В середине сентября 1942 года народный комиссар химической промышленности М. Г. Первухин после разговора с академиком А. Ф. Иоффе по его совету вызвал из Казани Курчатова. Курчатов выехал в Москву 15 сентября, немедленно после возвращения Иоффе из Москвы в Казань. По-видимому, в этот приезд и состоялось знакомство Курчатова с С. В. Кафтановым — председателем Всесоюзного комитета по высшей школе, бывшим в то время уполномоченным ГКО по делам науки — и представление его М. Г. Первухину, который кроме поста наркома занимал еще и должность заместителя Председателя Совета Народных Комиссаров.

В октябре — ноябре по предложению правительства Курчатов готовит записку о возобновлении работ по ядерной физике. После ее рассмотрения в ГКО И. В. Курчатову и другим ученым, в числе которых Ю. Б. Харитон, Я. Б. Зельдович, И. К. Кикоин и А. И. Алиханов, Г. Н. Флеров, вместе с М. Г. Первухиным поручают представить план мероприятий по началу этих работ.

28 октября Игорь Васильевич пишет жене в Казань: «Работы очень много… Дней на 10 задержусь в Москве». 11 ноября: «…думаю задержаться в Москве до 5 декабря». Вернулся он в Казань 2 декабря 1942 года, в тот самый день, когда в 15 часов 25 минут по чикагскому времени Энрико Ферми впервые в мире осуществил цепную реакцию деления урана в реакторе, построенном им в США, открыв тем самым путь к созданию атомной бомбы.

Вспоминая то время, академик А. П. Александров позднее писал:

Когда советские войска перешли в наступление под Сталинградом, ГКО принял окончательное решение о начале работ по «урановому проекту». «Руководители нашего государства, — вспоминал М. Г. Первухин, — сразу приняли предложения ученых. Буквально через несколько дней нам поручили начать дело. И в дальнейшем, когда в процессе работы мы докладывали руководителям партии и правительства, нас очень внимательно слушали и вникали в каждый вопрос. Даже было беспокойство со стороны Сталина. Он придавал большое значение решению атомной проблемы» {11}.

В конце 1942 года по указанию Сталина состоялось специальное заседание ГКО. На заседание были приглашены А. Ф. Иоффе, Н. Н. Семенов, В. Г. Хлопин, П. Л. Капица и молодой И. В. Курчатов. Выступивший тогда академик Иоффе высказал предположение, что для реализации такой задачи необходимо самое малое 10 лет.

— Нет, товарищи ученые! — с раздражением произнес Сталин. — Такой срок нас не устраивает. Мы со своей стороны готовы пойти на все, чтобы работа у вас шла более высокими темпами… А сейчас мы должны определить, кто будет руководить атомным проектом. Думаю, товарищ Иоффе справился бы с такой задачей…

Но неожиданно для всех академик осмелился снять свою кандидатуру и предложил И. В. Курчатова.

Сталин испытующе долго смотрел на Иоффе и вдруг изрек:

— А я такого академика не знаю!

— Он, товарищ Сталин, не академик. Он пока лишь профессор, подающий большие надежды.

Снял свою кандидатуру в пользу Курчатова и академик Капица, которому, разумеется, не разрешили привлечь к работе физиков-ядерщиков из лаборатории Резерфорда.

— Хорошо, товарищ Иоффе. Но вы сначала дайте ему звание академика…

В феврале 1943 года было подписано распоряжение по Академии наук СССР о создании в академии Лаборатории № 2 под руководством И. В. Курчатова. Тогда же Игорь Васильевич вызвал в Москву Ю. Харитона, И. Кикоина, Я. Зельдовича и Г. Флерова {12}.

12 апреля 1943 года был образован атомный научный центр Советского Союза — Институт атомной энергии. 29 сентября И. В. Курчатова избрали в академики.

Естественно, что работам по атомной энергии придавалось военно-стратегическое значение, и основной задачей было создание атомного оружия. Курчатов с небольшой группой физиков составили план решения задачи. В самые короткие сроки было признано наиболее целесообразным создание уран-графитового реактора для производства на нем плутония — материала для заряда атомной бомбы. Это оказалось самым верным путем, заслугой отечественных ученых, установивших наиболее надежный метод достижения максимального результата в кратчайшее время.

Если бы сегодня заложить в компьютер условия, при которых разворачивались работы над советской атомной бомбой, в сравнении с условиями этих работ в Лос-Аламосе, а еще в немецких институтах, занимавшихся «урановым проектом», то компьютер дал бы ответ: «Нет, при таких условиях этих результатов добиться было нельзя».

А ведь добились! И при создании не только атомного, но и ракетного оружия, и при строительстве системы ПВО, и в других областях военного дела. То «военное поколение» (автор — тоже его представитель) «могло штурмовать небо», как говорил Карл Маркс о парижских коммунарах, — и штурмовало!

Курчатов и его команда начинали на пустом месте, без лабораторных корпусов, без установок, без оборудования. Когда над единственным возвышающимся на пустынном Октябрьском поле — бывшая Ходынка — «красным домом» в 1944-м появилась крыша, под нею собралась вся Лаборатория № 2. Средняя часть здания была занята экспериментальными лабораториями и кабинетом Курчатова; в крыльях поселились сотрудники и он сам; в подвале разместили мастерские.

Неудовлетворенные темпом работ, в мае 1945-го в записке к Сталину Курчатов с Первухиным предлагали форсировать научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы как основу создания предприятий атомной промышленности. И не зря торопились. Американцы-то как раз форсировали свой «Манхэттенский проект»: 200 тысяч научных сотрудников и вспомогательного персонала, и лучшее по тому времени оборудование, и идеальные бытовые условия…

И когда в 5 часов 30 минут ночи с 15 на 16 июля 1945 года в США было проведено первое испытание атомной бомбы, у Советского Союза оставался один выход: создать ядерное оружие, и как можно быстрее. На запрос правительства Курчатов ответил, что советское атомное оружие будет создано за 5 лет.

Осенью 1945 года для руководства всеми специальными работами создается Научно-технический совет, в состав которого входят ведущие ученые-физики, математики, химики, выдающиеся инженеры и руководители некоторых отраслей промышленности. Председателем совета назначен нарком боеприпасов Б. Л. Ванников, его заместителями — И. В. Курчатов и М. Г. Первухин. При Совнаркоме правительством создано Первое главное управление под руководством Б. Л. Ванникова и его заместителя А. П. Завенягина, а с 1947 года — и М. Г. Первухина. К работе привлекаются академические, отраслевые и военные институты, конструкторские бюро и строительные организации. В кратчайшие сроки решаются сложные научные и инженерные задачи. Растут безымянные новые города — «атомграды».

Недоедали, недосыпали, мерзли. Позже участники атомной эпопеи вспоминали те годы, как лучшие годы своей жизни — время творческого, подлинного труда. Всех воодушевлял не только личный пример в работе Курчатова-руководителя, но и его необыкновенные человеческие качества, которые воздействовали на всех, кто находился рядом или даже просто слышал его имя. Энергия его была сверх человеческих сил, а масштаб деятельности поистине грандиозен. Никто другой, как отмечают многие соратники Курчатова, не справился бы с поставленной задачей лучше и быстрее, чем он. «Работы требовали руководителя нового типа. Игорь Васильевич оказался правильным человеком на правильном месте», — писал академик Я. Б. Зельдович.

Личные качества Курчатова были одной из решающих причин успеха дела. Знавшие его люди сохранили в памяти его светлый образ — энергичного и веселого руководителя. Он успевал побывать в лабораториях и на предприятиях, проверить ход работ, поговорить с исполнителями, взбодрить и «озадачить», то есть сформулировать задачу. Встречи с ним ожидались с нетерпением, радовали, воодушевляли и запоминались надолго.