– Она, я думаю, красивая?
– Они друг другу под стать. Лиза тоже очень любит План-Крепен.
– И вы тоже ее очень любите?
– Лизу? Ну, разумеется. Хотя характер у нее не из легких, но не любить ее невозможно.
– Не будем больше о красоте и достоинствах четы Морозини. Я тоже хороша собой, я моложе всех ваших родственников. И я готова подарить вам сокровище любви. Скажите, почему вы меня не любите?
– Я никогда этого не говорил, вы очаровательны, и я собираюсь…
– На мне жениться?
Адальбер вздохнул так, что надул бы воздушный шар.
– А вот этого я тоже не говорил. Вы невеста Карла-Августа, и в день трехсотлетия вы казались вполне довольной вашей помолвкой.
– Я смирилась. И тогда я еще не встретила вас!
Признание было сделано таким трагическим тоном, что Адальбер не смог удержаться и рассмеялся.
– Неужели вы это всерьез, глупышка? Да вы совсем меня не знаете. Я закоренелый холостяк и не женюсь никогда в жизни.
– Вы не можете этого знать, не такой вы и старый.
– Вы спокойно могли обойтись без этой дежурной любезности. Несмотря на старость, всякий раз, когда речь заходит о женитьбе, я чувствую себя недозрелым юнцом. Подумайте сами, как мне ужиться со спутницей жизни? У меня Египет, раскопки, написание книг и комфортная жизнь в Париже, которую мне обеспечивает верный Теобальд, сокровище среди прислуги. Он, кстати сказать, всякий раз, когда до его оттопыренных ушей доходит смутный слух о моей женитьбе, собирает вещи, намереваясь меня покинуть. А я этого не переживу. Девице же де Режий написано на роду предками или произвести потомство, или уйти в монастырь. Так что не будем больше о моей женитьбе. Но если вы хотите хоть как-то помочь нам в наших бедах, ответьте на мой вопрос, и забудем об этом.
– А вы не скажете мадемуазель Клотильде?
– Ни слова… Если найдем План-Крепен живой. Если же нет, дело попадет в руки полиции, а долг полиции знать все.
Мари отвернулась к озеру и опустила голову.
– Я позвонила в замок Гранльё. Не называя себя, конечно.
– И кто вам ответил?
– Мужской голос, но не Карл-Август. С иностранным акцентом.
– Не знаю, заметили ли вы, но Карл-Август тоже говорит с акцентом. Он австриец.
– Да, но я так к нему привыкла, что не замечаю. В любом случае подошел не он.
– И что же вам ответили?
– Ничего… Меня поблагодарили. А потом попросили подождать минутку, и тот же голос сказал, что если я услышу ночью шум, то не должна выходить из комнаты. Будет лучше, если я приму снотворное и спокойно просплю эту ночь. Так я и сделала. Мне уже давали снотворное, чтобы я лучше спала, так что меня никто ни в чем не заподозрил.
– Я бы на вашем месте не был так в этом уверен. А скажите-ка мне… Долго вы еще собираетесь здесь гостить?
Глаза Мари мгновенно наполнились слезами, ее испуг был неподдельным.
– А куда мне идти? К отцу? Он принудит меня выйти замуж за человека, которого я боюсь. Мне негде больше спрятаться!
– А почему не в монастыре? Мне кажется, что монастырь Благовещения подошел бы для вас как нельзя лучше.
– Я терпеть не могу монастырей. Мне кажется, что люди там сидят замурованные. У меня нет призвания к монашеской жизни.
– Если у вас нет никакой родни, я не вижу для вас иного выхода.
– А я вижу. Если я стану вашей же…
Запас терпения Адальбера истощился.
– Даже не думайте! Я сказал, и вы меня прекрасно поняли. Вы же не дурочка какая-нибудь! Не будем возвращаться к этому нелепому разговору!
Он не знал, как выйти из этой дурацкой ситуации. На помощь ему пришло само небо. Из-за грозного форта Жу ветер пригнал большую темную тучу, и на землю упали первые капли дождя.
– Подумать только, снова дождь! Пойдемте в дом.
Адальбер взял Мари за руку, но она не сдвинулась с места.
– Вы, правда, никому не скажете? Поклянитесь.
– Хотите, чтобы я землю ел? Повторяю: Водре-Шомары ничего не узнают, если не случится несчастье и…
– Я поняла. А все остальные?
– Остальные, как вы их называете, имеют свое мнение о похитителе и о вашей роли в этом деле, но они умеют держать язык за зубами, когда это необходимо. А теперь если хотите промокнуть, то можете по-прежнему стоять здесь. Лично я возвращаюсь.
Адальбер побежал в сторону дома. И увидел на дорожке Лотаря.
– Я искал вас. Судебный следователь ждет меня через час в жандармерии. И вам пришла точно такая же повестка! – Профессор протянул Адальберу официальную бумагу и показал свою. – Меня вызывают на четыре часа.
– А меня в половине пятого. Я-то успею, а вот вы! Вам придется поторопиться, чтобы переодеться!
– Переодеться? Мне? – Владелец трехсотлетней усадьбы покраснел как помидор. – Уж не подумали ли вы, что я побегу надевать смокинг, чтобы отвечать на вопросы какого-то писаришки из Безансона? Я поеду так, как есть.
«Действительно, почему бы нет?» – подумал парижанин, окинув взглядом грубые башмаки, шерстяные носки, зеленые вельветовые штаны до колен, куртку, клетчатую рубашку с открытым воротом и заправленным туда шелковым фуляром. Именно так обычно Лотарь и одевался.
Спешить было некуда, подгонял только дождь. Оказавшись под крышей, профессор неожиданно спросил:
– Ну что, призналась?
– В чем?
– Что с ее помощью эта гадина похитила Мари-Анжелин?
Адальбер стал копаться в карманах, ища сигареты, ничего не нашел и спросил как можно более невинным тоном:
– Почему вы так решили?
– Из проведенного мною личного расследования. Только Мари могла навести негодяев, больше некому. Сестра думает точно так же, вы же знаете.
– Вы ставите меня в щекотливое положение. Девушке некуда деться, кроме как отправиться к отцу или хозяину Гранльё, и она заставила меня поклясться…
– Ничего нам не говорить? Понимаю, но она еще глупее, чем я думал. Неужели никто ни о чем не догадается, если вокруг идет пальба и только один человек спит, заранее приняв снотворное. Но вы не волнуйтесь, мы сделаем вид, что ничего не знаем. Скажите только, каким образом она известила мерзавцев?
– Позвонила. В Гранльё. Анонимно, естественно. А у нее есть еще какие-то родственники кроме отца?
– Есть. В Лон-ле-Сонье у нее живет тетя, до совершеннолетия Мари осталось еще три года, так что мы подумаем, что можно для нее сделать, когда выберемся из этого дер… болота. Но, чтобы покончить с этим разговором, давайте договоримся, что вы ничего не скажете госпоже де Соммьер.
– Можете не сомневаться, что она сама обо всем догадалась, но она умеет молчать. Другое дело, если нам не удастся вернуть План-Крепен живой и здоровой. Юная Мари тогда убедится, что «наша маркиза» может быть опасной!
Поглядев на Ксавье Гондри, судебного следователя, ожидавшего наших друзей в Понтарлье, трудно было себе представить, что закон может быть суровым. В парике, подвязанном лентой, в кружевном жабо и красновато-коричневой шелковой разлетайке он как будто сошел с акварели Кармонтеля. А его ясные голубые глаза, чуть вздернутый нос и широкая улыбка растопили бы сердце самой неприступной вдовы.
Но все это вовсе не означало, что его было легко обвести вокруг пальца или можно было обращаться с ним запанибрата.
Вместе с бесцветной секретаршей он удобно расположился в кабинете, специально отведенном для такого рода бесед, которым, впрочем, здесь редко когда пользовались. Он принял Водре-Шомара и Видаль-Пеликорна с присущей ему учтивостью, возможно, испытывая удовольствие от общения с профессором Коллеж де Франс и ученым из Института Востока, несомненно, привыкшим к вежливому обращению. С Лотарем он уже был знаком и пожал ему руку с легкой улыбкой. Адальбер тоже удостоился рукопожатия, но улыбка уже покинула лицо следователя.
– Я предпочел, господа, сначала поговорить с вами вместе, чтобы лучше проникнуться атмосферой, в которой развернулась драма, ставшая предметом нашего расследования. Профессор Водре-Шомар, вы, кажется, президент небольшой организации культурного характера, проводившей свои заседания… ночью в монастыре Сен-Виван, расположенном неподалеку от границы и известном под названием обитель Одиноких. Ваше общество не было нигде заявлено…
