– Ты прекрасно знаешь, что нет. Хотя с моей стороны это чистый эгоизм… Или, может быть, возраст?

В голосе Альдо прозвучала трагическая нотка, и в ответ послышался веселый успокаивающий смех Адальбера.

– Я всегда к твоим услугам, старина! А на прощание последний совет: чтобы спать покрепче, не откажи себе в хорошем вине, выпей пару бокалов. Проснешься, а я уже буду рядом.

– Нет, пить я не буду. Завтра утром мне нужна свежая голова. Поцелуй от меня тетю Амели и счастливого тебе пути!

Хорошенько подумав, Адальбер решил ехать на своем автомобиле. Может быть, путешествие будет более долгим и утомительным, зато будешь чувствовать себя как дома: спокойно и уверенно.

Адальбер выехал на заре ясного солнечного дня, сожалея лишь о том, что оставляет в гараже любимого малыша «Амилькара». Красный «Амилькар» слишком уж громко рычал, а это не годилось для поисков, которые они собирались предпринять и которые не должны были привлекать к себе внимания.

Адальбер проделал долгий путь быстро и без приключений, благополучно прошел таможню и затормозил автомобиль перед гостиницей «Франс». Вдохнув живительный чистый воздух, полюбовавшись изумительными снежными вершинами, Адальбер почувствовал себя как в отпуске. Однако счастливое ощущение развеялось как сон в ближайшие пять минут, когда к нему подошел симпатичный невысокий крепыш и осведомился, не он ли господин Видаль-Пеликорн. Крепыш запнулся, произнося сложную фамилию, и даже сверился с визитной карточкой. Адальбер уверил его, что он действительно Видаль-Пеликорн, и тот несколько смущенно сообщил, что «его светлость князь был арестован сегодня утром полицией Ивердона».

Адальбер не поверил своим ушам.

– Морозини? Арестован? Что за чушь? За что, спрашивается, его арестовали?

– За убийство. Вчера в семь часов вечера он убил двух слуг господина де Хагенталя в имении «Сеньория» в Грансоне.

Адальбер обычно не торопился с выводами, но сейчас он не сомневался, что имеет дело с сумасшедшим.

– За что, за что? Повторите, пожалуйста!

– Он зарезал ножом Георга и Марту Ольже, слуг господина…

– Да, это вы уже говорили, но это полная бессмыслица! Убийство, к тому же холодным оружием, славных знакомых, к которым он так тепло относился? Я однажды ездил к Георгу и Марте вместе с ним. Откуда появилось такое нелепое предположение?

– Соседи видели, как ваш друг приехал в «Сеньорию». Старики ожидали сына Матиаса, который тоже служил у господина Гуго, только по другую сторону границы, но сын не приехал, а приехал вот он – убийца.

– И как же соседи сразу распознали, что приехал убийца? По каким таким признакам? Он что, размахивал ножом? Грозил их убить тоже?

– Не знаю. Меня там не было. Соседи видели, как он приехал, а потом умчался на автомобиле, взятом напрокат в Швейцарии.

– Так. Значит, они распознали убийцу, но так и не скрутили его, охваченные священным негодованием?

– Они еще ничего не знали, поскольку убийца…

– Полегче, милейший, – возмущенно оборвал собеседника Адальбер. – До тех пор, пока вина не доказана, мой друг остается Его светлостью князем Морозини. Прошу так его и называть.

– Да, конечно, прошу прощения. Как я мог допустить такую оплошность?

– Сначала скажите, кто вы такой?

– Хозяин этой гостиницы. И я, и мои домашние глазам своим не могли поверить, когда полицейские пришли за Его светлостью сегодня утром. Мы-то с первого взгляда поняли, что наш постоялец не шаромыжник какой-то, а человек светский, воспитанный, а главное, при деньгах. Вчера мы потолковали с ним немного, пока он кофе пил. И он очень хвалил нашу кухню, она ему пришлась по вкусу.

– Очень рад. Скажите, где он сейчас?

– Думаю, в полицейском участке в Ивердоне, если его уже не отправили в Лозанну, где ему придется сидеть в тюрьме до суда.

– Не спешите, пожалуйста! До Лозанны еще далеко! Скажите лучше, где у вас телефон, потом приготовьте комнату и ужин, столик накройте в тихом углу. Я намерен у вас остановиться.

– Рад, очень рад! Сейчас пришлю мальчика за багажом. О телефоне не беспокойтесь, я сейчас же закажу нужный вам номер. Но хочу предупредить: ждать, возможно, придется долго.

– Вы необыкновенно добры, – насмешливо произнес Адальбер, а потом достал блокнот и ручку, чтобы записать номер Ланглуа. Протягивая листок хозяину, он не мог отказать себе в удовольствии едко добавить: – Я звоню главному комиссару французской уголовной полиции, так что, думаю, ждать придется не так уж долго.

И действительно, уже через двадцать минут, едва Адальбер успел выпить рюмку коньяку, его соединили с набережной Орфевр. Но узнал он только то, что Ланглуа сейчас нет в кабинете, но он непременно ему перезвонит, как только вернется. Теперь Видаль-Пеликорн никуда не мог отлучиться, хотя горел желанием помчаться в Ивердон и хоть как-то успокоить своего друга.

Однако час был поздний, за спиной Адальбера осталась не одна сотня километров, да и Альдо был не из тех, кого может сломить ночь, проведенная в тюрьме. Не в первый раз, так сказать. Ох, далеко не в первый! Адальбер и сам не понаслышке знал, что такое тюрьма, и порой сидел прямо-таки в средневековых условиях.

Подойдя к хозяину, чей взгляд по-прежнему выражал сомнение и неуверенность, Адальбер попросил:

– Расскажите, пожалуйста, какие у вас тут тюрьмы.

– Извините, ни разу там не бывал, так что мне трудно вам ответить на этот вопрос, но, думаю, не обману вас, если скажу, что там очень чисто. Один мой родственник провел в полицейском участке Ивердона два или три дня, но особенно дурных воспоминаний у него не осталось.

– Тем лучше! Я и не ждал ничего другого от такой образцовой страны, как Швейцария.

Адальбер через Сиприена передал тетушке Амели, что благополучно добрался до места, но умирает от усталости и немедленно ложится спать. Он обещал, что непременно позвонит ей завтра.

«Довлеет дневи злоба его» – Адальбер никогда не забывал этого евангельского изречения.

А в это время Альдо, прямо скажем, не по своей воле продолжал копить материал для исследования, которое задумал написать: «Сравнительный анализ тюрем разных стран и обращение в них с узниками». По непонятной причине стражи порядка, отправлявшие его в тюрьму в этих самых разных странах, испытывали к нему инстинктивную ненависть. Не подвластны проклятию, тяготевшему над судьбой Альдо, оказались только трое: главный комиссар Пьер Ланглуа, который поначалу еще не был главным полицейским Франции, суперинтендант Гордон Уоррен из Скотленд-Ярда и шеф полиции города Нью-Йорка. С годами Ланглуа и Уоррен даже стали надежными друзьями Морозини.

Зато опыт общения с полицией Мадрида, Турции или Версаля забыть было трудно. С Альдо обращались как с заведомым преступником, и его княжеский титул не только ему не помогал, но даже приносил вред. Можно было подумать, что неприятности, которые адресовались потомку старинного рода, были особым редкостным наслаждением для полицейских служак. Если бы они могли, как американские индейцы, привязать его к столбу и пуститься с дикими криками в пляску перед тем, как снять с жертвы скальп, они были бы еще счастливее.

К счастью, «комиссар» Шульцис – Альдо, не зная швейцарских чинов, так называл его про себя, – который принял его в полицейском участке Ивердона, похоже, не отличался кровожадностью. От него веяло ледяной холодностью. Он проинформировал необычного «клиента», в каком преступлении его обвиняют, не обратил внимания на энергичные возражения и осведомился, выбрал ли он себе адвоката.

– Во-первых, я никого здесь не знаю, во-вторых, никогда и в мыслях не имел кого бы то ни было убивать, поэтому я не вижу никакой необходимости прибегать к услугам адвоката. Тем более что я венецианец и в Швейцарии нахожусь проездом.

– Может быть, и так, но наличие адвоката в судебной процедуре обязательно. Вот вам список, можете выбрать себе любого, – и полицейский протянул Альдо листок бумаги.