У старой леди была железная хватка. Целых десять минут Энтони пришлось пялиться, испытывая невыразимые муки. Всевозможные склянки, бутылки, штофы… В конце концов он совершенно изнемог и готов был сдаться.

— Прекрасно, прекрасно, — неуверенно сказал он, возвращая бокал, который она расхваливала, и вдруг спохватился:

— Послушайте, а от вас можно позвонить?

— Нет, нельзя. На почте — она напротив — автомат.

Ну, так что вы берете — бокал или эти чудесные старые фужеры?

Увы, как и все мужчины, Энтони совершенно не умел найти в товаре несуществующий изъян и гордо удалиться.

— Нет, я лучше возьму набор для ликера, — уныло пробормотал он.

Это все-таки было лучше, чем канделябр, который ему, того и гляди, навяжут.

Проклиная свою нерешительность, он уплатил за покупку. И тут, когда старуха уже упаковывала маленькие бокальчики, смелость неожиданно вернулась к нему. Ну, подумает, что он малый со странностями, и что?

— Огурец, — отчетливо и громко произнес он.

Старая карга оторвалась от своего занятия.

— Что вы сказали?

— Ничего, — солгал Энтони.

— Вы как будто сказали «огурец»?

— Так оно и есть, — дерзко ответил Энтони.

— Ну и дела, — проворчала старуха. — Что же вы раньше-то молчали? Столько времени у меня отняли. Ступайте вон в ту дверь и вверх по лестнице. Она вас ждет.

Как во сне Энтони прошел в указанную дверь и поднялся по грязным, выщербленным ступеням. Наверху оказалась крошечная гостиная. На стуле, потупив взгляд, сидела девушка. И какая девушка! У нее была та бархатисто-матовая кожа, которую Энтони так любил упоминать в своих рассказах. А какие глаза! В них можно было утонуть!

Не англичанка, сразу видно. Есть в ней что-то такое нездешнее, это чувствуется даже в покрое платья: элегантная простота.

Энтони смущенно топтался на пороге. Нужно было, вероятно, что-то сказать, но тут девушка с восторженным криком вскочила и, раскрыв объятия, бросилась к нему.

— Пришел! — воскликнула она. — Ты все-таки пришел!

О, хвала всем святым! Спасибо тебе, пресвятая Мадонна!

Энтони, который в таких делах был малый не промах, пылко ее обнял. После долгого поцелуя она, чуть отстранившись, с очаровательной робостью заглянула ему в глаза.

— Я бы ни за что тебя не узнала, — сказала она. — Честное слово!

— В самом деле? — млея, спросил Энтони.

— Да, даже глаза у тебя совсем другие, и вообще ты гораздо красивее, чем я думала.

— Да?

А про себя добавил: «Спокойно, мой мальчик, спокойно. Все складывается просто чудесно, но не теряй головы».

— Можно мне поцеловать тебя еще?

— Конечно, можно, — с чувством сказал Энтони. — Сколько хочешь.

«Интересно, кто же я, черт возьми, такой? — подумал Энтони. — Надеюсь, что тот, за кого она меня принимает, не придет. А она — прелесть! Прелесть! Какие глаза!»

Вдруг красавица отстранилась от него, и ужас отразился на ее лице.

— За тобой никто сюда не шел?

— Нет.

— До чего же они хитры. Ты их еще не знаешь. Борис — сущий изверг.

— Скоро я с ним рассчитаюсь за тебя.

— Ты лев, ты настоящий лев. А они canaille,[2] все до единого. Слушай, она у меня. Они бы меня убили, если бы что-нибудь пронюхали. Я с ума сходила, я не знала, что делать, и тут вдруг вспомнила о тебе… Тише, что это?

Снизу из лавки донеслись какие-то звуки. Сделав ему знак оставаться на месте, она на цыпочках вышла на лестницу и тут же вернулась с побелевшим лицом.

— Madre de Dios! Это полиция. Они поднимаются сюда. У тебя нож? Револьвер? Что?!

— Милая девочка, неужели ты думаешь, я убью полицейского?

— Ну, ты сумасшедший, сумасшедший! Они же заберут тебя, а потом повесят…

— Они… что?.. — спросил мистер Иствуд, ощущая на спине неприятный холодок.

Шаги раздались совсем близко.

— Они идут, — прошептала девушка. — Все отрицай. В этом единственное спасение.

— Это будет совсем нетрудно, — пробормотал мистер Иствуд sotto voce.[3]

В комнату вошли двое в штатском, но выправка сразу их выдавала. Тот, что был ниже ростом, темноволосый крепыш, заговорил первым:

— Конрад Флекман, вы арестованы за убийство Анны Розенберг. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас. Вот ордер на арест, и будет лучше, если вы не станете сопротивляться.

Приглушенный крик сорвался с губ девушки. Энтони со спокойной улыбкой шагнул вперед.

— Вы ошибаетесь, сержант, — вежливо сказал он. — Меня зовут Энтони Иствуд.

Его заявление не произвело на вошедших ровно никакого впечатления.

— Там разберемся, — сказал второй. — А пока вам придется пройти с нами.

— Конрад! — воскликнула девушка. — Конрад, не соглашайся!

Энтони взглянул на детективов:

— Надеюсь, вы позволите мне проститься с этой молодой леди?

С неожиданной для него деликатностью оба мужчины отошли к двери. Энтони увлек девушку в угол у окна и приглушенным голосом стал быстро-быстро говорить:

— Слушай меня внимательно. То, что я сказал, правда. Я действительно не Конрад Флекман. Ты звонила не по тому номеру. Меня зовут Энтони Иствуд. Но ты позвала меня, и я пришел, потому что… не мог не прийти.

Она недоверчиво смотрела на него:

— Вы не Конрад Флекман?

— Нет.

— О-о! — воскликнула она в глубоком отчаянии. — А я вас целовала!

— Ничего страшного, — успокоил ее мистер Иствуд. — У ранних христиан это было принято. Хороший, по-моему, обычай. Теперь послушайте. Я отвлеку их внимание.

Скоро они убедятся, что взяли не того. Вас они пока что трогать не будут, и вы сможете предупредить вашего бесценного Конрада, после чего…

— Я слушаю…

— Мой телефон: Северо-Запад семнадцать сорок три.

Но удостоверьтесь, что вас правильно соединили.

Она одарила его очаровательной улыбкой — сквозь слезы.

— Я не забуду, правда, не забуду…

— Тогда все в порядке. До свидания. Только.

— Да?

— Я только что упоминал обычаи ранних христиан… на прощанье они тоже…

Она обвила руками его шею, и губы ее коснулись его губ.

— Вы мне и в самом деле нравитесь. Помните это, что бы потом ни случилось. Обещаете?

Энтони неохотно высвободился из ее объятий и направился к полицейским.

— Теперь я готов. Надеюсь, вы не собираетесь задерживать молодую леди?

— Нет, сэр, можете не беспокоиться, — вежливо ответил тот, что пониже.

«Приличные ребята, эти парни из Скотленд-Ярда», — подумал Энтони, следуя за ними по узкой лестнице.

Старухи в лавке видно не было, и Энтони решил, что она притаилась за дверью, наблюдая за происходящим.

Оказавшись на улице, Энтони глубоко вздохнул и обратился к низенькому:

— Ну что ж, инспектор… вы ведь инспектор, я полагаю?

— Да, сэр. Инспектор Веррол. А это сержант Картер.

— Так вот, инспектор Веррол, пора объясниться начистоту. Я не Конрад… как там его? Меня зовут — я уже говорил — Энтони Иствуд, я писатель. Если вы доставите меня домой, я полагаю, что смогу доказать, кто я такой.

Уверенное спокойствие Энтони как будто произвело на детективов впечатление. Впервые па лице Веррола мелькнуло некое сомнение.

Картера, похоже, убедить будет труднее.

— Вполне возможно, — усмехнулся он. — Но ведь девушка, как вы помните, назвала вас все-таки Конрадом.

— А-а, но тут совсем другое. Готов признаться, что по причине… э-э… сугубо личной, я выдавал себя перед нею за Конрада. Личные мотивы, понимаете…

— Весьма убедительно, — заметил Картер. — Но проверка все-таки необходима. Джо, возьми-ка такси.

Уже в салоне такси Энтони предпринял последнюю попытку убедить Веррола, который, похоже, был более покладист.

— Уважаемый инспектор, ну почему бы вам не заехать ко мне домой? Можете даже не отсылать такси, если хотите — я оплачу задержку за мой счет. Вам понадобится не больше пяти минут, вы сразу поймете, что я никакой не Конрад.