Неожиданно она посмотрела на него, и шаман был поражен грустью, которая отпечатком лежала на ее лице.

— Ты несчастлива здесь, — заметил он.

— Нет, — она покачала головой, — я рада быть с вами.

Стоящая С Кулаком продолжала скатывать грязь в шарики, водя пальцами по ступням.

— Я грущу по моему мужу.

Трепыхающаяся Птица на какое-то время задумался, а женщина начала скатывать следующий комок грязи.

— Его уже нет, — сказал лекарь, — но ты здесь, с нами. Время не стоит на месте, и ты движешься вместе с ним, даже если это не приносит тебе счастья. Такое бывает.

— Да, — согласилась она, сжав губы, — но меня мало интересует, что со мной будет.

Со своего места, сидя лицом ко входу, Трепыхающаяся Птица заметил несколько теней, промелькнувших перед его хижиной, и продолжил:

— Приближаются белые, — неожиданно выговорил он. — Множество белых будет проходить через нашу страну каждый год.

По спине Стоящей С Кулаком пробежал холодок. Ее плечи передернулись. Глаза потемнели, а руки непроизвольно сжались в кулаки:

— Я не хочу идти с ними.

Индеец улыбнулся.

— Нет, — сказал он, — ты не пойдешь. Среди нас нет такого воина, которые не постарается удержать тебя от этого…

Услышав эти слова поддержки, женщина с темно-каштановыми волосами наклонилась вперед с любопытством.

— … Но они придут, — продолжал говорить мужчина. — Они странная, незнакомая раса со своими привычками, обычаями и верой. Трудно сказать, что должны будем делать мы. Люди говорят, их много, и это беспокоит меня. Если они придут подобно тому, как поток несет свои воды, мы должны будет остановить их. И тогда мы потеряем много лучших наших воинов, мужчин, каким был твой муж. Тогда здесь будет намного больше вдов с печальными лицами.

Чем ближе подходил Трепыхающаяся Птица к главной цели своего разговора, тем ниже опускала голову Стоящая С Кулаком, размышляя над его словами.

— Есть один белый человек, тот, который принес тебя домой. Я виделся с ним. Я был у него в хижине, что находится вниз по реке, я пил его кофе и говорил с ним. Конечно, он незнакомый, чужой для нас и имеет свои странности. Но я наблюдал за ним и думаю, у него в груди бьется доброе сердце…

Женщина подняла голову и быстро взглянула на шамана.

— Этот бледнолицый — солдат. Может быть, он пользуется большим влиянием у белях…

Трепыхающаяся Птица остановился Обыкновенный воробей нашел дорогу в вигвам через открытый полог и впорхнул в хижину. Осознавая, что здесь ему грозит опасность попасть в ловушку, молоденькая птичка забила крыльями, мечась от одной стены к другой. Брыкающая Птица наблюдал, как воробей поднялся выше, приблизившись к дыре, через которую выходит дым от костра, а потом неожиданно вырвался на свободу, исчезнув в этом отверстии.

Теперь лекарь смотрел на Собранную В Кулак. Она не обратила внимания на это вторжение и продолжала смотреть на свои руки, сложенные на коленях. Шаман задумался, пытаясь уловить потерянную нить своего монолога. Не успел он начать, как вдруг снова услышал мягкие хлопки маленьких крыльев.

Посмотрев вверх, он увидел воробья, который снова залетел в хижину, на этот раз через дымоход. Трепыхающаяся Птица проследил взглядом его полет — птичка камнем метнулась к полу, сделала грациозный разворот и тихо опустилась на каштановые волосы. Женщина не пошевелилась, а воробей начал чистить клювом перышки. Он делал это так естественно, будто сидел в своем гнезде на ветке высокого дерева. Стоящая С Кулаком провела рукой по волосам и воробей, как ребенок, прыгающий через веревку, приподнялся на фут в воздух, выжидая, пока рука пройдет у него под лапками, и снова опустился на голову женщины. Стоящая С Кулаком терпеливо сидела, пока крошечный гость распушал свои крылья и перья на грудке. Потом он вспорхнул и направился прямо ко входу в хижину. Он исчез в мгновение ока.

Какое-то время Трепыхающаяся Птица хотел сделать определенное заключение, касающееся смысла и значения этого появления воробья и роли Стоящей С Кулаком в этом представлении. У него не было времени предпринять свою обычную в таких случаях прогулку и обдумывать случившееся. Однако он почувствовал успокоение от того, что увидел.

До того, как он снова заговорил, женщина подняла голову.

— Что ты хочешь от меня? — спросила она.

— Я хочу слушать, что говорит белый солдат. Но мои уши не могут понять его слов.

Наконец-то он сделал это. Лицо Стоящей С Кулаком омрачилось.

— Я боюсь его, — сказала она.

— Сотни белых солдат придут сюда на сотнях лошадей и с сотнями винтовок… вот чего нужно бояться. А сейчас он один. Нас же много, и это наша земля.

Она понимала, что Трепыхающаяся Птица прав, но его правота не помогала ей почувствовать себя в безопасности. Стоящая С Кулаком неловко переменила позу:

— Я не помню языка белых людей, — заметила женщина нехотя. — Я — Команча.

Шаман кивнул:

— Да, ты одна из дакотов. Я не прошу тебя становиться кем-то еще. Я прошу лишь подавить свой страх и подумать о нашем племени. Встреться с белым человеком. Постарайся найти с ним общий язык, вспомни язык белых людей, и когда ты сделаешь это, мы втроем проведем переговоры, которые будут на благо всех людей. Я думал об этом очень долгое время.

Он замолчал, и вся хижина погрузилась в тишину вместе с ним.

Женщина огляделась вокруг, скользя взглядом по предметам, находящимся внутри. Она будто прощалась со всем этим на долгое время. Когда она вновь увидит эти места?

Стоящая С Кулаком никуда не собиралась уходить, но в своих мыслях она предпринимала еще один шаг, посвящая его тому, кого так сильно любила.

— Когда я его увижу? — спросила она.

Безмолвие снова воцарилось в хижине.

Трепыхающаяся Птица поднялся на ноги:

— Найди тихое место, — напутствовал он ее, — подальше от нашего лагеря. Сядь там и оставайся столько времени, сколько потребуется. Постарайся вспомнить слова своего старого языка.

Подбородок женщины упирался ей в грудь, когда Трепыхающаяся Птица шел вместе с ней к выходу.

— Отбрось свой страх, и ты сделаешь полезную вещь, — бросил он си вслед.

Женщина уже повернулась к нему спиной и вышла из хижины.

Шаман не знал, услышала ли она последний из его советов. Стоящая С Кулаком не обернулась и сейчас она уже шла прочь от хижины.

IV

Стоящая С Кулаком сделала все так, как ее просили.

С пустым кувшином для воды, висевшим у нее на бедре, она спустилась к реке по главной тропе. Время близилось к полудню, и утренние передвижения, во время которых набирали воду для хозяйственных нужд и для лошадей, занимались стиркой и купанием детей, уже почти прекратились. Она шла медленно, осматриваясь и выискивая такую тропу, по которой редко ходили и которая могла бы привести ее к месту уединения. Ее сердце учащенно забилось, когда она наткнулась на поросший травой участок, который находился в стороне от главной тропы. Женщина пробежала через расщелины и оставила реку в сотнях ярдов позади себя.

Рядом никого не было, но она внимательно прислушалась — вдруг кто-нибудь направляется сюда и она услышит его шаги. Не услышав ничего подозрительного, она спрятала обременявший се кувшин в куст, который со временем мог вырасти в вишневое дерево, а затем скользнула в хорошо укрытую от посторонних глаз старую расщелину, как раз в тот момент, когда на берегу реки послышались голоса.

Она торопливо пробиралась сквозь запутанные заросли, свисающие над тропой, и вздохнула свободно только тогда, когда через несколько ярдов узенькая тропинка превратилась в хорошо протоптанную дорожку. Теперь шаг се был легок, и вскоре голоса на главное тропе замерли вдали.

Утро было прекрасным. Легкий ветерок раскачивал ивы, и их гибкие и тонкие ветви танцевали свой утренний вальс. Небо над головой было необычной, чистой голубизны, и единственными звуками, раздающимися в звенящей тишине начинающегося дня, были шуршание кролика или ящерицы, вспугнутых ее шагами. Этот день, казалось, был создан для наслаждения и радости, но в сердце Стоящей С Кулаком не было этих чувств. Душа ее окаменела от долгих дней, проведенных в тоске, от горечи.