Теперь понятно, откуда мертвецы в глазу покалеченном святились! Подвалы у Матушки были доверху забиты ими. И стали они какой-то преградой — помолилась на мертвецов. С ума сошла, замученная до смерти? Или успела таки Матушка перед смертью выполнить обещание, поиздевавшись над нею? Или за мертвецами еще кто-то был? Кто еще мог сунуть проклятую в подвал, чтобы под ногами не путалась? А вдруг избы не плотоядные, как Матушка думала, и примкнули к врагам добровольно, а проклятая пошла своей дорогой, не переставая думать о них, как о желанном?
Ее Величество вглядывалась в лицо Его Величества с пристальным любопытством: красиво запел петушок, да только, сколько лет живет, все его мысли на ладонь положи — другой прихлопни! Не смогла бы она сесть на трон, если бы не умела направить его противное стремление угодить своему ребру, пусть обрезанному и проклятому, но все же ребру, в нужное русло. "Обиженка! Голодранка! Посадить на кол! — прокляла Ее Величество все на свете, изрыгая мысленно на проклятую адское пламя. Зря Матушку не спросила, как проклятые на колу поворачивались. Как-то же запирала, оставляя между Небом и Землей…. — Или торчит уже?"
Вот и объяснились по-сестрински…
Даже в жар бросило Царицу лесов, полей и народных масс, когда поняла, где пряталась или прятали проклятую дрянь. Человеку, особенно обделенному и униженному проклятому, каковой была мужнина душонка, не удержаться от искушения, но она не пользовалась богатющим приданным, которое Матушка наготовила для дочери. Стоило ей опробовать вещицы, драконы бы сразу доложили. Значит, тот, кто верховодил, не давал ей в руках добро подержать — или не шибко жаловал чудовище и побаивался гнева законной наследницы, или этот кто-то знал, чем помощь обернется… Это что же, не простые вампиры воду мутят, поворачивая так, будто нет никого, козырные? Значит, на самом деле метили в нее и в мужа? Вот он — ответ, ясный и простой, как день Божий. Тогда кто? И как убивали? Неужели и оборотни продались, в один голос утверждая, что на месте захоронения только следы проклятой? Кого покрывают? И не мудрено, оборотни сами вызвались, и все как один из-за гор, с земель престолонаследника… Это что же, пущенный по следу Котофей Баюнович в руки врага угодил?
Все говорило за то.
Матушка имела корни древней народной мудрости, которой уже и вампир не страшен, не то, что человек. Свинья она была еще та, силу имела нечеловеческую. Имя ей — черная вдовушка, которая упекла в пекло душу, оказавшись умнее вампира, поворотив свое время вспять. И только он мог бы спросить с нее, кто превратил его в вампира и отправил на тот свет. В Аду не больно спросишь, иначе вампиров на свете не осталось бы. Если оборотни врали, значит войска уже собраны и укрываются в лесах, а если не врали, то кто-то умно подставлял проклятую. Чай, не больные, чтобы проклятую подле себя держать, накликивая беду. С кем поведешься, от того и наберешься. А с нее что взять, колоти ее, поджаривай, выпытывай — и сам на себя проклятие накладывай… Не этого ли добивались — вывести из себя, чтобы в гневе сама она и Его Величество запороли проклятую насмерть? Думают, не сможет удержаться и слово ласковое молвить, когда та испустит дух?
Ее Величество судорожно проглотила застрявший ком в горле.
"Да, Манюня, многие материально замутилась, чтобы с годочками твоими остановочка вышла. Не быть тебе, бедная головушка, по райскому видению, по нашему хотению, корабельщиком на корабле! — она молча прокляла Его Величество, чтобы мысль могли подхватить только стражи. Предназначалось оно проклятой. Слова почти сорвались с языка. — И страшная, и убогая, и дубом назови, все лучше, чем ты есть! Думаешь, повстанцы погладили — и жизнь наладилась? Богатства мои видела? Видела! Ясен день! Только ничего не дано тебе безопасно! В зеркальце ли посмотришься, сапоги-скороходы примеришь, сабельку в руки возьмешь, шапкой-невидимкой прикроешь голый зад, скатерть-самобранку ли расстелешь — мне о том сами доложат! Избу прибрали — это хорошо, забот меньше! Чего еще натворила?!"
О чем там муженек лепечет?…
— Так что ты говоришь — о избе? — Ее Величество едва сдерживала нетерпеливую дрожь. — Что еще там есть? Представь, речка, лесок, полянка… Но ведь от скуки помереть можно! — подзадорила она, на лету схватывая каждое слово.
— Да почему же! Если избы водятся, так и водяной, наверное, имеет место быть! Леший! — помечтал Его Величество. — Не, леший бы слонялся туда-сюда, птиц, зверей отпугивал. Вот если бы такой, чтобы читать умел, писать, разговор поддержать…
"Кошмар!" — подумала Его Величество, обнажив зубики. Лицо ее оставалось каменным.
— А вампиры? — с холодной надменностью полюбопытствовала она.
— Ну, от вампиров и тут тошно! — не задумываясь, обронил Его Величество. — Я бы чистую воду пил, живую, из колодца, не то что в городе, рыбу ловил… Надо очистные сооружения возводить, вода — это жизнь.
Значит, не стала вода мертвой, не заставила Матушка проклятую в колодец плюнуть…
И, возможно, проклятую она лечила. О необычных свойствах колодца муженек отметил особо, грезила проклятая колодцем. Правильно, далековато она от того места, где стоял колодец, колодец посреди леса остался. Пусть, воды ей ненадолго хватит. Повстанцы не дураки, понимают, там их сразу схватят. Значит, идет она закованная в железо, и не воды ей не дают, ни в избу ей не попасть — еще одно подтверждение подневольности проклятой… Будь она самостоятельная, она ни в жизнь не отошла бы от колодца далеко.
— Ну, а вампиры, вампиры? Неужто не было бы их? — нетерпеливо перебила она.
Его Величество посмотрел недовольно, фантазия его иссякла. Он тупо смотрел на крупный заголовок: "Фаворитка в рваных чулках! Останется ли во дворце?!"
— Почему мука нам, вампирам? Почему мы должны пить кровь человека, если хотим быть свободными? Почему Бог не может остановить наши страдания? — затравленно, с горькой иронией произнес он, тяжело вздохнув, раскрывая следующую газету. — Какой он после этого Бог? То не Белый Бог, то Черный Бог!
Ее Величество с удовлетворением отметила, что статья не осталась не замеченной. Моду взял, бегать плакаться в жилетку. Пассия не пассия, а за год службы обычной горничной успела домишко прикупить, землицы, родственников пристроить…
— Дал бы каждому человеку по избе — и все бы знали — Бог! А то все тебе да мне приходится думать. Я тут программу придумал: каждому желающему — по избе за пятилетку! Ты не знаешь, как это избы-то размножаются? — Его Величество с выменной заинтересованностью испытующе взглянул на нее. — Может, снесли бы яичко, а я бы приказал инкубатор организовать. Продавали бы по стоимости дома, а затрат — никаких! Получились бы яички не простые, а золотые!
— Если бы дворец из яйца вылуплялся, то не обеднели бы. А вампирам на что такая изба? Калачом в нее не заманишь. Алкаши да рвань всякая в избах нужду имеют, но откуда у них деньгам на яичко взяться? Вот и перестали яички быть золотыми. А бесплатно дай, вообще отучаться работать — а потом еще чего-нибудь захочется… Трон, например.
— Стань я Богом, дал бы каждому вампиру по дворцу, чтобы уж не грызлись меж собой, — снова тяжело вздохнул Его Величество.
— Значит, не было бы вампиров…
Или вампиры проклятую не радовали и были рядом, или не знала, что вампиры…
— Не знаю, сомневаюсь. Сама говоришь у каждого дворец. Попробуй, замани их! Нет, должно им тут сидеть. А там природа, воздух, общение с Богом…
— А где Бог у тебя, внутри или снаружи? — поинтересовалась Ее Величество, не сводя с мужа внимательных глаз.
— То тут, то там. Он какой-то неопределенный, но знамо дело есть… Вот был бы я, как Бог, строгий и справедливый, чтобы поясницы ломались, прошел бы по земле, да указал человеку, что правда наша воистину Свет, а все что против, то от лукавого. Царями земли поставил бы сильных. — опять помечтал Его Величество. — Ведь всякий к нему с надеждой. Давно уж околели язычники, одни верующие остались, пора бы протянуть нам руку. Чего мучаемся?
