Неожиданно резко замигал свет. На мгновение плафоны погасли, но тут же вспыхнули вновь, хотя и вполнакала – включилось аварийное освещение.

Объяснений не требовалось – выключилась Центральная силовая станция. Мордан отошел от телефона – аппарат молчал.

– Здания двоим не удержать, – размышляя вслух, проговорил Арбитр. – Да этого и не нужно. Но есть место, защитить которое необходимо – банк плазмы. Наши друзья отнюдь не дураки, но все равно стратегия у них никудышная. Они забывают, что попавший в капкан зверь может отгрызть себе лапу. Пойдемте, Феликс. Попытаемся это сделать.

Гамильтон не переставал размышлять о цели захвата Клиники. Банк плазмы.

Банк этой столичной Клиники являлся хранилищем плазмы всех гениев двух последних столетий. Даже если мятежники потерпят поражение, но захватят банк, у них в руках окажется уникальный и незаменимый залог. В худшем случае они смогут обменять его на собственные жизни.

– Почему вы сказали «двое»? – спросила Лонгкот Филлис. – А как насчет этого? – и она похлопала рукой по кобуре.

– Я не смею рисковать вами, – ответил Мордан. – И вы знаете почему.

На мгновение их взгляды встретились. Девушка ответила всего двумя словами:

– Флеминг Марджори.

– Хм-м… Я понял вас. Хорошо.

– А что она здесь делает? – поинтересовался Гамильтон. – И кто такая Флеминг Марджори?

– Филлис приходила ко мне – поговорить о вас. Флеминг Марджори – другая ваша пятиюродная кузина. Вполне подходящая карта. Пошли!

И он быстро вышел из кабинета.

Гамильтон последовал за ним, торопливо соображая. Смысл последних слов Арбитра дошел до него не сразу. Когда же он понял, то был изрядно раздосадован, однако времени для разговоров сейчас не было. На Филлис Гамильтон старался не смотреть.

В коридоре к ним присоединилась Бэйнбридж Марта.

– Одна из девушек извещает остальных, – сообщила она Мордану.

– Хорошо, – отозвался на ходу Арбитр.

Банк плазмы возвышался в середине огромного зала в три этажа высотой и соответствующих пропорций. Сам банк представлял собой ряд многоярусных стеллажей, стоявших вдоль стен, как в библиотеке. На половине высоты он был опоясан платформой, с которой техники могли дотянуться до ячеек верхнего яруса.

Мордан прямиком направился к металлической лестнице, ведущей наверх, и взобрался по ней на платформу.

– Мы с Филлис возьмем на себя две передние двери, – скомандовал он, – Вы, Феликс, – заднюю.

– А мне что делать? – спросила Марта.

– Вам? Вы не стрелок.

– Но у нас же есть еще один излучатель, – заметила глава технического персонала, кивнув на пояс Гамильтона. Тот озадаченно взглянул на свой пояс.

Женщина была права – он совсем забыл про заткнутое за ремень оружие Монро-Альфы – и протянул бластер Марте.

– Вы хоть знаете, как им пользоваться? – поинтересовался Мордан.

– Он ведь сожжет там, куда я направлю? Правда?

– Да.

– Это все, что я хотела знать.

– Очень хорошо. Филлис, вы вместе с Мартой возьмите на себя заднюю дверь. Мы с вами, Феликс, займемся передними.

Платформа была опоясана невысоким, по пояс, ограждением. Оно не было сплошным, в нем виднелись отверстия – составные элементы орнамента. План Мордана был прост – залечь за этим ограждением и вести наблюдение сквозь отверстия, при необходимости используя их в качестве бойниц.

Они ждали.

Гамильтон достал сигарету и затянулся – зажглась она при этом сама. Не спуская глаз с левой двери, Феликс протянул портсигар Мордану, однако Арбитр отвел его руку.

– Одного я не могу понять, Клод…

– А именно?

– Почему правительство не арестовало их всех прежде, чем дело зашло так далеко? Полагаю, я был не единственным осведомителем. Так почему же заговор не подавили в зародыше?

– Я не представляю правительство, – осторожно ответил Мордан, – я не член Совета политики. Однако, если хотите, рискну высказать свои соображения.

– Давайте.

– Единственно надежный способ выявить всех заговорщиков – подождать, пока они проявят себя. Теперь их уже не нужно будет даже судить – такой процесс был бы излишним. Теперь их попросту уничтожат – всех до единого.

Гамильтон обдумал его слова.

– Вряд ли наши политики правы, рискуя при таком промедлении судьбой государства.

– У политиков широкий взгляд на вещи. С биологической точки зрения лучше быть уверенным, что проведена полная чистка. Конечный же результат не ставился под сомнение никогда.

– Откуда такая уверенность? Вот мы с вами, например, из-за этого промедления оказались в хорошеньком положении.

– Мы в опасности, это верно. Но не общество. Блюстителям может понадобиться некоторое время, чтобы мобилизовать контингент ополчения – достаточный, чтобы подавить сопротивление заговорщиков во всех ключевых точках, которые они успели захватить. Но чем это кончится – сомневаться не приходится.

– Проклятье, – жалобно сказал Гамильтон, – неужели было так необходимо дожидаться, пока потребуется набирать добровольцев? У государства должна быть достаточно сильная полиция!

– Нет, – возразил Мордан, – я так не думаю. Государственная полиция ни в коем случае не должна быть слишком многочисленной и вооруженной лучше, чем население. Готовые к самозащите вооруженные граждане – вот первооснова гражданских свобод. Впрочем, это, разумеется, всего лишь мое личное мнение.

– А если граждане не станут или не сумеют защищаться? Если эти крысы победят? Это будет на совести Совета Политики.

Мордан пожал плечами.

– Если восстание окажется успешным, невзирая на сопротивление вооруженных граждан, – значит, оно себя оправдало. Биологически оправдало. Кстати, не спешите стрелять, если первый из них войдет через вашу дверь.

– Почему?

– У вас слишком громкое оружие. Если он будет один – мы получим небольшую отсрочку.

Они ждали. Гамильтон уже начал подумывать, не остановились ли его часы, но заметил, что сигарета все еще продолжает тлеть. Он бросил быстрый взгляд на дверь, вверенную его попечению, сказал Мордану: «Тсс-с!» – и переключил внимание на другую.

Человек вошел осторожно, высоко подняв излучатель. Мордан держал его на прицеле до тех пор, пока тот не вышел из зоны видимости возможных спутников, оставшихся за дверью. И лишь тогда аккуратно прошил ему голову лучом. Взглянув на убитого, Феликс узнал в нем человека, с которым выпивал этим вечером.

Двое следующих появились парой. Мордан жестом приказал Феликсу не стрелять.

Но на этот раз Арбитр не смог выжидать так долго: едва оказавшись в дверях, мятежники увидели тело товарища. Гамильтон не без восхищения отметил, что не взялся бы доказывать, который из них был застрелен первым – казалось, оба рухнули одновременно.

– В следующий раз вам не надо отдавать мне право первого выстрела, – заметил Мордан. – Элемент внезапности утрачен. – И добавил, полуобернувшись: – Первая кровь, леди. А что у вас?

– Пока ничего.

– Идут! – Ба-банг! Банг! Трижды выстрелив, Гамильтон ранил троих; один из них шевельнулся, пытаясь подняться и ответить на огонь. Феликс выстрелил еще раз, и тот успокоился.

– Спасибо! – бросил Мордан.

– За что?

– Это был мой секретарь. Но лучше бы я прикончил его сам.

– Помнится, – приподнял бровь Гамильтон, – однажды вы сказали, что государственный служащий должен избегать проявления личных чувств на работе?

– Все верно… Но не существует правила, запрещающего получать от работы удовольствие. Я предпочел бы, чтоб он вошел через мою дверь. Он мне нравился.

Гамильтон заметил, что за время, пока он с таким грохотом останавливал натиск противника на свою дверь, Арбитр беззвучно прикончил четверых.

Теперь возле его двери лежали пятеро, еще четверо – у двери Мордана и один – посередине.

– Если дальше так пойдет, скоро тут появится баррикада из живого мяса, – заметил он.

– Бывшего живым, – поправил Мордан. – Но не слишком ли вы задерживаетесь у одной бойницы?

– Обе поправки принимаются. – Гамильтон сменил позицию, потом позвал: – Как там дела, девушки?