Вольф испытывал какую-то неловкость – он не представлял, с каким лицом она выйдет из ванной и как они встретятся глазами. Но все оказалось просто.

– Вот что делает коньяк!

Подкатив глаза, она развела руками, покрутила слегка растрепанной головой и пожала плечами, как будто недоумевала, как могло произойти то, что произошло.

– Wine – a companion of madness... [20]

Обняв его, она вытянулась рядом. Запахло зубной пастой.

– Я не настолько владею английским...

Неловкость прошла.

– Неважно. Ты чуть не вырвал мне все волосы...

– Извини...

Благодарный, переполняемый нежными чувствами, Вольф поцеловал умытую щеку, потом гладкое плечо, спину между лопатками, поясницу и наконец раздвинул мягкие ягодицы и принялся лизать твердый коричневый кружок, похожий на плотно сжатую воронку. Это вызвало немедленный приступ очередного бурного оргазма.

– Тебе это делал кто-нибудь? – тяжело дыша, спросил он, уверенный в отрицательном ответе.

– Угу...

Вольф искренне удивился, но никаких оценок и выводов не сделал. Он вообще не оценивал Софью Васильевну, принимая ее, как самую замечательную и необыкновенную женщину на свете. Она была не только замечательной любовницей, но и прекрасной хозяйкой: готовила вкусный борщ, плов, пекла пироги. Вдобавок к этому, когда он уходил, она сама красила рамы, батареи, двери, подтверждая легенду о причинах ежедневных визитов солдата в квартиру номер восемь.

Придя на третий день, Вольф увидел в вазе на столе большой букет роз.

– Откуда это? – удивленно спросил он.

– Правда красивые? – Софья Васильевна, грациозно изогнувшись, понюхала цветы.

– Но откуда они? – повторил Вольф.

– Константин Павлович передал. Давай, давай, раздевайся.

– Какой Константин Павлович?

– Ну, Раскатов! Давай, не трать время зря!

Скинув халат, под которым ничего не было, Софья Васильевна подошла вплотную.

– Комбриг?! А почему он передает тебе цветы?

– Ну откуда я знаю... Хочет – и передает. Иди ко мне...

Она обняла его за шею, подставила губы. Но Вольфа что-то удерживало. «Генеральский букет», – вдруг вспомнил он.

– Подожди... Так он постоянно передает тебе цветы?

– Не постоянно. Иногда. Ну какое это имеет значение?

Четко очерченные губы раскрылись и Вольф жадно припал к ним. Действительно, какое это имеет значение... Интересно только, как терпит такое ревнивец Чучканов, поднявший бучу из-за одной-единственной несчастной розы!

Но все посторонние мысли тут же отошли на второй план. Осталось только нежное Софьино тело – чувствительнейший инструмент с сотнями клавиш, на которых Вольф, как ему показалось, уже научился играть.

На туалетном столике рядом с кроватью будто невзначай лежал тюбик крема.

– Это им я мажу ножки, – прошептала Софья, переворачиваясь на живот. – Можно еще что-нибудь смазать...

Рука Вольфа скользнула между белыми ягодицами, нащупала плотно сжатый кружок. Сейчас ему показалось, что он немного расслаблен.

–Давай сюда... Хочешь?

Инициатива, как всегда, исходила от него.

– Только если не больно... Будь осторожен...

Он был осторожен, и все вышло отлично. Софья кричала во весь голос и до крови расцарапала ему руку.

Время летело быстро. Находясь в квартире номер восемь, Вольф забывал обо всем. Служба, бригада, прыжки, предстоящая инспекторская – все таяло без следа, словно самолет, взмывший в раскаленное небо. И ему казалось, что счастье будет длиться вечно.

– Завтра вечером прилетает Николай Павлович, – огорошила его Софья, когда они прощались. – Днем я еще успею накормить тебя настоящим украинским борщом, но потом вольная жизнь закончится, придется что-нибудь придумывать...

Что можно придумать в условиях постоянной скученности военного городка и сотен пар скучающих глаз, Володя не представлял. Настроение у него резко упало. И недаром. Оказалось, что их вольная жизнь уже закончилась.

Следующий день складывался неудачно с самого утра. На тропе разведчика Лисенков упал с высотного перехода прямо в огонь, и, хотя комбезы пропитывались противопожарной жидкостью, левая штанина обуглилась, и Пашка сильно обжег ногу. Потом проходили траншею, рубя лопатками соломенные чучела на длинных палках. Чучелами управляли Шмель и Киря, оба норовили ударить Вольфа и Серегина по голове. Раньше по отношению к ним «старики» такого не позволяли.

Вернувшись после занятий в роту, Вольф обнаружил, что его постель перевернута и содержимое тумбочки беспорядочно брошено на матрац.

– Ничего себе, – присвистнул Серж. – Такого еще у нас не было!

– В чем дело? – Вольф подлетел к дневальному. Тот развел руками, опасливо огляделся.

– Пришел Семенов с помощником, тут все перевернули, в каптерке твою сумку обшмонали...

В казарму зашел лейтенант Деревянко. Лицо его было хмурым.

– Волков, вас вызывает майор Семенов. Сразу после обеда.

Взводный смотрел в сторону и говорил казенно-официальным тоном. Никогда раньше он так себя не вел.

– Но я должен закончить ремонт в квартире Чучканова...

– Ты что, не понял, куда тебя вызывают? – закричал Деревянко. Видно, он был сильно напуган. – В особый отдел! Совсем распустились, распиздяи, до ручки дошли! А я за вас свою жопу подставлять должен!

Лейтенант взял себя в руки.

– Рядовой Волков, в четырнадцать тридцать явиться к майору Семенову!

– Есть! – нехотя ответил Вольф.

– Рядовой Серегин, отправитесь на квартиру полковника Чучканова и выполните необходимые работы!

– Есть! – в голосе Сержа было куда больше энтузиазма.

Особый отдел располагался в двухэтажном кирпичном здании, расположенном особняком между оранжереей и котельной. Высокая труба торчала совсем рядом, и когда по банным дням из нее шел дым, остряки шутили, что это особисты сжигают расстрелянных за провинности солдат. Но когда Вольф оказался внутри здания, ему стало не до шуток.

– Тебе зачем Родина автомат дала? – зловеще спросил Семенов. Сейчас от показного добродушия особиста не осталось и следа. Сидящий за приставным столиком лейтенант Половинко тоже был предельно строг и официален, направленная в чистый лист бумаги ручка казалась грозным оружием, нацеленным в сердце рядового Вольфа.

«Неужели автомат пропал? – подумал Вольф. – Куда он мог деться? Сами спрятали, чтоб меня подставить...» У него зашумело в висках. Против такой провокации солдат беззащитен, кому что докажешь...

– Тебе для чего секретное оружие доверили? – повторил майор. – Не хотели, сомневались, я за тебя поручился... И вот благодарность!

– Я сдал автомат, товарищ майор, – хрипло сказал Вольф. – Поставил в пирамиду. Там он и должен стоять.

– Автомат-то ты сдал, а патроны оставил! Семенов ударил по столу так, что чернильница-непроливайка подскочила, перевернулась и покатилась по зеленому сукну. Цепкая рука подхватила ее на краю стола.

– Патроны тоже секретные, враг за них больших денег не пожалеет! Знаешь, как американцы за нашими секретами охотятся?

У Вольфа подогнулись ноги. Похоже, что сейчас он действительно вляпался в историю, причем наихудшую из всех возможных. Всю жизнь предостерегая его от неприятностей, отец и подумать не мог, что он вляпается в историю со шпионажем. Дурак, зачем он их взял!

Лейтенант заполнил «шапку» для будущих показаний вражеского пособника.

– Ладно, – Семенов налил воды из графина, залпом выпил стакан и мясистой ладонью вытер багровое лицо. – Нервы... Я же знаю, что ты не шпион, не диверсант. По глупости взял, не подумал. Дурак, конечно. Вот я и разозлился. Такая вот штука получается.

Он достал большой клетчатый платок и аккуратно протер глаза.

– Ты, сынок, на меня не сердись. Сейчас пойдем, отдашь нам все три штучки – и дело с концом. Договорились?

Вольф с трудом сдержал вздох облегчения. «Слава богу, пронесло! Легко отделался! Теперь будет наука на всю жизнь... Все-таки Семенов человек!» Он испытывал к майору искреннюю благодарность.