Определенная преемственность с проектом «Кентавр» проявилась, конечно, не только в названии и использовании специальных амортизационных кресел. При подготовке десантирования экипажа на ПРС учитывался опыт первого десантирования внутри машины на платформенной системе, причем в малейших деталях. К примеру, экипаж первого «Кентавра» специально рекомендовал при подготовке к последующим десантированиям производить чистку внутреннего интерьера боевой машины пылесосом: при десантировании «Кентавра-1», когда БМД-1, выйдя из грузового люка, поначалу опрокинулась, вокруг испытателей «всплыл» различный хлам, накопившийся внутри.

Расчетный отдел завода «Универсал» потребовал для подтверждения надежности проведения дополнительно 144 сбрасываний ПРС. Но командующий ВДВ отказал. Решено было до сбрасывания с экипажем провести 40 тренировочных десантирований БМД-1 на ПРС с собакой внутри машины.

Базой для проведения эксперимента определили парашютодром Тульского учебного центра 106-й гвардейской воздушно- десантной дивизии (заместитель командира дивизии полковник А.П. Лушников был включен в состав комиссии по подготовке и проведению эксперимента).

Командующий ВДВ В.Ф. Маргелов лично опробовал сиденье, установленное в кабине КСД.

Первым «десантником», сбрасывавшимся внутри БМД-1 на ПРС начиная с марта 1974 г., стала лайка, содержавшаяся в отдельном батальоне десантного обеспечения. Десантирования проходили успешно, собака покидала машину самостоятельно, но явно находилась в состоянии шока от перегрузок и рева реактивных двигателей, а в разгар экспериментов сбежала — пришлось брать другую.

Десантирование с новым «испытателем» было показано начальнику штаба ВДВ генерал-лейтенанту П.Ф. Павленко, причем сообщение о сбежавшей собаке вызвало у командования некоторое беспокойство, поскольку могло свидетельствовать о слишком больших психологических нагрузках. Но более драматичным оказалось одно из опытных сбрасываний 1974 г., когда разбился комплекс с еще одним четвероногим «испытателем» — псом Бураном (это было его третье десантирование). После выхода машины из самолета раскрывшийся купол основного парашюта лопнул пополам, БМД-1 камнем полетела вниз, двигательная установка, естественно, не включилась. Машина разбилась. Однако набранное впоследствии количество удачных сбрасываний БМД-1 с доработанной ПРС позволяло рассчитывать на успех при десантировании людей.

Экипаж первого «Реактавра» утвердил командующий ВДВ. В его состав вошли офицеры НТК ВДВ капитан А.В. Маргелов, непосредственный участник первого десантирования на «Кентавре», и майор Л.И. Щербаков, участвовавший в испытаниях БМД-1 еще на НИИ БТ Полигоне в Кубинке.

Уже во время подготовки к десантированию на «Реактавре» А.В. Маргелову и Л.И. Щербакову пришлось принять участие в испытаниях еще одного варианта десантирования экипажа совместно с боевой машиной.

КСД-4 в процессе десантирования. Ниже КСД на личном парашюте спускается майор А. А. Петриченко.

Размещение члена экипажа в кресле «Казбек-Д» внутри БМД-1 при десантировании.

Речь идет о разработанном НИИ автоматических устройств комплексе совместного десантирования (КСД), позволявшем десантировать вместе с машиной 6 человек. Иметь на вооружении несколько различных комплексов было бы непозволительной роскошью и, прежде чем сделать выбор, командующий ВДВ посчитал необходимым испытать на практике все возможные варианты.

Участниками эксперимента, проведенного 26 августа 1975 г. в Рязани на, базе 137-го парашютно-десантного полка, стали капитан А.В. Маргелов, майор Л.И. Щербаков, майор А.А. Петриченко, десантники срочной службы B.C. Волокушин, В.В. Антонов и В.В. Алферов. При этом Л.И. Щербаков и один десантник срочной службы размещались на креслах «Казбек-Д» внутри установленной на платформе БМД-1, а остальные участники — в специальных креслах в открытой кабине в кормовой части платформы с личными парашютами.

Десантирование провели с высоты около 1000 м из самолета Ил-76. Это было не первое десантирование КСД, но в данном случае (КСД-4) впервые выполнялся прыжок из снижающегося КСД члена экипажа на личном парашюте для проверки возможности аварийного покидания комплекса. Этот прыжок совершил опытный парашютист А.А Петриченко. Впоследствии он дал отрицательный отзыв о дальнейшем использовании КСД для десантирования БМД-1 с экипажем, поскольку особенности работы комплекса затрудняли его нормальное покидание.

Балки-лыженыши, необходимые для загрузки комплекса в грузовую кабину самолета и выхода из нее, подвешивались на металлических тросах и при снижении раскачивались под платформой, ниже наполненных воздухом амортизаторов. Кроме того, скорость снижения КСД была почти вдвое выше, чем у парашютиста, так что от последнего требовалось большое мастерство, чтобы уйти от снижающегося объекта. Петриченко пришлось использовать весь свой спортивный опыт для приземления в стороне от комплекса. То есть КСД не показал по надежности видимых преимуществ перед «Кентавром» и «Реактавром».

Офицерам НТК, участвовавшим в испытаниях КСД-4, были досрочно присвоены очередные воинские звания, так что к десантированию на «Реактавре» были допущены уже майор А.В. Маргелов (в качестве командира экипажа) и подполковник Л.И. Щербаков (за механика-водителя). В 76-й гвардейской воздушно-десантной Черниговской Краснознаменной дивизии им назначили дублеров из числа десантников срочной службы. Стоит отметить, что число добровольцев на этот эксперимент оказалось невелико: в войсках знали о печальной судьбе пса Бурана. Хотя расчетная надежность ПРС составляла 0,95, практических сбрасываний после ее доработок и модернизаций провели всего 47 (уже после гибели Бурана), в том числе с собаками и манекенами. Так что показатель надежности оставался «теоретическим». Но и этот результат считался неплохим. Тем более, с учетом преимуществ системы при боевом применении по сравнению с парашютно-платформенными средствами десантирования, требовалась скорейшая практическая проверка «Реактавра».

Подготовку к десантированию вели специалисты НТК ВДВ, бригада специалистов завода «Универсал» (во главе с начальником отдела А. А. Снятковым) при активном участии испытателей и дублеров. Большую помощь оказали специалисты ГНИИАКМ, в частности, начальник отдела института полковник медицинской службы Г.П. Миролюбов, подполковник медицинской службы В.А. Корженьянц, лично выпускавший испытателей.

Кроме установки кресел «Казбек-Д», машину дооборудовали вариометрами и высотомерами: их смонтировали на пиллерсах (стойках) перед креслами испытателей, установили магнитофон (он, правда, в день эксперимента замерз и не работал). Время «Ч» было назначено на 10.00 утра 23 января 1976 г. Согласно требованиям командующего, экипажи были экипированы по-боевому: помимо меховых комбинезонов, унтов, шлемофонов, офицеры получили пистолеты с боевыми патронами, штыки- ножи и по две гранаты Ф-1.

Экипаж самолета Ан-12Б под командованием майора Н.В. Фазлыева был тот же, что производил сбрасывание первого «Кентавра». Эксперимент несколько задержался из-за низкой облачности. Сбрасывание провели уже после 12 ч. Заместитель председателя НТК ВДВ В.К. Парийский поднялся на борт вместе с испытателями, проконтролировал их посадку в кресла «Казбек-Д», а потом осуществлял связь экипажа с землей через летчиков. Кстати, в ходе десантирования, как и на «Кентавре», в работе радиосети «экипаж БМД-экипаж самолета — земля» возникла проблема: связь опять оказалась односторонней. Только если экипаж «Кентавра-1» в процессе сбрасывания не слышал «землю», то в этот раз «земля» не слышала экипаж, хотя десантники исправно принимали с земли сообщения о работе системы.