— Ты права.
Ну что ж, Мэриэл уже знала, как важно для него сохранять самоконтроль. Почему же она чувствует себя обиженной? Ведь с самого начала она говорила себе, что ее чувства к нему основаны лишь на физическом влечении.
Но она менялась, и ее задевало, что с ним этого явно не происходило. Перекатившись на спину, она на секунду предоставила ему возможность полюбоваться своим профилем, прежде чем накрыла лицо шляпой.
— Но мне, разумеется, не удалось избавиться от мыслей о тебе, — спокойно продолжал Николас. — Хуже того, я обнаружил, что ищу повода для встреч с тобой. Затем я увидел, как прекрасно ты ладишь с министрами и служащими отеля и как нежно обращаешься с той малышкой, видел, как ты сжимала зубы и высоко держала голову, когда ее отец размахивал пистолетом, и я понял: может, все остальные женщины были лишь прелюдией к встрече с тобой.
— Могу поспорить, что ты говоришь это всем длинноногим рыжим девушкам, — глухо сказала Мэриэл.
— Я мог бы сказать тебе, что на этот раз все по-другому, но ведь ты мне не поверишь?
— Я, — начала она, забыв о холодном тоне, — не имею привычки влюбляться в каждого высокого, спортивного, зеленоглазого мужчину.
Он мягко рассмеялся.
— Может, и нет, но я видел, как рушатся баррикады каждый раз, когда ты смотрела на меня.
— Это подогревало твой интерес? — Она явно оживилась.
— Другими словами, решил ли я соблазнить тебя, чтобы доказать собственную силу? Ты так считаешь?
Смутившись, потому что ждала совсем другого ответа, она сказала:
— Нет, я так не считаю.
Как бы ни с того ни с сего Николас вдруг негромко проговорил:
— Моя мать сказала мне однажды, что женщины всегда выбирают самых сильных мужчин, которых способны привлечь, потому что до последнего времени мужская сила считалась непременным условием для выживания потомства. Она читала книгу о средневековье, в которой приводится статистика детской смертности у разных классов общества: аристократии, купечества и крестьянства, — и не вызывает сомнения, что дети аристократов, особенно высшей знати, намного реже умирали от различных болезней.
Заинтригованная и немного задетая, Мэриэл предположила:
— Это, безусловно, связано с тем, что их лучше кормили и они жили в лучших условиях.
— Именно это и дает надежная, высокооплачиваемая работа, не так ли? — возразил он.
— Ты намекаешь на мою практичность? — спросила она.
— Нет, я также не намекаю на то, что ты хочешь выйти за меня замуж. Мы ведь уже знаем, что это вовсе не так! Верно? Но по теории моей матери, большинство женщин подсознательно ищут сексуально привлекательного мужчину, способного хорошо обеспечить их материально.
Мэриэл открыла было рот, но снова закрыла, радуясь, что он не видит ее лица под шляпой, а Николас ровным голосом продолжил:
— Я знаю, о чем ты думаешь. Не удивительно, что, учитывая ее образ жизни и отношения с моим отцом, моя мать так говорила. Не утверждаю, что придерживаюсь ее теории, но какой-то смысл в этом есть. Я считаю, что твоя тяга к дипломатам и моя — к женщинам с определенным цветом волос и типом фигуры не более чем предрасположенность. Я не думаю, что в каждом дипломате ты видишь потенциального мужа, да и я, хоть и испытываю влечение, знакомясь с женщиной, уверяю тебя, не прыгаю в постель с каждой, кто соответствует этому образу.
— Только с теми, кто тебе понравится? — съязвила Мэриэл.
К его недоумению примешивалась ирония.
— Нет, обычно я себя контролирую. Физическое влечение действует на меня лишь как импульс в первый момент. Обычно я вижу не только волосы, глаза и ноги, но и человека, и непроизвольная вспышка желания угасает.
— Со мной было так же?
— Любопытничаешь, Мэриэл?
Голос его звучал загадочно, она отдала бы все на свете, чтобы увидеть сейчас его лицо, но не решилась сдвинуть шляпу.
Николас задумчиво произнес:
— Впервые в жизни я не смог справиться со своей реакцией. Если честно, какое-то время я думал, что теряю голову, понемногу схожу с ума. Ты заполонила мои сны, раньше со мной такого никогда не происходило.
— Ты вел себя настолько враждебно, насколько это возможно. — Да, с голосом у нее все в порядке — ровный, с легким оттенком улыбки и лишь с намеком на сдержанность.
— Дело не во враждебности, — прямо сказал Николас, — я понемногу приходил в отчаяние. Я старался установить между нами вежливую дистанцию и в результате был очень расстроен, потерпев фиаско. Я постоянно искал предлоги, чтобы встретить тебя, думал, чем ты занимаешься, ревниво осматривался, чтобы увидеть, с кем ты.
— Итак, ты решил, что найдешь способ избавиться от наваждения, и организовал эту идиллию. А что бы ты стал делать, если бы я поблагодарила и отказалась?
— Прозвучит самодовольно, но я не сомневался, что ты согласишься.
— В тот последний вечер здесь, месяц назад, я сама предложила тебе себя на тарелочке. Я думала, что стала тебе отвратительна. Себе-то уж точно.
Он наклонился и притянул ее к себе с силой и легкостью, которые всегда ее восхищали. Они даже не заметили, как ее шляпа и его очки свалились на землю, его руки скользнули по ее шее, подняли большими пальцами ее подбородок, и он заглянул в ее смущенные глаза.
— Тот вечер был… как сказка из «Тысячи и одной ночи». Словно ожила экзотическая фантазия. Мне никогда не нравились женщины, проявляющие инициативу, хотя я признаю за ними это право. Мне всегда казалось, что я больше ценю покорность. Но в тот вечер ты перевернула все мои представления. Ты олицетворяла все, что я когда-либо хотел видеть в женщине. Единственное, что я знал твердо, так это то, что не могу относиться к тебе как к партнеру на одну ночь. — Его рот стал жестче. — Кроме того, я думал, что скоро это пройдет.
Мэриэл было больно слышать такое.
— Великие умы мыслят одинаково, — отозвалась она.
— Но ведь мы ошиблись. Думаю, что, даже организуя этот отдых, я понимал, что он не поможет нам избавиться от страсти, — мягко произнес Николас. — Мне, конечно, не хочется признаваться. — Он помолчал и вдруг совершенно чужим голосом сказал: — Мэриэл, выходи за меня замуж.
— Нет, — ответила она холодно. — Только не это, прошу тебя.
— Почему? Мы уже оба знаем, что, как бы ни прекрасен был секс, нас связывает большее. Неужели ты можешь просто так повернуться и уйти?
Не в силах смотреть на него, Мэриэл закрыла глаза и отрицательно покачала головой.
— Ты не хочешь на мне жениться. Не забывай, мы договорились, что все это предприятие, только чтобы освободиться от желания.
— Мы были идиотами. Посмотри на меня, Мэриэл.
Она не послушалась и сжала веки так, что перед глазами замелькали крошечные красные искорки.
Он сказал с изумлением:
— Не будь ребенком, которого просят сделать что-то, чего ему не хочется.
Нехотя, чувствуя, как все ее существо кричит об опасности, она открыла глаза и остановила взгляд на нем.
Он улыбнулся, потом поднял руку и положил на ее грудь.
— Смотри, какой темной кажется моя кожа рядом с твоей, — сказал он с тихой настойчивостью. — Я могу до конца жизни любоваться этим контрастом и клянусь, что каждый раз буду желать тебя. Ты пресытилась, Мэриэл?
Мэриэл не могла дышать, не могла шевельнуться, замерев в неподвижности, нарушаемой лишь нервной дрожью под неторопливыми движениями его пальцев.
— Нет, я не пресытилась, — прошептала она.
— Тогда выходи за меня, и мы посвятим остаток жизни тому, чтобы выяснить, может ли это случиться.
Мэриэл глубоко вздохнула. Накрыв его руку своей и прижав к своему сердцу, она ровным голосом сказала:
— Николас, секс — это еще не любовь. А единственной причиной для брака может быть только любовь.
— Что бы это ни было — за такое стоит бороться. Мы разговариваем, мы спорим без скандалов, нам нравится быть вместе… Да, признаюсь, я думал, что мы можем утомить друг друга после того, как переспим, когда исчезнет радостное волнение от существующих преград, но мне просто интересно с тобой общаться. Может быть, я излишне самоуверен, думая, что тебе нравится мое общество так же, как мне твое?