«Да, да, я иду!» Так ушел Перт в плавание на китобойце…"

Кой снова пожал плечами, а она продолжала смотреть на него с прежним выражением, не отводя синих глаз от его губ.

– Ты стал тем, кем хотел стать.

Это был почти шепот, такой же задумчивый, как и раньше. Кой развел руками.

– Я был Джимом Хокинсом, потом я был Измаилом, какое-то время я думал, что стал Лордом Джимом… Потом понял, что никогда не был ни одним из них. И в каком-то смысле это принесло мне облегчение. Как будто я отделался от обременительных друзей. Или от свидетелей.

Он последний раз взглянул на голые стены. Оттуда, сверху на него смотрели призрачные тени: женщины в трауре, беседующие в слабеющем свете уходящего дня, масляная лампадка перед образом Девы Марии, мерный стук коклюшек, вывязывающих кружево, черный кожаный кисет с серебряной монограммой и пахнущие табаком совершенно белые усы. Корабли с поднятыми парусами, плывущие под шелест перевертываемых страниц. Я сбежал в те места, которых уже не было, из места, которого уже нет. Он снова улыбнулся несуществующему дому:

– Как говорит Пилото, не мечтай, когда стоишь у руля.

В ответ она ничего не сказала и вообще надолго умолкла. Она вынула из сумки пачку с портретом моряка в бескозырке с надписью «Герой», достала сигарету и, не положив пачку обратно в сумку, медленно прикуривала; она не выпускала из рук этот раскрашенный кусок картона, словно он удерживал ее от собственных фантазий.

Они поужинали овощным рагу с окороком и жареной картошкой с яйцами в «Посада де Хамайка» на той стороне улицы Каналес. Здесь к ним присоединился Пилото, руки у него были в мазуте и масле, он сообщил, что локатор установлен и с ним все в порядке. Слышался шум разговоров, табачный дым слоями поднимался к потолку, по радио, где-то в глубине зала, пел Росио Хурадо – «Лола уходит в порты». Эта старая харчевня претерпела изменения, вместо клеенок, которые Кой помнил всю жизнь, на столах лежали новые скатерти, на стенах появились изразцы, декор и даже картины, только клиентура осталась прежней, особенно в полдень, когда здесь собираются жители близлежащих домов, каменщики, слесаря из находившейся рядом мастерской и пенсионеры, которых привлекала недорогая и вполне домашняя кухня. Во всяком случае, как он сказал Танжер, наливая ей красного вина с газированной водой, уже ради одного старинного названия стоило посетить это местечко.

На десерт, когда Пилото снимал шкурку с мандарина, они обсуждали план поисков. Они уйдут в море перед рассветом, чтобы начать работу при хорошем освещении. Они уже остановились на том, что первоначальная зона поисков будет заключаться между 1°20' и 1°22' западной долготы и 37°31, 5' и 37°32, 5' северной широты. Этот прямоугольник, миля на две, они станут прочесывать, идя от меньшей глубины к большей, начиная с пятидесяти метров.

Соответственно, заметил Кой, передвижения «Карпанты» станут позже заметны с берега, к которому они мало-помалу начнут приближаться. При двух-трех узлах они, с помощью «Патфайндера», смогут изучать параллельные полосы шириной от пятидесяти до шестидесяти метров. Район поисков разделяется на семьдесят четыре таких полосы; учитывая время, необходимое для маневрирования, изучение каждой такой полосы потребует около часа, то есть в целом около восьмидесяти часов работы. Значит, в реальности надо рассчитывать на сто – сто двадцать часов, иначе говоря, на прочесывание этого района им потребуется дней десять – двенадцать. Разумеется, при условии хорошей погоды.

– Метеорологический прогноз хороший, – сказал Пилото. – Но я уверен, что несколько дней у нас пропадут.

– Две недели, – подсчитал Кой. – И это минимальный срок.

– Может, и три.

– Может.

Танжер внимательно слушала, поставив локти на стол и переплетя пальцы под подбородком.

– Ты сказал, что мы можем привлечь внимание, если нас увидят с берега. Это значит, что мы вызовем подозрения?

– Поначалу вряд ли. Но когда мы начнем приближаться к берегу… В это время некоторые уже ходят на пляж.

– А потом еще существуют рыбаки, – заметил Пилото с долькой мандарина во рту. – Да и Масаррон недалеко.

Танжер посмотрела на Коя. С тарелки Пилото она взяла мандариновую шкурку и разрывала ее на мелкие кусочки. Над столом стоял густой мандариновый дух.

– Мы сможем как-то объяснить свои действия?

– Наверное, сможем. Мы, к примеру, рыбачим или ищем что-то потерянное.

– Скажем, мотор, – предложил свой вариант Пилото.

– Вот именно Навесной мотор, упавший в море.

У нас есть то преимущество, что Пилото с его «Карпантой» здесь хорошо знают, а значит, не будут слишком интересоваться. Что же касается стоянок, тут проблем не будет. Одну ночь проведем в Масарроне, другую в Агиле, потом несколько раз переночуем в Картахене, а остальное время будем становиться на якорь где-нибудь подальше от места поисков. Парочка, которая нанимает яхту на пару недель, ни у кого не вызовет подозрений.

Последнюю фразу Кой сказал, разумеется, в шутку, но Танжер это не позабавило. Виной тому, возможно, было слово «парочка». Она оценивала ситуацию, нагнув голову и вертя мандариновые корки в пальцах. Днем, до того, как они вошли в порт, она вымыла голову, и теперь кончики асимметрично постриженных, пушистых волос снова касались ее подбородка.

– Здесь патрулируют? – спросила она с тревогой.

– Да, – ответил Пилоте. – Две службы – таможенники и жандармы.

Кой объяснил, что таможенники патрулируют в основном по ночам и ищут контрабанду. Так что о таможенниках нечего беспокоиться. Жандармы же наблюдают за береговой линией и соблюдением законов о рыбной ловле. «Карпанта» вроде бы в их ведение не входит, но если они изо дня в день будут видеть ее в одном и том же месте, то вполне могут полюбопытствовать, чем они тут занимаются.

– Для нас хорошо, что Пилото знает всех и вся, даже жандармов. Теперь все стало по-другому, но в молодости он имел дела кое с кем из них. Ну, ты понимаешь: светлый табак, спиртное, процент от прибыли… Он всегда умел заработать на жизнь.

Фатализм и мудрость, древние, как море, по которому он ходил, сквозили во взгляде Пилото; то было наследие бесчисленных поколений, смотревших в лицо противным ветрам.

– Живи сам и давай жить другим, – сказал он очень просто.

Когда-то и Кой пару раз помогал ему в таких тайных ночных экспедициях у мыса Тиньосо или у мыса Палое, он до сих пор вспоминал это с мальчишеским волнением. В темноте, неподалеку от прямого луча маяка, они ждали, когда приблизятся огни торгового судна, которое замедлит свой ход, чтобы спустить на палубу «Карпанты» пару тюков. Американский табак, виски, японская электроника. Потом – выгрузка в какой-нибудь никому не известной бухточке, когда к борту по грудь в воде подходили неясные тени и забирали груз. Для юного Коя все это не отличалось от прочитанного в книжках, он страстно мечтал о таких таинственных походах в полной тьме, а страницы «Контрабандистов из Монфлита», «Дэвида Балфура» и «Золотой стрелы» служили не только полным оправданием этой противозаконной деятельности, но и примером. Однако когда они возвращались в порт, уже совершенно чистые, и бросали причальный конец на пирс, там их уже поджидал либо жандарм, либо унтер-офицер таможенной службы и отбирал львиную долю; так что у Пилото, который рисковал «Карпантой» и свободой, оставалось лишь на то, чтобы дожить месяц, другие же обогащались за его счет. Живи сам и давай жить другим. Так-то оно так, но всегда почему-то один живет лучше другого. Или за счет другого. Однажды, когда они в баре «Тайбилья» ели бутерброды с ветчиной и помидором, некто подошел к Пилото и предложил ему более сложную операцию: надо было в безлунную ночь выйти навстречу марокканскому траулеру. Чистый гашиш, сказал тот тип. Пятьдесят килограммов. И заработаешь в тысячу раз больше, чем за свои обычные вылазки. Кой, застыв с бутербродом в руке, смотрел, как Пилото внимательно выслушал предложение, не торопясь допил свое пиво, поставил пустой стакан на стойку и оплеухами выставил того типа за дверь.