Это были годы всплеска интереса к дальним перелетам. Авиаторы были национальными героями. Первое место среди них занимал Чарльз Линдберг, который сумел обойти всех соперников и в мае 1927 года на самолете «Дух Сент-Луиса» выиграть приз в двадцать пять тысяч долларов, предложенный миллиардером Раймондом Ортегой за первый беспосадочный перелет из Нью-Йорка в Париж. И хоть уже в 1919 году два английских офицера смогли перелететь с Ньюфаундленда в Ирландию на бомбардировщике «Виккерс Вими», несколько сот дополнительных километров дались авиации нелегко. В течение года разные пилоты пытались долететь из Нью-Йорка в Париж, и все безрезультатно. Так что, когда Линдберг приземлился на аэродроме Ле Бурже под Парижем, пролетев 3600 миль (около 6000 километров) за 33 часа, он стал американским героем номер один. В июне 1928 года Гордон и Амелия Эрхарт перелетели океан на моноплане «Дружба», а в мае 1932 года Амелия перелетела через океан в одиночестве.

Лететь через Атлантику из Америки в Европу куда удобнее и проще, чем обратно. Тому причиной господствующие ветра. Так что перелетов в Америку было меньше и произошли они позже. А первый полет Париж – Нью-Йорк состоялся лишь в 1930 году.

Я рассказываю обо всем этом для того, чтобы вы поняли, что в 1932 году перелет через Северную Атлантику, даже с посадками в пути, на тихоходном гидроплане был бы большим достижением, как техническим, так и спортивным. Полет же с женой, ничего не смыслившей в авиации, и двумя маленькими девочками был если не безумием, то очень опасной авантюрой.

Вот что рассказывала дочь Хатчинсона, Кэтрин: «Вначале это было просто веселое приключение. Мы же летели вместе с нашим папой, и он для нас был больше чем супермен. Мы знали, что все кончится хорошо».

На самом деле все с самого начала шло не так уж и хорошо. Погода в сентябре оказалась куда хуже, чем Хатчинсон предполагал. Он же летел на север, а там нью-йоркские законы не действовали. Пришлось задерживаться на промежуточных аэродромах, пережидая непогоду, но ведь с каждым днем путешествие на север становилось все более опасным.

В первую неделю сентября Хатчинсон одолел канадский отрезок маршрута. На последней стоянке в Канаде его уговаривали оставить хотя бы детей. Но Хатчинсон понимал, что без девочек он – пустое место. Его перелет, столь затянувшийся, никто и не заметит. А дома остались лишь долги. Жена не посмела настоять на том, чтобы остаться в Канаде, – муж и отец был авторитетом для всех. Если он сказал, что все будет хорошо, жена и дочери не привыкли сомневаться. Вернее всего, и он сам к этому привык.

11 сентября 1932 года, дождавшись, когда облака станут потоньше и снег, что неожиданно пошел ночью, прекратится, Хатчинсон поднял семейство на рассвете и сказал девочкам, что завтрак будет в небе. Кофе из термоса и чудесные мамины сандвичи… Девочки уже привыкли к такой полетной жизни. Ведь путешествие продолжалось уже почти три недели.

Связи с гидропланом не было – рация вышла из строя вскоре после того, как он исчез в налетевших вновь снежных зарядах. На попытки связаться с ним самолет не отвечал.

Прошло несколько дней. Погода была нелетной, шел снег, свирепела буря. Даже если бы в тех краях появился самолет, чтобы искать иголку в белом одеяле Гренландии, куда взял курс гидроплан, шансов отыскать его не было никаких.

Примерно в это же время на самом севере Чукотки попал в тяжелые льды и утонул раздавленный ими пароход «Челюскин». Практически вся команда и пассажиры высадились на лед и устроили там палаточный городок. Началась эпопея «Челюскина», во главе которой стоял энергичный человек и талантливый организатор профессор Отто Шмидт. До тех пор пока в те края не удалось доставить самолеты с лучшими полярными летчиками, какие только были в Советском Союзе, лагерь жил нормальной корабельной жизнью. Там даже выходила стенгазета. Люди строили аэродромы на льду, лед ломался, крошился, они начинали работу снова и снова. Вся страна следила за жизнью лагеря на льдине и за продвижением самолетов. В конце концов спасти удалось всех. Это была действительно героическая эпопея. Но проходила она летом, участвовали в ней десятки самолетов и многие тысячи людей.

Хатчинсон же был одинок и обречен на смерть.

И о нем через несколько дней забыли все, кроме близких друзей и родственников. Если же газеты и вспоминали о нем, то как об убийце собственных детей.

Прошел еще месяц, как вдруг обнаружилось, что все пассажиры гидроплана живы.

Это было удивительное спасение, которого и быть не могло.

Когда 11 сентября гидроплан, обледенев, стал неотвратимо опускаться в море, Хатчинсон начал тянуть машину к близкому берегу Гренландии. Перед тем как рухнуть в воду неподалеку от берега, он успел дать сигнал SOS, но его рация была слабенькой, и надежд на то, что кто-то их услышит, не оставалось.

«Мы поняли, что с самолетом что-то случилось, когда он покрылся льдом и его закружило снежной бурей, – вспоминала Кэтрин Хатчинсон. – И я впервые в жизни увидела, как заплакал мой папа, когда самолет ударился о воду».

Все-таки Хатчинсон был неплохим пилотом. В тонущем самолете, в бурю он сумел сохранить присутствие духа настолько, что самолет почти добрался до берега и утонул на мелководье.

Всем удалось выбраться на берег, покрытый снегом. Из воды выступала голая черная скала, на которую потерпевшие крушение стали вытаскивать с гидроплана все, что успели спасти.

Спасти удалось немногое. Правда, все успели тепло одеться, но это не защищало от осеннего снега. Из воды вытащили одну из плоскостей крыла, а на берегу отыскали немного плавника[1].

Из еды достали ящик печенья и телячью ногу, которую потом жарили на машинном масле. Банка с маслом подплыла к берегу. Девочки согрелись у костра, и робинзонада им сначала даже понравилась. Они бегали по берегу и собирали плавник, а также все, что выбросило море из утонувшего самолета.

Отец был в депрессии. Он понимал, что плавника недостаточно, чтобы построить хижину или даже лодку, и единственная надежда на спасение заключается в том, чтобы идти по берегу на юг, где можно встретить эскимосов.

Но им повезло.

Сигнал SOS, посланный слабенькой рацией гидроплана перед крушением, был принят рыболовным траулером «Лорд Тальбот». Траулер ловил треску у кромки льда. Капитан Том Уотсон понял, что источник сигнала недалеко. Он разобрал в послании широту, на которой некто терпит бедствие. Траулер взял курс к берегу.

Том Уотсон был опытным моряком, и ему приходилось снимать рыбаков со льдин. Дождавшись сумерек, он приказал матросам не спускать глаз с низких облаков, которые покрыли небо, как потолок. Уотсон надеялся увидеть на этом «потолке» отблеск костра. Почти наверняка потерпевшие бедствие должны были разжечь костер.

И вот в одиннадцать вечера штурман увидел слабый отблеск на облаке.

Сомнений не оставалось.

Теперь нужно было лишь пробиться к костру, который горел на берегу. Траулер пробирался к берегу полыньями и разводьями. Чем ближе к берегу, тем продвигаться было труднее.

Путь к лагерю Хатчинсонов занял трое суток.

Наконец уже можно было спустить шлюпку и перевезти истощенных, несчастных, промерзших авиаторов на корабль.

Семья Хатчинсон оказалась на борту небольшого траулера. Но на этом их приключения не закончились. Ведь траулер невелик, на борту его четырнадцать человек, все заняты работой. Продовольствие точно рассчитано на команду, даже разместить гостей трудно.

Решено было держать курс на ближайшее селение эскимосов. Там Хатчинсоны перезимуют, а весной за ними придет корабль из Америки.

Но эскимосы, когда до них добрался «Лорд Тальбот», оказались негостеприимными. В том году охота была неудачной, и им самим продуктов было в обрез. Они категорически отказались принять «постояльцев».

Что делать? И Уотсон решил прервать путину и отвезти спасенных американцев в Шотландию.

Хатчинсон, со своей стороны, клялся, что американцы покроют все убытки рыбаков и благодарность их будет щедрой. Сам он был разорен, но надеялся на благотворительные организации и прессу.