Сейчас Алана в первый раз смогла подумать о том счастье, которое она испытала в объятиях князя. Его поцелуи явились для нее как бы неизбежным продолжением музыки, в которой она выразила то, что хотела, но не могла выразить в словах. Невозможно было отрицать не только то, что он тронул ее сердце с самой первой минуты их встречи, но что все ее существо устремилось к нему.

И по тому, как он целовал ее, Алана знала, он тоже испытывал нечто подобное. В тот миг, когда его губы коснулись ее губ, они испытали радость совершенной любви – божественной и священной, устремляющейся к небесам, и одновременно земной и страстной, вбирающей в себя всю красоту окружающего мира. Это была та любовь, которая, она знала, Должна была прийти к ней тогда, когда она встретит мужчину, которому предназначена изначально, с которым они, как две половины, составляют единое целое.

Алана поехала в Чарл не только потому, что об этом ее попросила Шарлотта, но руководствуясь собственной, сугубо личной причиной. Она не могла предположить, что, несмотря на ее твердое решение никогда не выходить замуж, в ее сердце войдет князь.

Алана видела, как относились друг к другу ее родители, и для нее была естественной мысль о том, что любовь и музыка едины, что Бог дал их людям, чтобы напомнить им о себе. Пусть ей не суждено было познать любовь в замужестве, тем не менее это чувство стало неотъемлемой частью ее существования.

Алане казалось, что с первой минуты, когда она увидела князя, ее сердце затрепетало, и она поняла: "Вот тот мужчина, которого я искала!" Да и он испытывал то же чувство, когда водил ее в комнату с иконами, когда неотрывно смотрел ей в глаза. Их губы говорили одно, а сердца другое.

Тем не менее он был непоколебим в своем решении сделать предложение Шарлотте. Его остановило лишь то, что Алана пошла в музыкальную комнату вместе с ними. И здесь их обоих захватила магия "Волшебной флейты". Отец не раз говорил ей о скрипках Страдивари.

Она никогда не забудет, что ей выпало счастье сыграть на одной из них, как не забудет объятий и поцелуев князя, которые соединили их в единое целое.

Его поцелуй длился так долго, что ей казалось, она умрет от захлестнувшего ее восторга. Когда наконец он оторвался от нее, они долго, невыразимо долго молча смотрели друг на друга. Его черные глаза были полны огня. Потом он отнял от нее руки и, так и не сказав ни слова, вышел. Дверь закрылась за ним. Алана не могла поверить в случившееся. С трудом удерживаясь на ногах от переполнявших ее чувств, она оперлась на рояль. Спустя некоторое время она осознала, что сидит на винтовом стуле. Казалось, с небес она спустилась на землю, но и та качалась у нее под ногами. Она просидела так около часа, потом отправилась к себе в спальню.

У нее не возникло мысли, что можно спуститься в бальную залу. Ей хотелось побыть наедине с собой, избежать разговоров с чужими ей людьми, чтобы подольше сохранить тот восторг, который все еще переполнял ее.

Наконец она легла. Воспоминание о губах князя заставляло ее трепетать снова и снова, пока она не забылась сном.

Когда Шарлотта рассказала ей о своих планах, Алана рассудила, что Шейн принял правильное решение. То, что произошло между ней и князем, было лишь продолжением того вечера, когда они вместе смотрели на иконы, а в тот раз он еще более укрепился в своем решении жениться на Шарлотте.

Почему он был так настойчив? Алана не понимала этого. Впрочем, все, связанное с ним, было загадочно и непонятно. Она только знала, что любит его и что, сколько ни отрицай он этого, он тоже ее любит. Она не могла ошибиться, как не могла ошибиться в том, что она дышит или что ее сердце бьется. Его любовь была такой же реальностью, как сам замок, и в то же время и то и другое было только иллюзией.

Впрочем, как бы то ни было, опера, в которой она играла ведущую роль, подошла к концу, и у нее оставалось лишь несколько часов, чтобы приступить к своей прежней роли – помощницы в доме викария.

Утренний поезд, которым они ехали до Лондона, обычно называли "молочным". В нем не было даже вагонов первого класса. Вагоны второго класса были, но и те оказались полупустыми. Обратный путь был совсем не похож на их путешествие в личном поезде князя, но для Шейна с Шарлоттой главное было – поскорее уехать. Они сидели рядом, взявшись за руки и глядя в глаза друг другу.

– Единственное, что нам угрожает, – это твоя тетка, – сказал Шейн. – Она может узнать о нашем отъезде и телеграфировать начальнику станции в Лондоне, чтобы он задержал нас.

– Неужели это возможно? – испуганно спросила Шарлотта.

– Возможно, но маловероятно, – ответил Шейн. – Первый, кто узнает о нашем отъезде, – это мистер Бросвик. Но он встает в восемь, так что у нас два часа форы. К тому же, скорее всего, он не сочтет нужным немедленно сообщать обо всем князю.

– А вдруг князь рано проснется? – спросила Шарлотта.

– Вчера мы очень поздно легли, – ответил Шейн. – Но даже если он встанет рано, то пока он прикажет разбудить тетю Одель, пока она распорядится по поводу телеграммы, пока начальник станции приступит к поискам, мы уже пересядем на поезд в Холихед.

– Я не перенесу… если нас в последний момент… задержат, – тоненьким голоском произнесла Шарлотта.

– Все будет хорошо, – вмешалась Алана. – Вы благополучно доедете до Ирландии. Я чувствую это. – Она улыбнулась Шейну: – Я же говорила вам, что можно добиться всего, стоит только как следует захотеть.

– Я действовал соответственно вашим словам, – ответил Шейн, – так что последствия будут на вашей совести.

– Я счастлива, я горжусь тем, что у вас хватило мужества поступить так, как вы хотите.

– Мы хотим быть вместе, – сказала Шарлотта, – и мы никогда не будем жалеть о том, что сделали.

– Я-то точно, – ответил Шейн, – но ты…

– Я так счастлива, – воскликнула Шарлотта, – что мне хочется петь, танцевать, и в то же время я готова разрыдаться от счастья.

– Любимая! – протянул к ней руки Шейн.

Потом они сидели, тесно прижавшись друг к другу, и шептались о чем-то. Алана тактично делала вид, что дремлет. Сейчас, оставшись одна, она думала, увидит ли когда-нибудь снова Шарлотту и Шейна. Другое дело виконт. Прощаясь с ним в комнате Шарлотты, когда Шейн отправился вниз заказать экипаж и вызвать двух слуг для переноски багажа, виконт задержал ее руку в своей и сказал:

– Я свяжусь с вами, как только смогу.

– Вам надо соблюдать осторожность, – торопливо заметила Алана.

– Ради вас я буду очень осторожен. Никто в Бриллинге не должен заподозрить, что вы имеете отношение к скандалу, который неизбежно разразиться, как только станет известно, что Шарлотта сбежала с Шейном.

– Мне бы очень хотелось получить весточку о том, что они поженились и живут счастливо.

– Я напишу вам, – пообещал виконт. – В любом случае мне надо будет встретиться с вами.

– Это невозможно! – покачала толовой Алана.

– Глупости! – резко возразил он. – Вы сами знаете, у меня есть причина снова встретиться с вами, хотя я и не могу открыто подъехать к дому викария и дать всей деревне повод для сплетен!

– Нет… разумеется.

– Я что-нибудь придумаю, предоставьте все мне. Но, возможно, некоторое время нам придется подождать.

– С письмами тоже надо быть осторожнее, – предупредила Алана. – Жена почтальона читает все открытки, которые приходят в деревню.

– Я изменю почерк, а вам лучше придумать целую гвардию родственников, которые умирают от желания написать вам.

– Пожалуйста, будьте осторожны, – умоляюще произнесла Алана.

– Непременно, – пообещал он. – И спасибо вам за великолепное исполнение роли.

– Нельзя быть более благодарными, чем мы, Алана, – повернула голову Шарлотта, которая в этот момент разговаривала с Шейном. – Только благодаря вам я не вышла замуж за этого ужасного князя. Как только мы перестанем скрываться, я приглашу вас в Деррифилд.

– Мы будем рады видеть вас, – поддержал ее Шейн.