— Это не тема для игры, — ответил ему Франсуа и за­метил, что молодая женщина бросила на него удивлен­ный и одновременно благодарный взгляд. Боб этого не заметил и потому продолжал:

— Слон не полый. Пальцы руки не отвинчиваются. Кинжал как кинжал. Пистолеты ты сам видел. Внутри них нет никаких тайников. Я держал эти предметы в руках много раз. Что касается коробки для пистолетов, то это обычная коробка, без двойного дна. Я думаю, что этот человек просто маньяк или ненормальный.

Франсуа, в котором явно сидел дух противоречия, воз­разил:

— А если это коллекционер? Боб пожал плечами.

— Возьмем для примера пистолеты. Что в них особен­ного? И не новые, и не такие уж старинные. Вряд ли они дорого стоят. Кинжал — это вообще пустяк. Рука — это да, это, может быть, более дорогая вещь. Может быть, это слепок с руки какой-нибудь знаменитой личности.

— Боб, — вмешалась мисс Мэри. — Ты пьешь слиш­ком много чая, ты не сможешь уснуть.

Но мальчик был страшно возбужден.

— Разве дело в этом? Я думаю о папе. Что он скажет? Ведь все, что принадлежало деду, — это священно. Кро­ме того, я все время представляю себе лицо Морриссона. Он решит, что мы над ним издеваемся. Морриссон вам нравится? Он ничего, правда?

В этот момент они услышали, что за изгородью остановилась машина.

— А вот и он! — сказал Боб. — Сейчас посмеемся!

— Боб, веди себя достойно!

Мисс Мэри, должно быть, подумала в этот момент, что воспитание этого мальчика, так долго предоставленного самому себе, будет непростым делом.

Втроем они пошли открывать ворота инспектору, ко­торый был явно недоволен, что его побеспокоили в та­кой поздний час. Мисс Мэри коротко рассказала ему о событии. Как и предвкушал Боб, Морриссон просто под­прыгнул, когда услышал, что именно украдено.

— С ума можно сойти! — воскликнул он. — И ради этого так рисковать! Ведь на этот раз злоумышленнику нужно было перелезть через изгородь. Ведите-ка меня в ваш салон.

Скривив губы, инспектор долго изучал вырезанную часть оконного стекла.

— Это сделано довольно неумело, — заметил он. — Наверное, шуму было много. Кто спит в комнате над са­лоном?

— Я, — ответила мисс Мэри. — Я слышала какой-то скрип, видимо, когда вор поднимал раму.

— Разберемся, — мрачно бросил инспектор. — Если я правильно понимаю, один из этих предметов должен скрывать в себе тайник.

Боб локтем толкнул Франсуа.

— Нет, — ответила мисс Мэри. — Никаких тайников. И, кроме того, господину Скиннеру нечего было утаи­вать. Самым драгоценным в его доме были его записи, а они уже украдены.

Морриссон с многозначительным видом начал осмат­ривать мебель и книги, время от времени бросая через плечо вопросы:

— Больше ничего не пропало? Вы уверены? Часто ли господин Скиннер заходил в эту комнату? Не являются ли украденные вещи именно теми, к которым он был при­вязан более всего?

— Он «плавает», — шепнул Боб на ухо Франсуа.

— Хорошо, — заключил инспектор. — Завтра я пови­даюсь с господином Скиннером. Думаю, что только он сможет дать мне полезные сведения. Доброй ночи! — Он неловко поклонился мисс Мэри. — Я думал, что здесь больше нечего красть. Я ошибся. Прошу меня извинить.

И, не обратив на мальчиков никакого внимания, вы­шел.

— А мы… — бурчал Боб, — нас…

— Нас ни в грош не ставят! — сказал Франсуа.

— Вот именно! Какой невежа!

В эту ночь Франсуа решил вести дневник. Поскольку спать ему не хотелось, он взял бумагу и вначале изложил события, свидетелем которых он был, а потом описал свои впечатления1. Это было очень интересно и в то же время полезно.

Только начав писать, он понял, что не может соста­вить портрет людей, которые его окружали. Например, Боб. Да, он хороший мальчик. Но, обрисовав его, Фран­суа надолго задумался. Вот дальше-то и начинается тай­на! Каковы на самом деле его отношения с отцом? А с мисс Мэри? В чем Франсуа был уверен, так это в том, что Боб в некоторой степени страдал комплексом неполно­ценности. Правда, он сам смутно представлял, что озна­чает этот научный термин. А господин Скиннер ? Кто он? Прекрасный инженер, это так. А какой он человек? «Если бы я лучше знал жизнь, — думал Франсуа, — я уловил бы массу деталей, которые сейчас не замечаю. Я считаю себя взрослым, а на деле мир, который вокруг меня, совсем непонятен. Черт возьми, скоро уже три часа! Я еще ни­когда не ложился спать так поздно!»

Лежа в постели, Франсуа еще долго оставался под впе­чатлением от своего открытия об ограниченности его мира и возможностей. Весь следующий день он был рас­сеян, жил как бы вне всего окружающего. Он впервые понял, что изучать лица интереснее, чем вещи.

Они навестили господина Скиннера. За прошедшие два дня он как будто постарел. Неровная и жесткая щетина делала его тонкое лицо расплывчатым. Взгляд был лихо­радочный. Казалось, что он чего-то боится. Впрочем, это было неудивительно, потому что операция была назна­чена на завтра.

Около его постели сидел господин Меррил. Эта лич­ность показалась Франсуа более понятной. Полное лицо, перерезанное полоской строгих усов, порыжевших от чрезмерного курения, красный нос, серые с красными прожилками глаза, причем правый глаз больше левого. По лбу шла красная полоска от шляпы. А акцент! Ак­цент был такой, что господин Скиннер мог бы только от него заболеть! Меррил был явно самоучка, добившийся в жизни всего с помощью кулака, — прямая противопо­ложность господину Скиннеру. Как они смогли догово­риться между собой? А голос! Каркающий, охрипший. Каждую фразу он начинал словами: «Я, мой дорогой» или «Я, моя дорогая мадемуазель»… Зачем он сюда пришел? Движут ли им дружеские чувства или он просто ценит того, кто стоит миллионы? Скорее всего, и то и другое.

Господин Скиннер и мисс Мэри обменялись вырази­тельными взглядами. Ясно, что Меррил был совершенно некстати. Визит к раненому получился коротким. Конеч­но, говорили о второй краже, такой странной и загадоч­ной. Господин Скиннер подтвердил, что украденные вещи не очень дороги. Он тоже не понимал, почему были взяты именно они. Но этому событию он, казалось, не придавал особого значения.

— Завтра мы снова приедем, — сказала мисс Мэри. Франсуа заметил, что господин Скиннер кинул на нее отчаявшийся взгляд. Почему? Хирург ведь настроен весь­ма оптимистично! Но Франсуа не был на месте раненого и поэтому не мог понять его.

— Сходите в зоологический сад, — предложила мисс Мэри. — У меня много дел по дому и еще надо найти какого-нибудь рабочего, чтобы починить раму.

Прогулка получилась немного тоскливой. Конечно, Франсуа еще никогда не видел такого прекрасного зоо­парка. Но у Боба интереса к нему совершенно не было. Они долго бродили около бассейна с пингвинами, потом по павильону насекомых и отделению пресмыкающихся. Они видели хищников, жирафов и слонов. Неожиданно Боб произнес:

— Папа меня беспокоит. Он очень изменился. — Но это неудивительно.

— Ты меня не понял, мне кажется, что его душу что-то гложет.

— Объясни подробнее…

— Я чувствую, что-то не то, и все. И это «что-то» про­исходит между ним и Меррилом… Посмотри, здесь рань­ше жила гигантская панда, она умерла… Я не люблю Меррила. Он думает только о своей выгоде. Он, должно быть, сердит на папу. А папа же не виноват, что на него напали и украли бумаги!

Поздно ночью Франсуа все еще писал. Он записывал все, даже самые обыкновенные вещи, потому что ничего нет обыкновенного, теперь он был в этом убежден. На­пример, госпожа Хамфри надулась. Почему? Возможно, ей было неприятно, что мисс Мэри хозяйничает в доме, вот сама позвонила стекольщику, в то время как этим должна была заняться она. Она же должна была закры­вать ставни. Господи, что же будет, когда мисс Мэри ста­нет госпожой Скиннер ? Видимо, гувернантка уйдет. Воз­можно, именно поэтому обед был невкусным. Мясо было переварено, а картофель недожарен. При стремлении ос­таваться все время в тени, госпожа Хамфри была лично­стью! Ее глубоко потрясла вторая кража. Что кто-то при­шел за папкой, уже было из ряда вон. Но украсть предме­ты, в некоторой степени находившиеся под ее охраной, потому что она каждый день стирала с них пыль, — уж совсем ни в какие ворота! Она решила, что эта выходка была нацелена именно против нее. «Этого никогда бы не произошло во времена моего бедного Господина, — го­ворила она. (Бедный Господин — это был отец господи­на Скиннера.) — Во времена моей молодости люди были иначе воспитаны». И конечно, она ставила это в вину мисс Мэри, которая была там и ничего не предприняла. Сле­довательно, она причисляла ее к категории людей, вос­питанных плохо.