На следующее утро я встал поздно. Все мускулы еще были налиты ощущением усталости, но это постепенно исчезало. Когда я вошел в Централь, там никого не было. Взглянул на аэрометрические приборы: давление росло, а температура упала до минус девяти. Корпус ракеты едва заметно приподнимался и опускался, как грудь спящего великана. Иногда слышался скрежет льдины о корпус. Я уселся перед главным экраном. Его наполняла черная беззвездная ночь. Я откинул голову и, полузакрыв глаза, сидел так, наслаждаясь покоем, словно ожидая, что продолжится сон, прерванный пробуждением. Кто-то вошел в каюту. Это был Чандрасекар.
– Ну что, – спросил он, остановившись передо мной, – вы утолили свою сильную жажду?
– Нет, – ответил я. – Жажда знаний только увеличилась, а жажда приключений… Разве ее когда-нибудь можно утолить?
Накануне мы были так измучены, что лишь в нескольких словах описали товарищам свои приключения. Теперь я принялся рассказывать обо всем по порядку. Не знаю, было ли вызвано мое настроение ранним утренним часом – к тому же голубоватый свет ламп создавал иллюзию предрассветного неба – или улыбкой Чандрасекара, но я говорил так, словно поверял все своему лучшему другу. Под конец я добавил:
– Мы не избежали ошибок, хотя мне кажется, что в этом никто не виноват. Но Арсеньев изменил своим обычным правилам, задержавшись там, в этой пещере с металлическими созданиями. Разумнее было бы идти дальше, потому что кислород кончался, но мы не всегда руководствуемся только велением рассудка, и это, конечно, хорошо. Наши открытия могут иметь огромное значение. Арсеньев принес горсть этих металлических насекомых… Вы их видели, профессор?
– Да, они лежат в лаборатории. Арсеньев просил не начинать исследований без него. Возвращаюсь к нашему разговору. Подумали вы о том, что из-за этих литров кислорода, которые вы истратили в пещере, вам могло бы не хватить его на остаток пути?
– Так могло случиться.
– Какая же цена была бы тогда вашему открытию?
– Но мы не знали, хватит нам кислорода или нет, и я думаю, именно поэтому Арсеньев поступил так же, как я в Мертвом Лесу.
– Вы так думаете?
– Да. Будь я уверен, что нам не удастся добраться до «Космократора» из-за остановки в пещере, я первый остановил бы профессора. Но дело в том, что этой уверенности у меня не было.
– Вы так думаете… – тихо повторил Чандрасекар. Опустив голову, он вглядывался в светившиеся темным блеском панели «Пре-диктора», словно искал в них свое отражение. Я с любопытством ждал, что он скажет, но в эту минуту в Централь вошел Солтык, и разговор принял другое направление.
– Эта подземная труба, эта открытая Смитом металлическая веха, наконец, этот Белый Шар – между ними должна быть какая-нибудь связь, – начал инженер. – А это переменное магнитное поле! Если бы я знал, каким образом они получают электричество, я знал бы все!
– Ошибаетесь, – возразил Чандрасекар. – Попади в какой-нибудь концертный зал на Земле марсианин, что дало бы ему самое тщательное исследование геометрии здания, химический анализ кирпича, штукатурки, позолоты или знакомство с физическими свойствами скрипок и роялей? Он все равно не имел бы ни малейшего представления о том, для какой цели построено это здание. Он не знал бы самого важного.
– Музыки, не так ли? – произнес Солтык.
– Нет, истории человечества. Знать, кто это построил, гораздо важнее, чем знать конструкцию.
– Я уверен, что эти металлические «муравьи» – хозяева планеты, – вставил я. – Сначала мне казалось странным, что такие крохотные существа могут построить огромную электрическую сеть, но разве на Земле наши постройки не превосходят нас по размерам в сотни и тысячи раз? Взять хотя бы океанские плотины или Полярное атомное кольцо…
– Не знаю, что вы называете металлическими «муравьями», – ответил математик, – но я уверен, что здесь должны находиться существа, гораздо больше похожие на нас.
– Откуда вы это можете знать?
– Из того, что вы мне рассказали, – спокойно ответил Чандрасекар. – Вы обнаружили в этой пещере надпись – вернее, рисунок на стене, правда?
– Ну да, но…
– А как могли бы его сделать эти так называемые муравьи, у которых, насколько я видел, вовсе нет глаз?
– Черт возьми, вы правы! – воскликнул Солтык.
Я был ошеломлен.
– В самом деле, но… Погодите, профессор, а может быть, они сделали этот рисунок случайно… то есть это был не рисунок, а…
– А что?
– Сейчас я не могу вам сказать. Может быть, он тоже имеет какое-нибудь отношение к электричеству?
Чандрасекар улыбнулся:
– Не торопитесь. Вы, я вижу, хотите во что бы то ни стало отстоять свою славу открывателя металлических «муравьев». Пожалуйста, не притягивайте факты к вашим гипотезам. Нет ничего хуже… – Вдруг он нахмурил брови. – Извините. Мне пришла в голову одна мысль.
Он прошел между мной и Солтыком так быстро, что мы еще некоторое время смотрели на дверь, за которой он скрылся.
До обеда у меня, собственно говоря, не было никаких дел. Работы, не относящиеся к ракете, планом не предусматривались. Ученые заперлись в лаборатории, откуда доносилось резкое гудение трансформатора. В Централи у «Предиктора» сидел Осватич. Ракета, зажатая льдом, покрывавшим озеро все более толстым слоем, перестала колыхаться. Мороз крепчал. Я взглянул на книгу, которую читал Осватич: это были «Начала» Евклида. Отчаявшись найти какое-нибудь занятие, я вышел в коридор.
Дверь лаборатории открылась.
– Конец легенде о разумных металлических существах! – увидев меня, воскликнул Арсеньев. Он был в белом халате с засученными рукавами, бинокулярная лупа была сдвинута у него на лоб. – Жаль мне вас, ведь вы ее автор, но все решают факты. Впрочем, действительность, пожалуй, еще более загадочна!
В лаборатории каждый свободный уголок был уставлен аппаратами. Большие дроссельные катушки пришлось даже подвесить к потолку. Со стола на стол были перекинуты пучки разноцветных проводов. Под большим рефлектором сидели Тарланд, Райнер и Лао Цзу, рассматривая в увеличительные стекла что-то такое, чего я не мог увидеть, стоя у двери. Я подошел ближе и, наклонившись, увидел на темном стекле какие-то мелкие искорки. Рядом с пустой металлической скорлупкой лежало несколько миниатюрных спиралек, проволочка тоньше волоса и маленький, не крупнее булавочной головки, кристаллик, полупрозрачный, как капелька дымчатого стекла.
– Вот внутренности металлического «муравья», – сказал Арсеньев. – Это что-то вроде крохотного радиопередатчика, работающего на сантиметровых волнах, но передатчика совершенно необычного устройства. Вы видите этот кристаллик? – Он приподнял пинцетом поблескивающую капельку. – Это конгломерат нескольких элементов, кристаллизованных так, что они составляют словно связку окаменевших электрических колебаний. Если кристаллик «разбудить», он отдает их, как граммофонная пластинка.
– Что вы говорите? Погодите, погодите, профессор! – вскричал я. – Это невозможно, я сам видел, как «муравей» реагировал на мое присутствие, как двигался и замирал, и больше всего это было заметно, когда я приближался…
– Совершенно верно, – с удовлетворением ответил астроном. – Пожалуйста, мы сейчас оживим одного «муравья».
Физик положил «муравья» на эбонитовую пластинку перед экраном большого радара и, манипулируя рычагами, направил на него пучок невидимых лучей.
– Они порядочно заржавели, – говорил тем временем Арсеньев, – в них получились разные спайки и замыкания. Сначала они не хотели работать, но когда мы их почистили, то отозвались почти все. Вот смотрите!
Он сказал это совершенно спокойно, а я был ошеломлен.
«Муравей» дрогнул и приподнялся, высовывая тоненькую проволочку. Физик поворачивал радарный экран, поднимал его, опускал, описывал им круг, и «муравей» послушно повторял все движения, направляя заостренный конец с проволочкой к экрану.
– В каждом таком приборчике есть, как я уже сказал, кристаллик с пучком записанных колебаний, – объяснял Арсеньев. – Пока его не возбуждают, он лежит неподвижно. А возбудить его можно как раз с помощью радиоволн сантиметрового диапазона, в котором работают наши радары. Когда там, в Мертвом Лесу, вы приблизились к своему «муравью», волны, испускаемые экраном в вашем шлеме, возбудили его. «Муравей» ожил и начал передачу. А когда вы от него отдалялись или только отворачивались, волны больше не попадали на него, и приборчик выключался. В этом приборчике есть устройство наподобие вариометра, с помощью которого он устанавливается точно в направлении пучка радиоволн. Ясно?