Солнце греет,
Солнце греет,
Да во всю землю,
Да во всю руську,
Да святоруську.

Собственно, обряды колядования, когда ряженая молодежь ходит от дома к дому, распевая песни-колядки и собирая дары-угощения за свое усердие, и все тексты древних игровых песнопений насквозь космизированы. Достаточно приглядеться к наиболее известным текстам, приводимым, как правило, во всех сборниках русского обрядового фольклора. Вот лишь несколько примеров, взятых наугад из рассчитанной на массового читателя книги «Русская народная поэзия. Обрядовая поэзия» (Л.: Художественная литература, 1984).

…Красны девушки
Сочили, искали
Иванова двора.
А Иванов двор
Ни близко ни далеко,
Ни близко ни далеко
На семи столбах;
Вокруг этого двора
Тын серебряный стоит…
Во этом во тыну
Стоит три терема
Златоверхие:
Во первом терему —
Светел месяц,
Во втором терему —
Красно солнышко,
В третьем терему —
Часты звездочки.
Светел месяц —
То хозяин во дому,
Красно солнышко —
То хозяюшка,
Часты звездочки —
Малы детушки.

Триада Солнце-Месяц-Звезды присутствует во множестве колядок, иногда просто составляя пассивный фон театрализованного игрища, иногда же называясь в качестве его активных участников:

Ой, будет к тебе
Троечко гостей.
Первые гости —
Жаркое солнце,
Другие гости —
Ясен месячко,
Третие гости —
Дробен дождичек.

Здесь чувствуется позднейшее нечаянное исправление «звезд» на «дождичек» по аналогии «часты звезды — частый дождь». Случается, однако, что уточнение и исправление, неизбежные в устном народном творчестве, не модернизируют колядку, а усиливают ее космическое содержание.

Свети, свети месяц,
Частые звезды,
Соборная церковь.

Здесь соединенные в неразрывное смысловое триединство месяц, звезды и собор только подчеркивают соборно-космическую значимость святочного действа.

На Коляду прославляли Зимнее Солнце-Коло, повернувшее от зимы к лету. На Масленицу его провожали и встречали новое весеннее Коло (Ярило нижегородских сказаний). То, что в обоих случаях речь идет об одном и том же Коло, но в разных ипостасях — зимнем и весеннем — доказывает бытовавший еще в прошлом веке обычай «петь Коляду» на Масленицу. В масленичных колядках, тексты которых сохранились, также, как и в святочных, величаются хозяин, хозяйка и их дети, живущие в трех златоверхих теремах и попеременно сравниваемые с Красным Солнышком, Светлым Месяцем и Частыми Звездочками.

Архаика колядок обнаруживается еще и в том, что в их устойчивых образах явственно проступает предшествующая эпоха Космического яйца: в святочных песнопениях помимо космическо-небесных светил доминируют птицы: гуси-лебеди, ясны соколы, серы утушки. Вообще мифологические доминанты могут быть привязаны к той или иной исторической эпохе более менее условно. Любая из предшествующих эпох сохраняется в следующих за ней. В результате происходит перемешивание, пересечение и даже слияние образов, появившихся в разное историческое время. Так произошло соединение крыльев и солнечного полета и возникновение нового символа — Крылатого (солнечного) диска, распространенного в Древнем Египте, Двуречье, Иране, Малой Азии, откуда через хеттов и Византию символика в сильно изменившейся форме попала на герб России в виде двуглавого орла с распростертыми крыльями.

Коляда — ликующе бесшабашный праздник с элементами карнавала. Но не всегда он был веселым и безобидным, а колядки — шуточными, задорными припевками. Чудом сохранившаяся русская колядка из собрания Ивана Михайловича Снегирева (1793–1868) — убедительное свидетельство тому:

За рекою, за быстрою, ой, колядка!
Леса стоят дремучие,
Во тех лесах огни горят,
Огни горят великие,
Вокруг огней скамьи стоят,
Скамьи стоят дубовые,
На тех скамьях добры молодцы,
Добры молодцы, красны девицы,
Поют песни колядушки.
В средине их старик сидит,
Он точит свой булатный нож.
Котел кипит горючий,
Возле котла козел стоит,
Хотят козла зарезати!..[225]

Приведенный отрывок недвусмысленно свидетельствует: в древности празднование Коляды на Руси сопровождалось кровавыми жертвоприношениями, которые постепенно были вытеснены символическими дарами в честь Бога Колы (Коляды).

Однако у вышеприведенной колядки есть еще и окончание, живо напоминающее сказку о сестрице Аленушке и братце Иванушке, превратившемся в козленочка. Жалобы девушки, утопленной в сказке ведьмой, неожиданным образом переносятся на братца Иванушку:

Ты, братец Иванушко,
Ты выди, ты выпрыгни!
Я рад бы выпрыгнуть,
Горюч камень
К котлу тянет,
Желты пески
Сердце высосали.
Ой, колядка! Ой, колядка!

Особый интерес здесь представляет устойчивое словосочетание «пески сердце высосали». По объяснению Снегирева, в нем изображено жертвоприношение, когда кровь жертвы изливалась на специально насыпанный песок (что до недавнего времени еще практиковалось у северных народов). Тот факт, что жутковатая идиома превратилась в невинную поговорку, свидетельствует, во-первых, о древности самого обряда, а во-вторых, о перемешении в нем человеческих и животных жертвоприношений. Сама колядка вроде бы свидетельствует о вытеснении человеческого жертвоприношения козлиным, но из контекста так и проступает ужас человека, обреченного на заклание (к тому же и названного по имени). Вспомним, для примера, что еще незадолго до испанского завоевания ацтеки только в один праздник плодородия вырезали в качестве жертвы Солнцу сердца у 20 тысяч (!) обреченных.

Летом 1907 года немецкий историк О. Шрадер по приглашению российских коллег посетил Олонецкую губернию. Более всего он был поражен архаикой одного на первый взгляд заурядного обычая: русские крестьяне в так называемое «баранье воскресенье», приуроченное к Ильину дню, повсеместно резали жертвенных барашков. Мясо заколотых животных относилось на берег озера и варилось в 12 котлах (исключительно мужиками, женщины к жертвенному таинству не допускались).[226] Схема ритуала та же, что и в приведенной выше колядке, разница только в приносимых жертвах. Профессор Бреславльского университета сразу же уловил главное: следы русского северного обряда теряются в самых отдаленных глубинах индоевропейской древности.