Он слушал рассказы матросов и задавал вопросы; ему охотно отвечали. Товарищи приносили от капитана морские карты, расстилали их на скамьях и объясняли Рэпу обозначения. Чтобы добраться до Хаба, проще всего было отплыть на север через западные моря, к устью реки Эмбли, русло которой было судоходным до самого Сенмера. Но здесь суда встречали коварные ветра и течения. Немало кораблей разбивало о рифы Ногид. Здесь нередко встречались пиратские суда, а имперский флот не патрулировал эти воды.

Гораздо безопаснее был курс к югу от архипелага, обычно к Киту, островному форпосту Империи в Летнем море. Но и здесь течения были мощными, а ветра – капризными. Парусные корабли, попавшие в полосу штилей, часто обнаруживали лишь много лет спустя в виде обломков, прибитых к скалистому берегу Зарка. Галеры были надежнее, но тоже сталкивались с опасностями, и после шторма Гатмор не знал точно, где находится «Танцор гроз». В таком случае имелся единственный выход – направиться на север и высадиться на берег.

День за днем воздух оставался неподвижным, как камень, а гладь моря – ровной, как стекло. Мускулы матросов влекли корабль вперед, на север, к южному течению. Более опытные члены команды впадали в задумчивость. Плавание выдалось не самым удачным, бормотали они. Жажда составляла теперь основную заботу Рэпа. Даже пассажиры жаловались на скудные порции воды, а ведь им не приходилось грести.

Два человека на весло… но только в крайних случаях они гребли вместе. Обычно, пока один работал, другой отдыхал, свернувшись клубком на вещах под скамьей, или выполнял поручения Гатмора. Вскоре Рэп научился спать на любой поверхности, в любой позе, убаюканный усталостью, покачиванием корабля, шипением воды, которую рассекали бока галеры, ритмичным поскрипыванием уключин и тяжелым слаженным присвистом дыхания множества людей.

А когда приходила его очередь грести, один гребок сливался с другим, вахта с вахтой, день с ночью, и все окружал туман боли и жгучей жажды. Глоток воды становился мечтой всей жизни, минутный отдых – райским наслаждением.

По галере поползли слухи о кораблях, экипажи которых погибали от жажды, о плавучих гробах, набитых скелетами, много лет дрейфующих по Летнему морю, но спустя некоторое время шепотки прекратились.

Сначала Балласт выполнял львиную долю работы. Неизбежно Рэп к концу своей вахты чуть не падал от усталости. Каждый миг казался полным невыносимых мук, а следующий был еще хуже. Тогда тролль появлялся и предлагал сменить его пораньше. Рэп всегда отказывался, но напарник каждый раз плюхался на скамью, хватался за весло и греб до тех пор, пока Рэп не понимал: его движения давно стали одной видимостью, а всю работу выполняет Балласт. Под конец он просто таскал Рэпа вместе с веслом, но Рэп мысленно поклялся, что не сдастся, и не выпускал весло до тех пор, пока не начинали бить склянки.

А потом наступила вахта, когда Балласт не пришел сменить его пораньше, и Рэп трудился, пока не услышал бой склянок. На краткий миг все весла были брошены, и «Танцор гроз» лег в дрейф – одинокая точка в безграничном океане. Надеясь, что Боги следят за кораблем, Гнурр по обычаю поблагодарил их за нового матроса и вылил стакан вина на голову Рэпа. Офицеры по очереди пожали ему стертую до крови руку, а команда разразилась приветственными криками. Особенно Рэп был благодарен за вино – оно скрыло другую, более постыдную жидкость на его щеках.

Маленький Цыпленок оказался способным гребцом с самого начала, но никто не удосужился почтить его подобным ритуалом. Он добился успеха слишком легко.

Скамья гоблина находилась почти посредине галеры по правому борту, а Рэп сидел у левого, и их разделял ряд кают. Конечно, каюты не препятствовали ясновидению Рэпа, и он с удовольствием отмечал, что волшебный дар гоблина не сделал его неуязвимым для мозолей – впрочем, Маленький Цыпленок гордился ими, как любыми ранами.

Кроме того, Рэп знал, что виконту не удалось удовлетворить свою юную жену, а престарелый епископ испытывал совсем другие затруднения. А еще он знал, почему лощеный молодой путешественник, Андор, пользующийся таким успехом у команды и пассажиров, дольше всех привыкал к качке.

В плохую погоду Андор вообще не появлялся на палубе. Даже в штиль он часто жаловался на тошноту и скрывался в своей каюте. Иногда он даже уносил с собой еду, что выглядело несколько странным способом избавиться от морской болезни.

Чаще всего каюту Андора занимал Дарад. Впервые увидев это превращение, Рэп встревожился и пришел в ярость. Он подозревал, что Андор пытается запугать его. Долгое время Рэп взвешивал мысль о том, чтобы рассказать о случившемся Гатмору и выдать ему всех пятерых. Но, успокоившись, он понял – такое действие будет бесполезным. Гатмор ни за что не станет шпионить за пассажирами, а Андор будет все отрицать. Рэп знал, кому поверит капитан, услышав два противоречивых рассказа.

Следовательно, большую часть времени первую каюту занимал воин-джотунн – он целыми днями занимался только тем, что лежал на животе и корчился от боли. Его спина представляла собой огромный волдырь, глаз заплыл, укусы на руке кровоточили. Агония не улучшила его отношение к Рэпу, но Дараду было незачем так страдать. Он мог просто позвать Андора на свое место и ждать, когда кто-нибудь вызовет его там, где окажется врач. Бесчисленные шрамы Дарада доказывали, что в прошлом он немало претерпел, и именно выносливость помогала ему сейчас. Несмотря на то, что говорили Рэпу и Тинал и Сагорн, все пятеро в некоторой степени заботились друг о друге. Андор давал Дараду шанс залечить раны, как зажила рука самого Андора. Очевидно, он хотел, чтобы великан поскорее пришел в форму – к тому времени, как ему понадобится сражаться.

В течение двух недель после отплытия из Мильфлера опасность была наиболее близка. Мужчины творили дневные молитвы с непривычным усердием. Штиль продолжался, бочки для воды были почти пусты. Гнурр урезал порцию воды, и гребцы стали терять сознание за веслами, что неизбежно вызывало суматоху и причиняло немалый ущерб. На следующий день поднялся ветер, но пришел он с севера. «Танцор гроз» раскачивался и нырял в волнах. Гатмор нехотя решил удвоить число гребцов, посадив по двое за каждое весло, и к спискам мук прибавилось недосыпание, а также соленые брызги, пропитывающие одежду и жгущие опаленную солнцем кожу, словно кислота. Рэп подозревал, что все усилия бесполезны и корабль относит обратно. Плыть по ветру означало умереть от жажды прежде, чем они вновь достигнут Феерии – если, конечно, такое произойдет. Умереть от жажды они могли в любом случае.

На шестнадцатый день впередсмотрящий заметил дым. Гнурр сам распорядился выдать лишнюю порцию воды, но на человека пришлось не более чем по два глотка. К ночи с марсов стали видны вершины гор на островах архипелага Ногиды.

В эту ночь тьма, казалось, не рассеивалась вечность. Гребцы, которым дали отдых, повалились со скамей и заснули там, где упали, пока на следующее утро их не разбудили пинками. Ветер не принес туч, звезды сияли ярко, маняще и безжалостно.

Следующий день выдался еще хуже. Вулканический дым скрылся из виду, но бахрома бурых островов вдоль горизонта на северо-востоке была видна даже со скамей. С изощренной жестокостью ветер снова переменился и задул с северо-запа да. «Танцор гроз» стал неуправляемым под встречным ветром. Теперь Рэп сам работал веслом, ибо испытание было возложено на самых слабых из гребцов. Если страха смерти оказывалось недостаточно, чтобы воодушевить их, тогда пропадал и страх перед побоями.

Страх охватил и пассажиров. Единственным развлечением Рэпа за весь день стало созерцание Андора, в кровь стирающего веслом свои нежные руки. Еще забавнее было то, что толку от Дарада было бы куда больше, хотя вряд ли Андор сумел бы объяснить его появление на борту.

Весь день мимо плыли острова. К полудню они начинали удаляться, а ослабевшая команда проиграла битву с ветром.

Когда солнце снизилось над горизонтом на западе, Гнурр раздал остатки воды и призвал команду помолиться о спасении. Эти молитвы тоже могли стать последними. К утру «Танцора гроз» неизбежно должно было отнести прочь от земли, в океан к югу от Летнего моря.