, у меня в каждой клетке все еще сидит по Y-хромосоме, хоть они и инактивированы гормонами настолько, что я их не ощущаю. Мы с тобой тоже могли бы попробовать произвести маленького гениального математика.

— Ого! А кто из нас будет работать членом?

— Иштар. Она сделает так, что ни ты, ни я не будем мате-рью-носительницей. Но любая из моих сестер-жен, кто не будет беременна, предоставит для этого место у себя в матке. Или матерью-носительницей станет какая-нибудь посторонняя женщина, которой мы никогда и не увидим, и приемные родители ребенка тоже будут незнакомые люди — все это устроит Иштар, она всегда просматривает все генетические карты, прежде чем что-нибудь предпринять.

— Зебадия?

Я без колебаний ответил:

— Решать тебе, милая. Я за, в этом есть смысл. Только не теряй ребенка из виду. Элизабет, я хочу досрочно усыновить этого ребенка. Хм-м-м… Искусственника? Впрочем, сейчас детское питание, наверное, получше. Не здесь-сейчас, а на Терциусе там-тогда сейчас.

— Искусственника? Что ты, так уже не делают. Ребенка надо кормить грудью. Но в семействе Лонг грудного молока обычно хватает с избытком. Когда я кормлю, у меня всегда молока больше, чем надо; я оказалась прекрасной дойной коровой, несмотря на эту лишнюю хромосому. Но пусть Дити выкормит нашего ребенка, если хочет: чтобы вызвать лактацию у женщины без родов, сегодня — в терцианском «сегодня» — нужно всего лишь небольшое биохимическое вмешательство. Профессиональные детские сестры делают это постоянно — они и выбрали такую профессию потому, что любят маленьких детишек, но по какой-нибудь причине не могут иметь их сами.

— Звучит неплохо.

(Вот что звучало лучше всего: маленькая копия Дити — прекрасная мысль, но маленькая копия Дити, которая в то же время и маленькая копия Либби, — это прекрасно в квадрате. В кубе!)

— Раз уж об этом зашла речь и тут все свои, — Джейкоб, почему бы не соорудить третьего математика-супергения, скрестив тебя с твоей дочерью?

Когда Элизабет взорвала эту бомбу, я смотрел на свою жену, предаваясь мечтам о маленькой Дити-Либби, — и увидел, как лицо Дити мгновенно стало пустым. Не то чтобы на нем появилось какое-то неприятное выражение, — нет, оно стало вообще без всякого выражения, как будто Дити закрыла дверь, пока не соберется с мыслями.

Я посмотрел на Джейка как раз в тот момент, когда удивление на его лице сменилось возмущением.

— Но ЭТО…

— Кровосмешение? — подсказала Либби. — Нет, Джейкоб, кровосмешение — понятие социальное. Меня не касается, будешь ты спать со своей дочерью или нет. Я говорю о генах — о другом способе сохранить гениальные математические способности. Иштар самым тщательным образом просмотрит твои генетические карты и прибегнет к хромосомной хирургии, если увидит хоть малейшую возможность удвоения или дефектной аллели. Но вы и Дити сможете видеться с Иштар в разные дни и вообще не знать, чем это кончится. Ваши гены — не ваша собственность, они достояние вашей расы. А здесь представляется случай вернуть их вашей расе, удвоив ваши таланты, и никому не надо будет ради этого чем-нибудь жертвовать. Подумай об этом.

Джейк посмотрел на меня, потом на свою дочь.

— Дити?

Лицо ее по-прежнему оставалось лишенным всякого выражения, и таким же невыразительным был голос, обращенный ко мне:

— Зебадия, это, безусловно, должны решать вы с Джейкобом.

По-моему, никто кроме Шельмы не заметил, что она не сказала «с папой».

И тут же Дити добавила совсем другим тоном:

— Дело прежде всего! Спасение Морин. Вы застряли в колее временной последовательности. Ах да, и еще второстепенная проблема — как оба раза уберечься от «Доры» и от ракеты. Это не проблема.

(До меня наконец дошло.)

— Но, Дити, — возразил Лазарус, — я обещал Доре, что она никогда больше не окажется где-нибудь поблизости от Альбукерке.

Дити вздохнула.

— Либ?

— Кадры со сто тринадцатого по семьсот семьдесят второй, потом с семьсот семьдесят третьего по тысяча второй?