Всё равно стоило признать, что задача с переводом паренька из одного «Торпедо» в другое решилась очень быстро. А всё благодаря хорошим экономическим и дружеским связям между Горьким и Усть-Каменогорском. Да ещё сам Сева Бобров поговорил по телефону с Борей Александровым, что тоже ускорило процесс. Всё-таки хоккейный мир очень тесен, где авторитет Боброва находится на высочайшем уровне.

— Будешь? — Я предложил Львовичу один бутерброд с сыром из буфета, что круглосуточно работал в аэропорту. — Не хочешь? — Переспросил я начальника команды, стоявшего с «кислым лицом» напротив меня за столом на длинной стальной ножке. — Обижаешься что ли?

— Ты не представляешь, что я пережил, делая тебе водительское удостоверение? — Пожаловался на свою нелёгкую долю Иосиф Львович.

— Когда ты имеешь неограниченное число автозапчастей от «Волги», проблем в СССР быть не должно, — я в один укус смял уже пятый бутерброд с сыром.

— А у человека, от которого зависели твои права автомобиль «Москвич», что он взял по совету друзей, — недовольно бросил мне лицо Шапиро и внаглую, не спросясь моего разрешения выпил мой чай.

— Это потому что друзья плохое посоветовать — могут, — хмыкнул я и посмотрел на часы. — Нужно быть «безбашенным» как Джордано Бруно, чтобы живя в Горьком ездить на «Москвиче». Давай Львович мы поступим так, в наказание, за твои душевные тревоги, ты мне поможешь до Нового года заочно поступить в институт. А там, в институте, злые преподаватели будут за прогулы и за врождённую бестолковость надо мной издеваться и ставить одни неуды. В общем, отмстят за тебя горемычного. Правда, отличная идея?

От такого предложения начальник команды сначала дёрнулся всем телом, а затем его левый глаз очень быстро в нервном тике замигал.

— Это же не законно? — Пролепетал он. — У тебя же образование всего семь, то есть восемьклассов.

— Отстаёшь от жизни «отец», — я проглотил последний бутерброд. — Вчера отстрелялся за десятилетку. Представляешь, прихожу на экзамен, весь на измене, на нервах, кулаки чешутся, не знаю ведь ни хрена. Ну, думаю всё, сейчас покажет мне вредный проверяющий из ГОРОНО, как шведы в тринадцатом веке на Чудском озере в хоккей играли. Захожу, а там новый мужик из министерства, того первого куда-то в другую северную область отправили проверками заниматься. А этот оказывается преданный болельщик «Торпедо», и он с порога сразу же задаёт вопрос: «Как тринадцатого сыграете с «Химиком» из Воскресенска». А я ему: «Хорошо». А он: «Предлагаю товарищу Тафгаеву поставить за все предметы за десятый класс, оценку четыре».

— Что ж ты не сказал — отлично? — наконец-то хитро улыбнулся Иосиф Львович.

— Дурак был, исправлюсь, — хохотнул я.

Вдруг в помещение аэровокзала приятный женский дикторский голос сообщил, что совершил посадку самолёт Омск — Горький. И мы с начальником поспешили в тот отсек, где толкался народ, встречающий пассажиров.

— Где он там? — Подёргал меня за рукав плаща Шапиро.

— Вон вижу абалдуя, шлындает, — ответил я, высоко вытягивая голову из толпы. — Наверняка что-нибудь учудил, вот и опоздал на день.

— Так может если он такой-сякой, то не стоило его вызванивать? — Забеспокоился начальник команды, которому часто приходилось разгребать за хоккеистами их житейские косяки.

— Пока он молодой его можно если не перевоспитать, то немного поставить мозги на место, — сказал я и подумал, что может быть Шапиро и прав, и хлебну я из-за этого пацана в ближайшее время вдоволь.

— Ты что ль Александров? — Улыбнулся Иосиф Львович, увидев перед собой не монстра, которого я описал, а обыкновенного студента ПТУ с симпатичной открытой улыбкой, пусть и коренастого, но невысокого.

— Здрасте, — поздоровался паренёк, у которого красовался фингал под левым глазом.

Одет он был в простенькие брюки, ботиночки отечественного производства, чёрный ручной вязки свитер и серая болоньевая куртка длинной по самую «погремушку».

— Вещи, наверное, надо получить? — Спросил Шапиро.

— У меня всё с собой, — улыбнулся Боря Александров, показав небольшую сумку в руках.

— Это хорошо, — заметил я, а то в мою «Победу», ни хрена ничего не влазит, — это я уже сказал начальнику команды и протянул ладонь для рукопожатия Борису. Потом я сжал его руку так, чтобы лицо паренька покраснело от натуги. — В хорошую команду ты попал, малыш. Работаем сейчас по новой бразильской системе. Все тренировки фулл-контакт с железными клюшками и со свинцовыми крюками. Кравища по льду льётся рекой, уже трое парней из команды в больнице лежат с переломами разной тяжести. Тебе понравится, — прокашлялся я и повёл своих спутников в машину. — А вчера я одного так в борт впечатал, что у него позвоночник в двух местах треснул. Мы и тебе вторую группы инвалидности сделаем. Не переживай, домой вернёшься с почётной грамотой и в кресле каталке.

Александров вдруг резко остановился и попытался дать дёру, но я его вовремя перехватил за шиворот и притормозил так, что парень растянулся на асфальте.

— Тафгаев! Прекрати! — Взвизгнул Шапиро. — Вы, молодой человек на него не обращайте внимания. Он у нас известный шутник. Например, сегодня на базе в шесть утра с криками: «Спасайся, кто может, землетрясение!» всю команду выгнал на улицу. Даже Сева Бобров в одних трусах выскочил, спросонья не разобравшись. И это в октябре при нулевой температуре!

— Я не виноват, что на утреннюю пробежку никто выходить не хотел, — усмехнулся я, вспоминая растерянно-злое лицо главного тренера.

— Весело, — согласился Александров и мы на моём древнем драндулете, который выжимал максимум семьдесят километров в час покатили на базу «Зелёный город».

«Может быть, Боря не такой уж и бестолковый грубиян, — подумал я, вращая баранку винтажной машины. — Просто в своё время попал в «ежовые рукавицы» Анатолия Тарасова, который любил из всех подряд без разбору делать бойцов. А Александров и так уже был от природы боевитым, вот и перегнули с ним палку. Тем более в ЦСКА парню дали обидное прозвище: «Гадёныш», ну куда это годится?»

Поселили Бориса временно по соседству со мной, буквально через стенку, вместе со Свистухиным, пока Вова Смагин восстанавливается. Я же, в отличие от армейцев, сразу прикрепил юному дарованию другое погоняло: «Малыш», на которое, кстати, парень не обиделся. И в тот же вечер, после ужина и первого знакомства с новобранцем, в свою комнату вызвал меня Сева Бобров.

— А ты уверен, что это тот самый парень? — Зашептал главный тренер. — Что-то не впечатляет. Я думал там злобный шкаф навроде тебя, а тут весёлый пацан шестнадцати лет от роду.

— Может и не он, — я почесал затылок, и сделал туповатое лицо. — Я ведь уже рассказывал, что будущее видел, когда впал в алкогольный психоз, в галлюцинации. Но если сейчас парня сразу же забраковать и отправить домой, то слухи поползут нехорошие. Якобы Бобров потерял чуйку на юные таланты.

— Эх, связался я с тобой, — пробубнил себе под нос Сева. — В какую тройку думаешь его поставить?

Всеволод Михалыч склонился над картой «Куликовской битвы», это я так в шутку называл его чёрно-белые шашки, расставленные на маленьком хоккейном поле.

— Давай сразу на ворота вместо Коноваленко, — я перевёл белую шашку на прямоугольник, который обозначал ворота. А когда я увидел, как вытянулось лицо Боброва, не выдержал и захохотал. — Извини, Михалыч. Во-первых, парень это тот самый будущий олимпийский чемпион 1976 года. Во-вторых, у него редкий правый хват, прямо как у тебя. А поставим мы его к Свистухину на левое крыло атаки на пару смен в середине первого периода. И во втором где-то около десятой минуты со мной выйдет на лёд, два раза, а Скворцова переведём направо. И хватит с него для первой игры.

— Юмор у тебя, я скажу, так себе, — обиженно засопел Всеволод Михалыч. — А то, что ты устроил сегодня утром, никогда не прощу. Я ведь даже чуть того, — закашлялся главный тренер. — Ладно, посмотрим на парня в деле. Я вот что ещё хотел спросить, — немного замялся Бобров. — Почему у нас силовые тренировки какие-то не такие. Почему штангу не тягаем? Зачем тебе понадобились эти велотренажёры? Раньше без всего этого спокойно обходились. Как схватишь гирю и давай её в разные стороны поднимать.