Наконец все уложено, Вольф четко докладывает:

– Рядовой Волков вещевое снаряжение получил!

– Не спеши, тут для тебя еще кое-что есть, – Деревянко дергает подбородком в сторону.

На потертом деревянном столе стоят каска «Сфера» и тяжелый титановый бронежилет четвертого класса защиты.

– Майор Шаров распорядился! – поясняет взводный. Тридцать пар глаз уставились на единственного солдата, удостоившегося комплекта средств индивидуальной защиты. В их взглядах некая отстраненность – так смотрят пассажиры скорого поезда на мужика, скорчившегося под грузом своих проблем у шлагбаума захолустного полустанка.

Рядовой Волков вроде бы один из бойцов взвода, но на самом деле нет: уже проведена линия, отделяющая его от других. Он корректировщик «Дождя», его выбросят первым в десять часов, и, когда приземлятся ребята, – неизвестно, что с ним будет. Перед глазами все время встает лежащий на дне окопа изрешеченный пулями муляж. Возможно, так же будет выглядеть его тело, даже прикрытое каской и титановыми пластинами.

– Рядовой Волков вещевое снаряжение получил! – повторяет он и на непонимающий взгляд лейтенанта объясняет: – Лишние восемнадцать кэгэ, а толку никакого.

И добавляет, но уже про себя: «Пусть они засунут эти железки себе в жопу! Имитируют заботу, суки! Лучше залезу в окоп и выкопаю нору вбок у самого дна. Все-таки полтора метра каменистой земли – может, пронесет...»

– Рядовой Иванников вещевое снаряжение получил! Доклады звучат один за другим, и вскоре Деревянко подает новую команду:

– За парашютами бегом – марш!

Теперь бежать тяжелее: бьет по ногам лопатка, прыгает на боку противогаз, тянет назад рюкзак... А ведь навьючивание далеко не окончено: основной парашют – пятнадцать килограммов, дополнительный – пять, оружие, взрывчатка, боезапас...

На парашютном складе неожиданно обнаружился Чувак. Разбитая губа зажила, желтая припухлость на нижней челюсти едва заметна, но говорит с трудом, будто во рту катаются камешки. Встречаться взглядом с Вольфом он избегает.

Майор Тинякин – помощник Чучканова по ПДП[22] вычеркивает одну графу в журнале выдачи парашютов. Штатский с повадками вынюхивающей след легавой внимательно наблюдает за его действиями.

– Запасные парашюты не получаете в связи с большой загрузкой снаряжением! – объявляет Тинякин.

«На пять кэгэ меньше», – облегченно вздыхает Вольф. Остальные реагируют по-разному – кто довольно кивает, кто озабоченно хмурится. Первые думают только о весе, вторые – о потере аварийного шанса.

Пряхин, Чувак и освобожденный от прыжков Лисенков снимают с длинных полок опечатанные мешки и выносят бойцам.

– Что ты мне дал? – спрашивает у Лисенкова Вольф и показывает выведенную химическим карандашом на брезенте надпись: «Серегин».

– Откуда я знаю, – Пашка прихрамывает на обожженную ногу и заметно морщится. – Он лежал на твоей фамилии. Значит, перепутали!

Сбоку подходит Серж, молча забирает свой мешок и так же молча ставит на пол парашют Вольфа. Он демонстративно не разговаривает с бывшим товарищем. А Вольф испытывает угрызения совести.

– Проверить печати и целостность упаковки! – командует Тинякин и сам проходит вдоль строя, внимательно оглядывая каждый мешок. Штатский стоит в стороне – эта часть процедуры его нисколько не интересует.

– Осмотр закончен, – командует майор. Еще раз он осмотрит мешки на рабочей площадке, потом их вскроют, и он лично проверит каждый парашют.

– На оружейный склад бегом – марш! – кричит Деревянко.

Теперь разведчики бегут, как навьюченные лошади. В оружейке их встречает майор Шаров, рядом с ним строгий штатский – тоже с повадками легавой.

Вольф пристегивает к поясу нож в ножнах с кусачками для проволоки, запихивает в нагрудные планшеты восемь автоматных магазинов, укладывает в подсумки две «Ф-1» и три «РГД-5», предварительно прицепив к специальным шнурам, которые при выхватывании гранаты выдернут кольцо, позволяя метнуть ее одной рукой.

– Боевые? – спрашивает штатский.

Шаров пожимает плечами.

– Конечно.

Тот недовольно хмурится.

Детонаторы, четыре двухсотграммовых и две четырестаграммовых шашки тротила, саперные провода, автомат... Сержант Ткачев выносит отрезок толстой доски – издали кажется, что из нее торчат головки толстых медных гвоздей. Это патроны – если пустых гнезд нет, значит, их ровно девяносто, можно не пересчитывать. Ребята облегченно вздыхают – запас разведчика девятьсот патронов, но, раз не вынесли цинки, значит, соблюдать норму не будут, значит, ноша в десять раз легче.

– Постойте! – штатский делает несколько шагов вперед, вынимает патрон, осматривает. – Тоже боевые?!

– Ну а какие? – снова пожимает плечами Шаров. Вопрос кажется ему глупым. – Это же полномасштабные учения.

– Исключено! – не терпящим возражений тоном говорит штатский. – На сто процентов исключено. На бросок гранаты никто не приблизится, хотя это тоже против правил, а на автоматный выстрел вполне... Тем более они летят сверху – цель как на ладони!

– Вы путаете, товарищ, – кривит губы Шаров. – Это же не американцы, не вражеские захватчики, не террористы. Это лучшее, элитное подразделение наших Вооруженных Сил... И потом, есть план учений! Для его отмены нужен специальный приказ!

– Исключено! – повторил штатский, как отрезал, и достал из-под пиджака невиданно малых размеров рацию. – Приказ сейчас будет.

Тем временем в кабинете Чучканова сценарий инспекторской проверки и так трещал по швам.

– Вы же две недели назад получили план учений, там все расписано, – уныло бубнил полковник, проклиная Раскатова, который вылетел встречать высоких гостей, оставив его расхлебывать любые возникающие проблемы. – Значит, вопрос согласован...

– Откуда мы знали, что такое «Дождь»? – раздраженно наступал худощавый седой человек с пронзительным взглядом. Это был генерал КГБ Никитский – начальник всех штатских из личной охраны Грибачева. – А теперь оказывается, что вы собираетесь сбросить на голову секретарю ЦК пять пулеметов! Да вы с ума сошли!

– Почему на голову? Там почти километр...

– А если подует ветер?! Если кто-то умышленно сбросит их над трибуной?! Вы дадите гарантию, что такого не произойдет и не случится никаких других «накладок»? Стопроцентную гарантию?

Стопроцентных гарантий не бывает. Особенно в таких делах, где на кону стоит твоя собственная голова. Чучканов молчал.

– То-то! Но если бы вы и дали гарантию, мы бы в нее не поверили, – нравоучительно сказал Никитский и, достав из строгого темно-серого пиджака простую шариковую ручку, жирно зачеркнул пункт про сброс «Дождя». – К чертовой матери! И десантирование бронетехники к чертовой матери! Будете экспериментировать без кандидатов в члены Политбюро!

Он вычеркнул еще один пункт.

В это время на поясе генерала мелодично пропела рация. Он вставил в ухо крохотный черный наушник, нажал кнопку миниатюрной гарнитуры.

– Я Первый, Слушаю. Конечно, нет! Правильно сделали. Сейчас он скомандует. Боевые патроны заменить холостыми! – бросил он в пространство, как будто замкомбрига Чучканов стал невидимкой. И, наклонившись к плану учений, продублировал приказ письменно, поставив размашистую подпись. – Я еще не встречался со столь вопиющей безответственностью! Вы понимаете о чьей безопасности идет речь?!

Прозрачные льдинки из-под светлых бровей морозили смятенную душу полковника. Шеф подставил его в очередной раз. И виноватым теперь окажется он...

– Если вдруг где-то обнаружится хоть один боевой патрон – пеняйте на себя! – зловеще сказал Никитский. – Вы меня поняли?

Чучканов встал и замер в стойке «смирно».

– Так точно! – словно загипнотизированный, сказал он и даже хотел щелкнуть каблуками, но располневшие ляжки помешали это сделать.

На деревянной трибуне наблюдательного пункта царила такая же строгая субординация, как в далеких от полупустыни кабинетах власти.