Возвращаясь домой после чая, Конни думала о том, что Кол и его бабушка вели себя очень странно. Кол был беспокойнее, чем всегда, как будто у него что-то вертелось на языке, но потом он передумал об этом говорить. Миссис Клэмворси также была непривычно взволнованной: она без конца гладила Конни по голове и суетливо подсовывала ей еще чай и пирог. Конни все это изрядно смущало, но, несмотря ни на что, общаясь с этими людьми, она чувствовала то странное возбуждение, которое охватило ее еще при первой встрече с ними. В этих людях из Общества определенно что-то было.

Дома Конни ждало длинное электронное письмо от родителей: перед отъездом они купили ей компьютер, чтобы она всегда была на связи. Было странно читать об их впечатлениях от нового дома в Маниле: влажность, много транспорта, красота, бедность; сейчас она была так погружена в свой собственный, совершенно новый мир. Конни написала ответ, пожелав своему маленькому братишке удачи в новой интернациональной школе. Было так здорово, что она наконец-то может успокоить родителей и написать, что ей нравится новый класс. Она рассказала им все об Аннине и Джейн, об их проекте, о песчанках и мистере Джонсоне. В общем и целом ее жизнь в Гескомбе была счастливой. Возможно, им не следует знать о странных поступках ее тети и об Обществе: это только обеспокоило бы ее отца, который превыше всего ценит приличия.

Услышав вибрирующие трели, доносящиеся сквозь дощатый пол из спальни синьора Антонелли, Конни вышла из комнаты, спустилась вниз и увидела, что тетя ждет ее с коробкой семейных фотографий. Это так удивило ее, что она даже оглянулась, почти уверенная, что кто-то еще идет в кухню следом за ней.

— Вот и ты, Конни! — воскликнула тетя. — Я уж подумала, что ты застряла в своей комнате — ты так долго не выходила.

Конни с горечью подумала, что слышать такое от нее забавно, учитывая, что Эвелина почти каждый вечер бросала ее в одиночестве.

— Посмотри, я хочу тебе кое-что показать.

Она порылась в коробке и наконец вытащила то, что искала. Это была пожелтевшая фотография, покрытая пятнами от времени, на которой некая суровая женщина сидела рядом с растением в горшке. На ее коленях было какое-то неясное пятно: видимо, там лежал кот.

— Это твоя прапрабабушка, Инид Лайонхарт. А на коленях у нее, я думаю, дальний предок Мадам Крессон.

Недоверчиво взяв фотографию в руки, Конни всмотрелась в нее, недоумевая, с чего бы это сегодня вечером Эвелина решила показать ей семейную коллекцию фотографий. Итак, это была та, от кого, как предполагалось, Конни унаследовала свои глаза и волосы. Если честно, то по фотографии трудно было понять, так ли это на самом деле, поскольку волосы прапрабабушки Инид были зачесаны назад и стянуты в пучок; что же касается цвета ее глаз, то его делала неразличимым желто-коричневая печать. Единственное, что можно было понять, — это то, что глаза разные.

— А вот одна из твоих двоюродных бабушек — моя тетя Сибилла; думаю, эта фотография сделана в ее медовый месяц.

Карточка была более современной. По всей видимости, Сибиллу Лайонхарт запечатлели около семидесяти лет назад — в годы ее юности. Молодая девушка в купальном костюме прыгала на волнах и хохотала, глядя прямо в объектив. Какие у нее были глаза — непонятно, потому что она щурилась на солнце.

— Сибилла ввела меня в Общество. Кроме того, ей принадлежал этот дом, она завещала его мне.

Конни задумалась, отчего отец никогда не рассказывал ей об этих родственниках. Она не могла припомнить, чтобы он хотя бы упоминал о Сибилле или Инид. Заинтригованная, Конни решила сполна воспользоваться приступом откровенности, который случился с тетей.

— Так Сибилла тоже состояла в этом Обществе? — спросила она.

Эвелина помрачнела.

— Да. Она вышла замуж за члена Общества — должно быть, он и сделал этот снимок, — но он умер при обстоятельствах, которые так никогда и не были полностью раскрыты, выполняя задание Общества во время войны. Она больше не вышла замуж. Она дала мне крышу над головой, когда стало ясно, что я тоже из избранных. Твои бабушка и дедушка были против всего этого — зная, что произошло с мужем Сибиллы, — но тетя Сибилла верила, что если у тебя есть дар, то ты должен следовать своему предназначению, каковы бы ни были последствия.

«Ну вот, опять начинается, — подумала Конни, — вся эта дребедень про избранных, про дар. Что она на самом деле прикрывает этими россказнями? Чем действительно занимается это ее Общество? И что она имела в виду, когда говорила о том, что муж Сибиллы погиб при таинственных обстоятельствах? Какое отношение это имеет к Обществу?»

— А что, как полагают, случилось с ее мужем? — спросила она.

— Он пропал в Финляндии, когда был там по делам Общества. Все, что смогли рассказать тете Сибилле оставшиеся в живых, это то, что он погиб не на войне, его убило нечто другое. — Эвелина теребила край фотографии, как будто связанные с этим воспоминания мучили ее.

— А это часто случается — ну, я хочу сказать, члены Общества часто гибнут?

— Нечасто. Возможно, мне не следовало рассказывать тебе это именно сейчас. — Она казалась печальной. — Плохое вышло начало. Ты не беспокойся из-за этой истории. В каждой семье есть тайна-другая: это вселяет решимость в нас, оставшихся.

Эвелина поднялась, чтобы убрать фотографии. Конни гадала, не произойдет ли сейчас то, чего она так ждала.

— Плохое начало — чего? — спросила она, надеясь, что тетка еще не все ей рассказала.

— Твоего вступления в Общество, — ответила Эвелина, усаживаясь обратно.

— Моего вступления?

Конни охватило возбуждение. Наконец-то ей позволят участвовать в деятельности Общества: ездить на пикники, а может, и учиться ездить верхом. Все, что она так страстно хотела узнать с тех самых пор, как столкнулась с миссис Клэмворси и ее друзьями, вот-вот ей откроется.

— Я хотела, чтобы ты увидела, что Общество — часть нашей семьи и что оно могло бы стать частью и твоей судьбы тоже.

— Могло бы? Я не понимаю. — Она почувствовала, что здесь кроется какая-то ловушка.

— Да, сейчас не понимаешь — и я не могу поручиться, что вообще когда-нибудь поймешь. Но если ты захочешь воспользоваться случаем и выяснить, являешься ли ты одной из нас, тебе придется довериться мне. — Эвелина нервно стиснула пальцы, пристально глядя на Конни.

Конни не знала, что сказать. Честно говоря, она не доверяла тетке — действительно не доверяла ей так, как родителям. В сущности, она даже не была уверена, что та питает к ней симпатию. Эвелина, казалось, уделяла решительно мало внимания своей племяннице: это дело с выяснением «избранности» Конни было первым случаем, когда та проявила к ней какой-то интерес.

— Мне просто нужно, чтобы в воскресенье ты прошла одно испытание, — продолжала тетя. — Тебе нельзя заранее узнать подробности, это запрещено правилами, но, если ты его пройдешь, тебя примут в Общество. Обещаю, я не допущу, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое.

В ту ночь, лежа в постели с головной болью, вызванной странным шумом в голове, Конни была ужасно растеряна. Ее родители так далеко, а Эвелина так помешана на Обществе, что она чувствовала себя очень уязвимой, как будто стояла на краю глубокой пропасти и от падения ее удерживал только хлипкий ремень безопасности. Конни, конечно, согласилась пройти испытание в воскресенье, потому что все еще стремилась попасть в Общество. Но что будет, если она провалится? А если справится?..

Айвор Коддрингтон, эксперт Общества защиты мифических существ, из отдела новых кадров, прибыл десятичасовым поездом из Лондона. Было оговорено, что его встретят Эвелина, доктор Брок и Кол. Они объяснят ему ситуацию по дороге к Мастерсонам, у которых и состоятся встречи посредников со своими существами.

— Посредник сирен, говорите? — спрашивал мистер Коддрингтон гнусавым голосом, из-за которого все, что он говорил, звучало насмешливо.

Кол, сидевший за ним в «Ситроене» Эвелины Лайонхарт, с неприязнью рассматривал обсыпанный перхотью воротничок советника и радовался, что гость является не его наставником, а Ширли. Он надеялся, что его наставник окажется более близок к молодежной культуре, чем этот скучный человек.