— Дити, каково расстояние до горизонта?

— …семнадцать — приблизительно двести пятьдесят километров — двадцать…

Я мягко положил руки на штурвал:

— Лапочка, в первый раз слышу, как ты употребляешь слово «приблизительно».

— …двадцать четыре — данные же неполные! — двадцать шесть…

— Можешь прекратить отсчет: я почувствовал воздух. — Крылья лучше пусть будут выдвинуты полностью, подумал я, очень может быть, что мы захотим задержаться здесь подольше. — Неполные данные?

— Зебадия, расстояние все время менялось, к тому же ты заставил меня считать секунды. Дальность горизонта при высоте десять километров должна составлять двести семьдесят километров с точностью до одного процента. Это считая, что планета строго сферична и что она ничем не отличается от Марса в нашей Вселенной — между тем и то и другое неверно. Не учитываются последствия рефракции, с ними и у нас сложно, а здесь я просто ничего про это не знаю. Я подошла к делу чисто геометрически: тангенс угла четыре градуса тридцать семь минут…

— Четыре с половиной градуса? Откуда ты взяла эту цифру?

— Ох! Прости, милый, я опустила примерно шесть промежуточных шагов. На Земле одна морская миля соответствует одной угловой минуте, так?

— Да. Если не считать незначительных оговорок. При работе с секстантом, счислении пути, на карте — миля равна минуте, минута миле. Так проще. А то пришлось бы считать, что в минуте тысяча восемьсот пятьдесят три метра, это затруднило бы расчеты.

— Один-восемь-пять-три запятая один-восемь-семь-семь-ноль-пять плюс, — уточнила она. — Очень затруднило бы. Лучше не переводить в метрические единицы до последнего шага. Но, Зебадия, здесь соотношение проще. Одна угловая минута равна одному километру, разницей можно пренебречь. Ну так вот, я приняла высоту за десять километров, вычислила арксинус, применила формулу для половинного угла и получила четыре градуса тридцать семь минут, или двести семьдесят семь километров, до теоретического горизонта. Понял?

— Я все понял, кроме одного: где ты прячешь в своем тренировочном костюме тригонометрические таблицы. Я-то прячу их в головке у Аи, она мне все и решает… — Так, теперь можно было тихонько пойти на снижение — только осторожно.

— Знаешь, я обошлась без таблиц. Я вычисляла, но простым способом: неперовские логарифмы и углы в радианах, потом перевела в градусы, чтобы удобнее было указывать дальность в километрах.

— Это, по-твоему, простой способ?

— Для меня да, сэр!

— Все равно нечего нос задирать. Я же тебе объяснил, что тебя любят не за ум, а за тело. Люди-компьютеры, которых показывают в цирке, по большей части уроды уродами и, кроме своего единственного фокуса, ничего больше не умеют. А ты к тому же еще и вполне адекватно готовишь.

Ответом мне послужило ледяное молчание. Я продолжал наклонять машину книзу.

— Пора браться за бинокль, Джейк.

— Есть, сэр. Капитан, считаю своим долгом дать вам совет. Этой последней репликой вы поставили свою жизнь под угрозу.

— То есть что же, по-твоему, Дити неадекватно готовит? Ну знаешь, Джейк!

— Она потрясающе готовит! — вмешалась Хильда.

— Я знаю, Шельма — но не хочу так говорить в присутствии Аи: она-то готовить не умеет. И еще кое-что она не умеет, а Дити это очень хорошо удается. Джейк, там внизу поселение.

_ Что-то вроде. Село с одной церковью.

— Есть там орнитоптеры, не видишь? Вообще что-либо опасное?

— Смотря что считать опасным. Ты разбираешься в церковной архитектуре?

— Джейк, сейчас не время для разговоров о культуре и искусстве.

— Я обязан подавать советы, сэр. У этого храма есть башни, нечто вроде минаретов, и увенчаны они луковицами.

— Русская православная церковь!

Это произнесла Хильда. Я не сказал ничего. Я выровнял Аю, переведя ее в горизонтальный полет, направил ее вдоль канала — по течению, как мне представлялось, и рявкнул:

— АЯ, РАЗВЕДКА!

Канал был по-прежнему виден, он находился почти под нами и тянулся за горизонт. Мы шли параллельно ему.

— АЯ, РАЗВЕДКА!

— Кто-нибудь видит то поселение, которое было почти точно впереди по курсу перед этим последним перемещением? Докладывайте.

— Капитан Зебби, оно теперь гораздо ближе, только с другой стороны.

— Жаль, мне не видно. Джейк не прозрачный.

— Капитан, я вижу город — довольно большой — примерно в сорока пяти градусах к нашему курсу по правому борту, с твоего места он не виден.

— Если в сорока пяти градусах, то одно минимальное перемещение в этом направлении — и мы окажемся как раз над ним.

— Капитан, не советую этого делать, — сказал Джейк.

— Основания?

— Это большой город — возможно, хорошо обороняемый. Их орнитоптеры на вид неуклюжи и неэффективны, но следует предполагать, что у них есть космические корабли ничуть не хуже наших, иначе здесь не было бы царской колонии. Но в таком случае они располагают и боевыми ракетами. Или совершенно неизвестным нам оружием. По-моему, лучше высматривать луковки издали и держаться от них подальше. И вообще нигде не задерживаться подолгу — мне как-то боязно.

— Мне нет, — сказал я. Шестое чувство меня пока не беспокоило. — Но поставь верньеры на минимальное перемещение по оси I, затем выполняй по своей инициативе. Не будем делать из себя толстую неповоротливую мишень.

— Один минимум, ось I — настройка завершена!

Внезапно я почувствовал, что мой ангел-хранитель толкает меня в бок.

— Выполняй!

Я понял, что перемещение совершилось, главным образом по тому, что Ая ожила у меня под руками — села на воздух. Я направил ее носом вниз, чтобы обеспечить скорость для маневра без включения двигателя, потом развернулся — и рявкнул:

— АЯ, ПРЫГ!

Я успел увидеть все, что хотел увидеть: расширяющееся облако. Атомное? Кажется, нет. Смертельное? Выясняйте сами: с меня было достаточно.

Я приказал Ае прыгнуть еще три раза, и мы оказались почти в пятидесяти километрах над землей. Потом я ненадолго включил двигатель, чтобы слегка наклонить ее вниз.

— Джейк, возьми бинокль и выясни, далеко ли тянется эта долина, вся ли она возделана, есть ли на ней еще поселения. Снижаться на такое расстояние, с которого видны луковки, мы не будем. В нас только что стреляли. По-моему, это некрасиво. Непристойно. Непростительно. Или я не прав? Офицер по науке, каким словом вы бы это определили?

— «Ньекультурно».

— A-а, это словечко я помню! Русские от него зеленеют. Что оно значит, а? И откуда ты его знаешь, Шельма?

— Значит именно то, что в нем слышится: отсутствие культуры. Я знаю не только это словечко, капитан Зебби, — я знаю русский язык.

Я был потрясен.

— Почему же ты об этом не сказала?

— Ты не спрашивал.

— Шельма, если бы ты вела переговоры, то, может быть, все обошлось бы спокойно.

— Зебби, неужели ты правда в это веришь? Он называл тебя шпионом и всячески поносил, еще пока беседа велась по-французски. Мне показалось, будет лучше, если они будут считать, что никто из нас по-русски не понимает. А вдруг они случайно о чем-нибудь проговорились бы?

— А они проговорились?

— Нет. Полковник наставлял своего пилота, как быть высокомерным. Потом он велел им остановиться — по-французски, и больше по-русски не прозвучало ни слова, кроме междометий, Зебби, вот они сейчас нас обстреляли: как ты думаешь, воздержались бы они от этой акции, если бы знали, что я говорю на их языке?

— М-м-м… Шельма, с тобой нет никакого смысла спорить, ты всегда права. Я собираюсь предложить тебя в капитаны.

— О нет!

— О да. Второй пилот, предлагаю считать, что все находящееся по эту сторону холмов и тяготеющее к этому каналу представляет собой Новую Россию и что почетным англичанам, то есть нам, находиться здесь небезопасно. Предлагаю заняться поисками британской колонии. Там, конечно, тоже могут отнестись к нам неприветливо. Но британцы соблюдают протокол: у нас хоть будет возможность высказаться. Возможно, они нас повесят, но сначала будут судить — по всем правилам, с париками, мантиями, допросом свидетелей и адвокатом, который будет нас защищать, — Я запнулся. — Одна неприятная деталь. Помните, полковник Кто-то-тамский сказал, что никаких Соединенных Штатов Америки не существует, и у меня сложилось впечатление, что он действительно так считает.