Но куда же все-таки подевалась голова Гоголя? Чем можно объяснить столь драматическую ситуацию? Существуют догадки, версии. Об одной из них рассказывал и Владимир Германович Лидин: "В 1909 году, когда при установке памятника Гоголю на Пречистенском бульваре в Москве производилась реставрация могилы Гоголя,

Бахрушин подговорил, будто бы, монахов Данилова монастыря добыть для него череп Гоголя, и что действительно в Бахрушинском театральном музее в Москве имеются три неизвестно кому принадлежащие черепа: один из них по предположению - череп артиста Щепкина, другой - Гоголя, о третьем - ничего не известно". "Есть ли в действительности в музее такие черепа - не знаю,- уточняет далее В.

Г. Лидин,- но легенду эту, сопровождавшую исчезновение черепа Гоголя, я слышал

лично - к сожалению, не помню от кого". Быть может, в будущем удастся приоткрыть

завесу и над этой тайной.

Кроме В. Г. Лидина на перезахоронении праха Н. В. Гоголя присутствовали и

другие писатели, и все они также прихватили с собой небольшие "сувениры":

Всеволод Иванов - ребро создателя "Мертвых душ", Александр Малышкин -

фольгу из гроба, а возглавлявший работу по перезахоронению директор кладбища,

молодой комсомолец по фамилии Аракчеев присвоил себе сапоги великого писателя.

Интересно отметить, что историк Д. Н. Бантыш-Каменский, вскрывший в эпоху

Николая I могилу князя А. Д. Меньшикова в Березове и взявший себе на память шапочку сподвижника Петра, едва не загубил свою карьеру, обвиненный чуть ли не в обворовывании мертвых и в кощунстве.

Но, может быть, не стоит слишком строго судить советских писателей (за исключением явного мародера Аракчеева). Культ останков настолько прочно вошел в русскую историю и культуру, что за 14 лет советской власти кардинальных изменений в психике даже у передового отряда советской интеллигенции могло и не произойти. В главе "Нетленные мощи" мы уже касались вопроса о культе святых мощей.

Однако распространение культа останков гораздо шире. Так, на Смоленском кладбище Петербурга особым почитанием пользуется могила блаженной Ксении (официально канонизированной лишь в 1988 году). В скором времени после ее похорон (в конце XVIII века) посетители разобрали всю могильную насыпь; когда же на могилу положили плиту, то ее разломали и по кусочкам разнесли по домам. Сделана была другая плита, но и та недолго оставалась целою.

Особым почитанием пользовались старые гробовые доски. Так, в Троице-

Сергиевой пустыни на окраине Петербурга, в келье архимандрита Варлаама, духовного отца императрицы Анны Иоановны, хранился образ святого Сергия Радонежского, писаный на доске от гроба чудотворца, взятой тотчас по открытии его мощей.

В Успенском соборе Московского Кремля, около южных дверей, висела

замечательная икона Святого Димитрия Солунского, писанная на гробовой доске князя Димитрия Донского, чьим покровителем являлся данный святой.

А вот еще один, весьма характерный для обсуждаемой темы факт.

По преданию, Иван Андреевич Битов, русский Страдивариус, сделал по дружбе Гандошкину, знаменитому скрипачу и балалаечнику князя Потемкина такую балалайку из старой, вырытой из могилы гробовой доски, что за нее граф А. Г. Орлов предлагал ему 1000 рублей.

Предметами культа также могут служить некоторые погребальные принадлежности, в частности, саван или покрывало мертвеца. Замечательный собиратель русского фольклора П. И. Якушкин (1822-1872) оставил интересное свидетельство на данную тему: "...должно заметить, что деревенские колдуны по злобе или по другим каким причинам делают у молодого импотенцию. Я слышал, что недалеко от Сабурова (в Малоархангельском уезде) живет колдун, который может сделать какую угодно невстаниху на одну женщину, на всех; на год, на век... Он берет нитку из покрывала мертвеца, влагает ее в иглу, которую и вдевает в подол рубашки известной женщины: пока эта игла не вынута, то мужчине ничего нельзя с нею сделать..."

Вот так, постепенно, от надругательства над телами мертвых мы перешли к

фактам их обожествления и культа. Ничего странного тут нет, обе эти крайности - две стороны одной медали, характеризующие повышенный, иногда даже болезненный, интерес к мертвому телу. Наряду с варварским надругательством над покойниками, призванными отомстить за совершенное при жизни зло, в истории встречается немало примеров и благоговейного отношения к мертвым.

Так, знаменитый парижский палач Сансон был отстранен от должности за то, что отрубив голову Шарлотте Корде, убившей Марата, он достал эту голову из корзины и нанес ей пощечину, чего не имел права делать. "Наказывать, не унижая" - таков был закон той эпохи.

В конце 1772 года, когда скончался славный русский фельдмаршал Петр

Семенович Салтыков, московское начальство, зная, что покойный был в опале у царедворцев, не дало никаких распоряжений для его похорон.

Это кощунство потрясло Петра Ивановича Панина (известного русского

полководца, главу правительственных войск при усмирении восстания Пугачева). Желая отдать последнюю почесть заслуженному и авторитетному полководцу, он, хотя и был в отставке, надел свой генеральский мундир в Андреевской и Георгиевской лентах и немедленно отправился в дом Салтыкова. Подойдя к гробу фельдмаршала, он обнажил шпагу и сказал: "До тех пор буду стоять здесь на часах, пока не пришлют почетного караула для смены".

Эта "выходка" стала известна императрице и московскому губернатору. Для того, чтобы с приличиями похоронить старого военачальника, вскоре было выделено подразделение воинов, сменивших генерала Панина на традиционной вахте.

О том, сколь большое значение придавалось ритуалу похорон и отданию последнего долга свидетельствует и шутливый рассказ из книги средневекового арабского писателя Ибн Абд Раббихи (858-940 гг.) "Чудесное ожерелье": "У Абу Абд аль Малика спросили:

- Почему люди считают, что Абу Али аль-Асвари был более достойным человеком, чем Салам Абу-ль-Мунзир?

- Потому что, когда умер Салам Абу-ль-Мунзин, Абу Али шел за его гробом, а когда скончался Абу Али, Салам не участвовал в его похоронах".

Зачастую в осквернении могил виноваты были не люди, а стихийные силы природы. Особая роль здесь принадлежит знаменитым петербургским наводнениям, которые размывали расположенные в низинах кладбища города.

Очевидец наводнения 1824 года Самуил Аллер говорит, что улица перед Летним

садом, да и сам сад завалены были крестами с могил, занесенными с кладбища. На

Смоленском кладбище много свежих могил было размыто водою и множество гробов

всплыло. От полиции была повестка с объявлением "кто из обывателей нашел гроб с

покойником, унесенный со Смоленского кладбища, и кто представит его, тому дано

будет 500 рублей". К одному англичанину принесло водою вырытый из земли гроб его

приятеля, которого он похоронил за два дня до наводнения.

Актер П. А. Каратыгин рассказывает, что одна молодая вдова, проживавшая на

одной из линий Васильевского острова, накануне наводнения 1824 года похоронила на Смоленском кладбище своего старого супруга, над прахом которого не расположена была долго плакать и терзаться, потому что покойный мучил ее своей ревностью. Проводив его на место вечного успокоения, она думала найти, наконец, душевное спокойствие, но каков же был ее ужас, когда вечером рокового дня она увидела гроб своего супруга у самого крыльца дома! Нечего делать, пришлось бедной вдовушке вторично хоронить своего неугомонного мужа.

Впрочем, ничего особенно удивительного в приведенных здесь эпизодах нет.

Вполне возможно, что гроб со Смоленского кладбища, расположенного на

Васильевском острове, могло занести волнами на одну из линий этого острова, где, по чистой случайности, проживали друзья или родственники покойника.

Гораздо более невероятная история, в свое время взволновавшая весь суеверный мир, произошла с телом известного американского актера конца прошлого столетия Чарльза Коглена. Чарльз Коглен родился на острове Принца Эдуарда, в заливе Святого Лаврентия (Канада). В 1899 году на гастролях в американском городе Галвестон он умер. Похоронили его здесь же, положив в герметический оловянный гроб. Через год, в 1900 году тропический ураган невиданной силы, названный позднее "ураганом века", обрушился на Галвестон. Под напором ветра воды Мексиканского залива ринулись на побережье. Как огромные тараны, они сносили улицу за улицей. Яростный ветер довершал разрушительную работу. Потоки бушующей воды размыли кладбищенские могилы и гроб с телом Коглена был унесен в море.