– Уверен, что такое случается очень редко, – ответил он, нежно проводя пальцем по ее ключице, – и только если мужчине повезет и он сумеет воспламенить такую секс-бомбу, как ты.

Блэр звонко шлепнула его по заду. Шон игриво куснул ее за ушко и пощекотал усами.

– Ах, Шон Гаррет, всего лишь за одну ночь вы совершенно развратили меня. Поцелуй меня, – потребовала она, захватив его голову своими маленькими руками и притянув к своему рту.

Блэр еще продолжала чмокать его в губы, когда Шон вдруг отстранился и странным голосом спросил:

– Скажи, Блэр, а кто этот Коул?

Блэр уронила голову на подушку и широко раскрыла глаза. После того как они немного пришли в себя, Шон принес ей из ванной влажное полотенце, включил ночник, и теперь на их раскрасневшиеся тела лился мягкий свет. Услышав его вопрос, Блэр побледнела. Шон внимательно смотрел в ее зеленые глаза, в каждом из которых отражалось по светильнику.

– Я уже говорила тебе, что некоторое время жила с этим человеком.

– Извини, но теперь я могу утверждать, что ты не жила с этим человеком в общепринятом смысле слова.

От неприятных воспоминаний Блэр зажмурилась.

– Да, в этом смысле мы не были близки.

Поняв, что из-за его вопросов с лица Блэр исчезло сияющее выражение удовлетворенной женщины, Шон сказал:

– Не говори ничего. Я понимаю, это тебе неприятно.

– Нет, – возразила Блэр, взяв его за руку. – Я хочу, чтобы ты знал.

Шон подождал, пока она соберется с мыслями. Глядя на ее красивое лицо, он легонько поглаживал ей лоб кончиками пальцев.

– К тому времени, как Коул, проучившись два года в колледже, приехал в Нью-Йорк, я уже жила там несколько лет. Я была старше. Он приехал в Нью-Йорк, взбунтовавшись против отца, школьного учителя физкультуры, для которого не было ничего ужаснее мысли, что его сын станет балетным танцором. И это несмотря на то, что Коул был физически более развитым и сильным, чем любой футболист из школьной команды.

Блэр вздохнула, потом положила большую ладонь Шона себе на живот и, продолжая рассказ, машинально поглаживала его пальцы.

– Коул еле смог вырваться из дома. Приехав в Нью-Йорк, он по-настоящему голодал, пока не отыскал место официанта. Эта работа дала ему возможность посещать балетные классы. Он понравился мне, я его пожалела и предложила ему пожить в моей квартире, пока он не устроится.

Мы все больше и больше влюблялись друг в друга, и наши глаза сияли любовью. Все считали нас любовниками. Коул порывался позвонить домой и сообщить отцу, что он живет с женщиной, которая к тому же старше его. То есть он хотел доказать отцу, что, несмотря на свое увлечение балетом, он стал настоящим мужчиной.

– И что? – спросил Шон, когда взволнованная Блэр немного успокоилась.

– А то, что он так и не смог доказать этого мне, хотя и прожил вместе со мной полтора года.

Шон почувствовал, что Блэр сжалась и отодвинулась от него. Он сел поближе и крепко обнял ее, опасаясь, что она замкнется. Теперь он знал, почему она так неопытна в любовных ласках. Ее наивность и неискушенность, явно не соответствующие ее возрасту, могли показаться притворными, но теперь-то он убедился в ее искренности.

– А что было потом? – спросил он, прижимаясь губами к ее лбу.

– Однажды Коулу взбрело в голову, что он не может больше так жить, и он бросился под поезд метро.

– Вот черт! – Шон тяжело вздохнул и насупил брови, поняв, что причинил ей мучительную боль. Шон был бы счастлив сделать все, что угодно, лишь бы облегчить мучения Блэр.

– Ты любила его? – помолчав, спросил он.

– Да. Хотя теперь понимаю, что эта любовь была особого рода. Я просто жалела его. Я разделяла его страдания, вызванные непониманием родителей, и сочувствовала ему. Я же была нужна ему для самоутверждения. А он был нужен мне, потому что постоянно говорил, какая я хорошая. Не слишком прочная основа для любовной связи. Я не стремилась снова кого-нибудь полюбить. Танцы были моей единственной любовью.

У Шона замерло сердце.

– Были?

Блэр посмотрела на него и погладила пальцем его усы.

– Не своди меня с ума. Ведь всего час назад я считала, что самое высокое наслаждение, как я его понимала, дают человеку только танцы. Теперь я знаю, что существуют и другие чувства, прежде неведомые мне.

– Я рад, что помог тебе узнать их, – сказал Шон с наигранной серьезностью, но в его глазах сверкали веселые огоньки.

Блэр склонила голову набок и подозрительно посмотрела на него.

– А ты ведь никогда не рассказывал мне, как ты приобрел такой опыт в искусстве любви. Я понимаю, конечно, – многие годы практики. Но кто же обучил тебя всему этому?

Шон все еще улыбался, но в его глазах появилась грусть.

– Да. Одно время я думал, что она могла бы стать миссис Шон Гаррет, однако все сложилось по-другому.

– О! – Блэр, пробудившая эти неприятные для нее воспоминания Шона, пожалела, что коснулась этой темы. Лучше бы ничего не знать. Может, ей далеко до этой неизвестной женщины.

Шон разгладил морщинки, набежавшие на ее лоб.

– Блэр, в том, что я сказал, нет ничего трагичного. Я сам все решил и не живу воспоминаниями. Я редко думаю о ней, а если и думаю, то спокойно и равнодушно. Когда-нибудь я расскажу тебе эту довольно скучную историю, но не сейчас, когда ты лежишь рядом со мной, обнаженная и прекрасная.

– Ты тоже очень красив, – сказала Блэр, любуясь его сильным телом, широкими плечами и длинными ногами. – И, кроме того, ты, оказывается, неплохо танцу, ешь. – Она озорно подергала волоски на его груди.

Шон застонал и закрыл лицо ладонями.

– Если бы кто-нибудь, случайно зайдя ночью в зал, увидел меня танцующим, я бы, наверное, провалился сквозь землю. Я, конечно, походил на Квазимодо, танцующего с Эсмеральдой.

– О нет! – сказала она, возмущенно привстав и сев. – Ты делал все это с большим изяществом. И… – Блэр отвела глаза.

– Что, Блэр? – спросил он, притягивая ее к себе и укладывая рядом с собой.

– Ты всегда появлялся именно там, где был нужен мне. Спасибо. – Ее глаза, в которых еще блестели слезы, уже снова сияли.

Он поцеловал ее глаза.

– Не благодари меня, – прошептал он. – Ведь ты тоже – та женщина, которая мне нужна.

Проснувшись утром, Блэр поняла, что лежит на широкой постели одна. Она села и сладко потянулась, а потом оглядела спальню, которую толком и не рассмотрела ночью. То, что она увидела, ей очень понравилось. Эндрю Дельгадо как-то сказал ей, что у Шона большая кровать. Так оно и оказалось. Кровать королевских размеров была застелена стеганым покрывалом. Спальня была отделана в розовом и голубом тонах, что красиво контрастировало с другими комнатами, окрашенными в чуть желтоватый цвет. Широкие жалюзи на окнах почти не пропускали солнечный свет. Было заметно, что спальня принадлежит мужчине, однако явно не аскету.

По прохладному паркетному полу Блэр на цыпочках подошла к двери и открыла ее. Прислушиваясь, она проскользнула через холл и посмотрела вниз, перегнувшись через перила. Услышав, как хлопнула задняя дверь, она испуганно отпрянула назад. Здесь ее и нашел Шон.

Оба были приятно удивлены. Она – тем, как он прекрасно выглядит, когда на нем нет ничего, кроме старых, линялых джинсов, сантиметров на пять не доходивших ему до пупка. Он – тем, что никогда еще, входя в свой дом, не видел на лестничной площадке прелестную обнаженную женщину с соблазнительно растрепанными волосами, с чуть припухлыми зацелованными губами, с розовыми, теплыми после сна маленькими грудями. Солнце, проникающее сквозь витраж, играло на ее коже.

Блэр направилась навстречу ему, но, спустившись на две ступеньки, вдруг остановилась, смущенная взглядом его алчно горящих глаз. Он быстро взбежал по лестнице, роняя на бегу одежду, которую держал в руках.

Он мчался по ступенькам, не касаясь перил, не глядя под ноги и походя на лунатика, который не делает неверных шагов. Ее тело притягивало его как магнит.

Когда их разделяло несколько ступенек, он остановился. Его грудь высоко вздымалась и опускалась. Он с трудом оторвал взгляд от ее грудей и оглядел ее всю: ее чуть распухшие губы (Шон мысленно выругал себя за чрезмерную страстность поцелуев), покатые плечи, груди с нежными розовыми сосками.