— Разумно, — согласился мой муж. — Играть в русскую рулетку как-то не хочется. Джейк, ты хотя бы представляешь себе, какие именно возможности ты отсек?

— Прекрасно представляю, Зеб. Число вселенных, доступных нам на этой оси, сокращается с шести в степени шесть в шестой степени до всего-навсего шести в шестой степени. Сорок шесть тысяч шестьсот пятьдесят шесть.

— Ха-ха! Всего-то.

— По-моему, я не сказал ничего смешного, Зеб.

— Джейк, я смеюсь не над тобой, а над собой. Я-то думал, мне предстоит исследовать новые вселенные целую вечность, а оказывается, их всего каких-то там сорок шесть тысяч. Допустим, мне осталось на эту работу еще полвека. Если я не буду ни есть, ни спать, ни играть с котятами, а только обследовать вселенные, то сколько времени я смогу провести в каждой из них?

— Примерно девять часов двадцать минут на каждую, — сказала я. — Если точно, то девять часов двадцать три минуты тридцать восемь целых семьсот двадцать две тысячных секунды плюс.

— Давай уж точно, Дити, — очень серьезно сказал Зебадия. — Если мы будем задерживаться в каждой вселенной на одну минуту, то оставим без обследования почти сто вселенных.

Я начала втягиваться в игру.

— Значит, надо действовать быстрее. Если мы очень постараемся, то сможем обследовать три вселенные в день в течение пятидесяти лет — один из нас на вахте, другой в резерве, остальные двое на отдыхе, и еще останется время на текущий ремонт оборудования плюс несколько часов в увольнении, раз в год. Если будем спешить.

— Нельзя терять ни секунды! — воскликнул Зебадия. — Все по местам! Приготовиться к взлету! Живо!

Я никак не ожидала такого поворота дела, но поспешила занять свое место. Тетя Хильда после секундного замешательства поступила так же, но, затягивая на себе ремни, горестно возопила:

— Капитан! Неужели мы улетаем с Барсума? Неужели?

— Прошу сохранять спокойствие. Ая Плутишка, закрыть дверцы! Пристегнуть ремни и доложить. Второму пилоту проверить герметичность дверцы по правому борту.

— Ремни пристегнуты, — доложила я без выражения.

— Мои тоже. Ох, Боже мой!

— Второй пилот, в мелком масштабе — по оси h вверх — минимальное смещение.

— Установлено, капитан.

— Выполняйте.

Снаружи нас окружало темное небо, земля виднелась далеко внизу.

— Ровно десять километров, — одобрительно сказал мой муж. — Астронавигатору приступить к проверке новой программы. Офицер по науке, наблюдайте.

— Есть, сэр. АЯ ПЛУТИШКА — НАЗАД!

Мы снова находились на земле, там же, где и прежде.

— Офицер по науке, докладывайте, — приказал Зебадия.

— Что докладывать? — потребовала разъяснений тетя Хильда.

— Мы испытали новую программу. Прошла ли она испытание?

— Так… Мы вернулись на прежнее место. В невесомости мы находились секунд десять. По-моему, испытание прошло удачно. Но только…

— Что «только»?

— Капитан Зебби, ты самый гнусный на Земле специалист по розыгрышам! И не только на Земле, на Барсуме тоже. Значит, это все-таки ты вывалил фруктовое желе ко мне в бассейн!

— Я тогда был в Африке.

— Значит, ты это подстроил!

— Хильда, помилуй! Я не говорил, что мы улетаем с Бар-сума. Я сказал, что нельзя терять ни секунды. Нам еще столько всего нужно обследовать. Вот мы и не теряем.

— Ну хорошо, а мои шмотки? Все висело на правом крыле. И где, спрашивается, они теперь? Болтаются в стратосфере? А где приземляться? Все, они пропали.

— Я думал, ты предпочитаешь одеваться по-барсумиански?

— Да, но только по собственной воле, а не по чужой! Кроме того, они Дитины, она просто дала их мне поносить.

Я потрепала ее по руке.

— На этот счет не волнуйся, тетя Хильда. Я тебе дам еще. Вернее, подарю. — Несколько мгновений я раздумывала, потом твердо сказала: — Зебадия, ты должен извиниться перед тетей Хильдой.

— Ах ты. Боже мой… Шельма! Шельма, милая…

— Что, Зебби?

— Прости меня, я не хотел создавать у тебя впечатление, что мы улетаем с Барсума. Я куплю тебе новые вещи, на твой размер. Мы быстренько смотаемся назад на Землю…

— Нет уж, Боже упаси! Там пришельцы. Я их боюсь.

— Я тоже. Я не договорил: на Землю-без-буквы-J. Она так похожа на нашу, что, может быть, там в ходу американские деньги. А если нет, то у меня есть золото. Или на что-нибудь выменяем. Ради тебя, Шельма, я пойду на воровство. Мы отправимся в Феникс-без-буквы-J — завтра же — сегодня мы будем осматривать эту планету — твою планету — и мы будем на твоей планете столько, сколько ты захочешь. Достаточно ли этого? Или мне еще сознаться в том, что я вывалил желе к тебе в бассейн — хотя я не вываливал?

— Ты правда не вываливал?

— Честное слово.

— Ну ладно. Вообще-то это было забавно. Интересно, кто же тогда, если не ты? Может, пришельцы?

— У них розыгрыши погрубее. Шельма, милая, я не единственный фокусник в твоем цирке. Далеко не единственный.

— Кто его знает. Ну ладно, Зебби: поцелуй Шельму, и помиримся.

На земле, под правым крылом, мы обнаружили нашу одежду, а под левым — вещи наших мужей. Зебадия озадаченно посмотрел на них.

— Джейк! Хильда, кажется, была права. Я как-то совсем забыл, что это барахло висело у нас на крыльях.

— Так как ты объяснишь, что с ним произошло, сын?

— Не знаю, что и думать.

— Я тоже не понимаю, милый, — вставила тетя Хильда.

— А ты, дочь? — спросил папа.

— По-моему, я понимаю… но лучше помолчу.

— Зеб, машина ведь не двигалась. Вместо этого…

— Как не двигалась? — перебила тетя Хильда. — Джейкоб, разве мы не взлетали вверх? Мы же были там — пять минут назад.

— Да, радость моя. Но мы попали туда не двигаясь. Движение есть нечто вполне определенное: последовательная смена местоположений, длящаяся некоторое время. Но тут ничего не длилось. Мы не занимали последовательные положения между здесь-тогда и там-тогда.

— Не понимаю, — покачала головой тетя Хильда. — Мы же — вж-ж-жик! — взлетели в небо, потом — вж-ж-жик! — сели туда, откуда взлетели.

— Дорогая моя, не было никакого «вж-ж-жик»! Дити, объясни.

— Не знаю, сумею ли… Не уверена, что для этого существуют обозначения. Тетя Хильда… Зебадия… Речь идет о прерывности. Понимаете, машина…

— А! Понял, — сказал Зебадия.

— А я нет, — упорствовала тетя Хильда.

— Вот смотри, Шельма, — сказал мой муж. — Машина тут. Дзынь! — она исчезает. Наша одежда падает на землю. Через десять секунд — хлоп! — мы снова там же, откуда исчезли. Но наши шмотки уже на земле. Теперь понятно?

— Кажется — кажется, да. Понятно.

— Рад, что тебе понятно. Потому что мне совершенно непонятно. Для меня это волшебство.

— Волшебство, — заявила я, — это символ для любого непонятного процесса.

— Вот и я говорю, Дити: волшебство. Джейк, а если бы машина находилась в закрытом помещении? Что-нибудь изменилось бы?

— Как сказать… Это беспокоило меня в первый раз, когда мы с Дити совершили смещение на Землю-без-буквы-J. Я тогда специально вывел нашу машину из гаража. Но, как мне кажется теперь, важно не то, что здесь, а то, что в пункте назначения. Там должно быть пусто — по-моему. Но проверять это экспериментально я бы не стал: страшновато.

— А интересно было бы. Запустить беспилотную машину. Вывести на цель, которую не жалко. Небольшой астероид. Что получится — беби-солнце?

— Не знаю, Зеб. К тому же лишнего оборудования для таких целей у меня нет. Этот аппарат я строил три года.

— Ну, подождем еще несколько лет. Да, Джейк… воздух тоже имеет массу.

— Это тоже меня тревожило. Но ведь всякая масса, кроме вырожденной, представляет собой в основном пустое пространство. Воздух — я имею в виду воздух на Земле на уровне моря — имеет плотность примерно в тысячу раз меньшую, чем человеческое тело. Тело — это в основном вода, а вода охотно принимает в себя воздух. Не стану утверждать, что никакого эффекта нет вообще: дважды мне казалось, что при смещении или вращении у меня повышается температура, но это могло быть и просто от волнения. У кого были неприятные ощущения?