— Человека убил, — недовольно шикнул мне со спины Старшинов.

— Не сочиняй, советские хоккеисты ещё и не такое выдерживали, — я подъехал к игроку команды гостей, снял крагу и стал нащупывать пульс на шее.

— Убери, б…ь, грабли, — прохрипел, лежащий на льду, защитник «Спартака» Мигунько, открыв глаза.

— Если матерится, значит — жить будет, — грустно улыбнулся я, так как тоже перепугался.

Не знаю почему, но этот жесткий игровой момент, меня так выбил из колеи, что я несколько смен провел, стараясь действовать как можно осторожней. На скамейке запасных больше не покрикивал и не подбадривал партнёров. В итоге за это и поплатился.

Ближе к концу первого периода, вместо того чтобы принять на корпус Старшинова, против которого я продолжал действовать, в последний момент притормозил и Вячеслав отдал красивую разрезающую передачу на ход Климову. Даже наша пара защитников немного опешила от моей показной корректности. И Константин Климов вышел один на один и сравнял счёт.

— У-у-у! — Разочарованно выдохнул весь стадион.

— Ты чего скис? — Спросил меня в подтрибунном помещении капитан команды Мишин, когда мы шли в раздевалку. — Ты же Мигунько не со зла, не исподтишка клюшкой ткнул в одно место. Проснись…

— Да, осознал я, — поднял я руки вверх, якобы сдаюсь. — Сейчас чайку нашего грузинского выпью, сразу злость проснётся, за то, что даже чая нормального в магазинах нет.

В раздевалке я ещё раз повинился в пропущенной шайбе, без которых хоккея не бывает, и похвалил всю команду за самоотдачу.

— Я понимаю, вы меня за последние дни возненавидели, — я снова встал у доски с фишками. — И оплеухи я раздавал, и клюшкой пониже спины шлёпал. Но ловушечка наша работает. Во втором периоде дожмём «Спартак»!

— А я не согласный, — высказался с места Свистухин, автор первого забитого гола в сезоне. — Что это за методы? Чуть что сразу подзатыльник.

— Свистуха не гундось, ты ещё детский сад вспомни, где тебя в угол ставили, — пророкотал вратарь Коноваленко. — Забить надо ещё мужики, нам эта победа ой как нужна, сами понимаете для кого.

Во втором периоде дела у команды пошли ещё лучше. «Спартак» просто терялся, сталкиваясь с ловушкой в средней зоне. А мы наоборот, много бросали и буквально сидели на воротах Виктора Криволапова. Трибуны в ожидании, что сейчас вот-вот будет гол, затянули любимую кричалку всего Советского союза, которую иногда болельщики использовали и на футбольных матчах:

— Шайбу! Шайбу!

Однако ловушекча в это раз не сработала. Затолканный мной к левому борту Зимин успел отыграть шайбу назад на защитника Паладьева, который в касание перевёл в центр на Славу Старшинова. И тут уж я не подкачал. Дал так в корпус ветерана в момент получения им шайбы, что Вячеслав отлетел метра на четыре. Но и я потерял скорость, поэтому пропихнул шайбу на Ковина.

Володя свободно ворвался в зону атаки, сделал ложный замах, уложив защитника «Спартака» на лёд, и проехав ещё дальше, резким пасом на другой край вывел на пустой угол Сашку Скворцова. Скворец замахнулся, уронил этой обманкой всех, кто бросился блокировать этот бросок и выкатил по центру мне. А я, без лишних Гамлетовских терзаний, загнал шайбу в уже пустые ворота.

— Го-о-ол! — Задрожали от долгожданной радости трибуны, и даже кое-кто подбросил вверх шляпы, тёплые кепки и даже зимние не по тёплой погоде шапки.

Я поднял правой рукой клюшку вверх и медленно, получая поздравления от партнёров по звену, прокатился вдоль трибун. А когда почти десять тысяч стали скандировать: «Тафгай! Тафгай!», я чуть не прослезился. «Первая пошла», — подумал я о первой забитой мной шайбе в чемпионате СССР.

На скамейке запасных я вновь принялся подбадривать и подсказывать что-то одноклубникам на льду. Наверное, это было пустое, так как в пылу борьбы обычно ничего не слышно, но мало ли, а вдруг!

— Фёдоров, играй в тело! — Кричал я, облокачиваясь на бортик. — Астафьев шайбу после отберёт! Свистухин, куда попёр?! Кто ловушку закрывать будет я или Герберт Уэллс?! Какой в жопу Уэллс? Машино временной вот какой!

— Иван, — вдруг услышал я за спиной голос и.о. главного тренера Игоря Чистовского, который весь первый период простоял как памятник нерукотворный. — Ваша смена.

— Вот и правильно Борисыч, — улыбнулся я. — Не дело это запасному вратарю следить за сменами. На тренировке поругались, здесь померимся. Кова, Скворец за мной! — Я подмигнул своим партнёрам по тройке нападения. — Сейчас ещё одну банку отгрузим.

На волне успеха, и всеобщего эмоционального подъёма работяг со всего Автозавода, нам даже не потребовалась ловушка в средней зоне. Мы сразу же завладели шайбой и заперли вторую спартаковскую пятёрку в зоне атаки. Почти минуту гоняли шайбу туда и сюда, пока уставший и разозлённый Женя Зимин не уронил Сашку Скворцова, поставив тому подножку.

— Зима, мать твою! А головой подумать?! — Крикнул от борта тренер спартаковцев Юрий Баулин.

«Ну, что Юрий Николаевич, сейчас вам будет второй сюрприз», — расплывшись в улыбке, подумал я, проезжая мимо наставника «Спартака». Он же, судя по выражению, готов был меня как максимум испепелить, и как минимум отвести к прокурору.

— Кто пойдёт на розыгрыш лишнего? — Спросил на скамейке запасных не то меня, не то капитана команды Мишина, не то вообще всех, Боря Чистовский.

— Спокойно Борисыч, — заулыбался Лёша Мишин. — У нас все ходы давно прописаны.

И без прочих ненужных слов реализовывать большинство поехали: тройка Мишин — Федотов — Фролов, защитник Астафьев и я. Вбрасывание, после того как я поборолся на точке, осталась за нами. Расположились мы в классический «конверт», где Саша Федотов стал его центром, а я притаился у правой штанги, периодически по ситуации залезая на пятак, раздавая и получая там тумаки. Хорошо когда есть домашняя заготовка, и все игроки работают на автомате, перекатывая шайбу с края на край. И плохо, когда против неожиданной новинки приходится действовать впервые, примерно это читалось на лице у тренера «Спартака».

— Лёша! Лёша! — Закричал я, стуча по льду клюшкой, это означало, что минута в большинстве прошла и пора переходить к операции «Багратион», то есть к забиванию шайбы в сетку.

Я снова залез на пятак, где Кузьмин с Паладьевым, лучшая спартаковская пара защитников, уже по мне «заскучала». Мишин отдал пас на нашего защитника Астафьева, то в касание на другой край Фролову, и наконец бросок, подставление и шайба, чиркнув штагу улетела в левое закругление, где первым оказался Мишин. «Круговорот шайбы в зоне атаки», — зло улыбнулся я, двинув сначала Паладьеву, а затем Кузьмину.

— Уберите «тридцатку» с пятака! — Почуяв, что «запахло жареным», заблажил Баулин. — Кузьма двинь ему как следует!

«Да двинул он уже как следует, и получил тоже», — подумал я, закрывая своей задницей обзор вратарю. И тут же просунул клюшку под бросок защитника Вовки Астафьева. И… Трибуны подозрительно замерли и вдруг резко грохнули охрипшими заводскими глотками:

— Го-о-ол!

— Да! — Заорал я и попал в объятья партнёров по команде.

В раздевалке, перед третьим периодом к доске с фишками вышел Николай Свистухин, герой первого периода:

— На третий игровой отрезок план игры такой, — начал он по-деловому. — Замотать «Спартак», задавить козырями, зашаховать и заматовать всеми имеющимися фигурами. Играть только в зоне атаки! Вся команда только вперёд!

— Выпей Коля чаю, он успокаивает, — предложил исполняющий обязанности тренера Чистовский. — В третьем периоде действовать нужно предельно осторожно.

— В третьем периоде играть нужно так, как и играли, — встал я, вытерев полотенцем заливающий глаза пот. — Будем осторожничать — плохо. Полезем с «шашками наголо» — тоже плохо.

— А если попробовать? — Брякнул Коля Свистухин, чем вызвал гогот всей команды, шапкозакидательское настроение которых мне явно не понравилось.

За две минуты до конца игры меня просто распирало от злости! В третьем периоде внезапно тренер «Спартака» переставил Зимина к Шадрину и Якушеву. И эта тройка за минуту сравняла счёт 3: 3, переиграв в своём микро-матче звено Свистухина, который позабыл, что их дело разрушать игру спартаковских лидеров, а не забивать. Пока опомнились, пока я отвесил затрещину «другу» Коле, приведя его в чувство реальности, момент был упущен. И сейчас, когда время таяло как мороженое, оставленное на солнцепёке, нужно было что-то сочинить.