С таким настроением она почти ворвалась в дом, где еще недавно была так счастлива, и, толкнув дверь, поняла, что в нем уже кто-то есть. «Подружка-прелесть, которая переспала с моим любовником, а теперь охмуряет наших доблестных милиционеров… Перестрелять их, что ли, всех к чертовой бабушке…»

Она разозлилась не на шутку. И на Ванеева, и на Аржанухина, который почему-то сбежал, не дождавшись приезда адвоката (которого он, кстати, и не дождался бы, поскольку денег у него скорее всего нет, а адвокаты не такие идиоты, чтобы работать за здорово живешь)…

Она заглянула в кухню – все чисто прибрано, и никого. Затем обошла гостиную, пытаясь определить, кто же в доме, зашла в спальню, где еще несколько часов назад простыни были теплыми от их тел, ее и Валентина, и вдруг вскрикнула, потому что кто-то, подкравшийся к ней сзади, крепко схватил ее в железные тиски рук…

– Это ты? – Она повернула голову и, встретившись взглядом с глазами Логинова, застонала от счастья. – Откуда ты взялся?

Он отпустил ее и улыбнулся:

– Да я здесь уже часа четыре… Все, что нашел вкусного, съел, но выпить не выпил, жду, когда соберутся все…

– Ты имеешь в виду своих дружков?

– Именно…

– А как ты здесь оказался? Как ты нашел этот дом?

– Я встретил по дороге твою подружку Люсю… Вот она и проводила меня сюда… Сказала, что ты уехала в райцентр по делам…

– Я была в городе… Открыла дверь своим ключом и застала Соню в объятиях…

– …Сережи Сапрыкина… Да-да, не удивляйся… Они, по-моему, поладили…

«Значит, Сергей, поговорив со мной по телефону и зная о том, что Логинов собирается в Вязовку, рассчитал, что квартира будет свободная и им с Соней никто не помешает побыть вдвоем… Как все просто… А я от этого представления чуть не сошла с ума…»

– А чем сейчас занимаются твои друзья?

– Кажется, они ищут какого-то Ржавого…

– Аржанухина… Но мне кажется, что он не виноват… – И Наталия обстоятельно рассказала Логинову все, что знала об этом деле, не скрывая результатов своей поездки в пункт проката.

– Действительно, интересное дело. Я понимаю тебя… Но мне сказали, что здесь был еще один мужчина… Я его знаю? – спросил он довольно жестко.

– Нет, это приятель Люси… Хотя она просила меня представить его как своего брата…

– Мне так и сказали… И кажется, вам удалось всех провести. Ведерников клюнул на Люсю и все уши мне уже прожужжал о ней…

– Не уверена, что она готова к переменам в своей жизни… Слишком уж их много свалилось на ее бедовую голову… Знаешь, как бывает в жизни: то пусто, то густо… Игорь, как я рада тебя видеть… Ты не голоден?

На сегодняшний вечер у нее был запланирован визит к Ванееву. И как всегда, она имела самое смутное представление о том, что она ему скажет и о чем спросит… А что, если он извращенец, который заманивает женщин куда-нибудь на нейтральную территорию и заставляет их там проделывать разные глупости… Хотя танцы глупостью назвать нельзя…

Успокоившись в объятиях Логинова, она, сказав ему, что ей пора заняться своим непосредственным делом, заперлась в дальней комнате и открыла крышку пианино. Что-то теперь подскажет ей ее развившееся не в меру воображение?

Она, взяв сложный джазовый аккорд, закрыла глаза и углубилась в заполненный ароматами открытых кафе и мимозы мир французского шлягера… Это были Азнавур, Пиаф… Франция. Она услышала французскую речь, монотонный голос старого человека, очень доброго и немного сонного… Он сидел за большим письменным столом, заваленным рукописями, и словно диктовал кому-то что-то… На нем был сюртук с большими широкими отворотами, который открывал белую сорочку и темный галстук-косынку, какие носили в прошлом веке, на голове его красовалась широкополая соломенная шляпа… Крупные складки, идущие от крыльев носа к уголкам длинных, вытянутых губ, длинный, но расширенный книзу нос и внимательные маленькие светлые глаза делали его похожим на крестьянина или сельского учителя. Слева от него стоял старенький глобус, справа – прозрачный сосуд с каким-то насекомым… И тут его голос сделался едва различимым, а на него наложился пространственный и молодой женский голос, который, судя по всему, переводил речь старика: «Жилища их – это колодцы около фута глубиной, сначала вертикальные, а потом загибающиеся коленом. Средняя величина их диаметра – дюйм. Вокруг отверстия возвышается закраина, сделанная из соломинок, разных маленьких кусочков, даже мелких камушков. Все это сдерживается паутиной… Вышина защитительной ограды также бывает различна. Иная ограда – это башенка в дюйм вышиной, а другая – просто закраина. Все они скреплены паутиной, и все имеют ширину, равную ширине подземного канала, продолжение которого они составляют…»

Картинка была настолько статичная и непонятная, что вызвала мигрень, но ничего, никаких новых мыслей не принесла. Одни вопросы… Кто этот француз? И зачем ей было показывать его?

Наталия вышла из комнаты и поняла, что не расскажет ничего из увиденного Ведерникову и Селезневу. Иначе они примут ее за слабоумную.

Объяснив Логинову, что ей все же надо проведать «убийцу-Ванеева», она на самом деле решила навестить Ошерова, а для этого, расспросив местных жителей, где находится его дом, не спеша побрела на самую окраину деревни, к мосту, соединяющему Верхнюю Вязовку с Нижней.

Ошеровы занимали большой кирпичный дом с башенками. Во всем, начиная с почтового ящика и кончая чисто выметенным двором и красивым стилизованным крыльцом, выложенным мраморными плитами, чувствовался достаток. В окнах горел свет.

Наталия нажала на кнопку встроенного в калитку звонка и стала ждать.

Дверь открылась, на крыльце в облаке пара появилась молодая женщина. Увидев через редкие прутья литой ажурной калитки молодую женщину в шубе, она проворно спустилась с крыльца, отперла калитку и пригласила Наталию войти в дом. Она вела себя так, словно уже привыкла к визитам непрошеных гостей. «Ведь Ошеров – доктор, и жене доктора не привыкать к неожиданным визитам в любое время дня и ночи… Это участь всех сельских врачей…»

– Юрий Григорьевич дома?

– Да-да, – прозвучал очень приятный голос, – проходите, пожалуйста… Он ужинает, я ему сейчас скажу, что вы пришли… Как вас зовут?

– Скажите, что пришла Наташа Орехова, писательница… Он знает.

Наталия осталась в ярко освещенной комнате, напоминающей приемную частных врачей в заграничных фильмах: толстый ковер, цветы в кадках на полу, кресла и столик, заваленный иллюстрированными журналами…

Через минуту в комнату буквально ворвался Ошеров. Глаза его светились радостью.

– Ты… пришла? Боже, как я рад… Сначала я тебя, конечно, познакомлю с Ольгой, а потом мы сходим с тобой ко мне в лабораторию… Я просто ушам своим не поверил… дай-ка я до тебя дотронусь…

Он привел ее в дом, где было тепло, пахло горячим печеньем, яблоками и еще чем-то вкусным… Крохотная девочка в красном домашнем платьице встала, облокотясь на пуф и прижимая к груди большую рыжеволосую куклу Барби… Ольга, жена Ошерова, в длинном желтом халате с длинными светлыми волосами, немного вялая и, судя по всему, изнеженная, улыбнулась Наталии и предложила выпить чашку чаю с домашним печеньем.

– Спасибо, но я сыта… Мне надо бы поговорить с Юрием Григорьевичем… Вы не возражаете?

– Нет, конечно… давайте я помогу вам снять шубу…

Она приняла из рук Наталии шубу, а Ошеров все это время, оказывается, разливал по крохотным рюмкам ликер. Появившись в гостиной, он протянул одну рюмку Наталии, а другую – жене, после чего умчался на кухню за третьей, для себя…

«Какая хорошая и спокойная семья…» Ей, быть может, впервые в жизни захотелось иметь свой дом, мужа-очкарика и целый выводок детей.

– Оля, мы уединимся в лаборатории, если ты не возражаешь… – И он, взяв за руку Наталию, потянул за собой в прихожую. Возле вешалки была дверь. Открыв ее, они оказались в холодном, застекленном, как веранда, коридоре, пройдя который зашли в длинную узкую лабораторию, заставленную металлическими столами с химическими склянками, колбами, банками с заспиртованными лягушками и тритонами, червями, змеями и крысами… Здесь было относительно тепло, но как-то жутковато.