Это был удачный день. Дорин и Мэвис отлично справились в магазине; Деррик занимался упаковкой и организацией доставки купленных на аукционе крупных вещей — нескольких очень хороших и очень больших предметов мебели викторианской эпохи и примитивной мебели сельского стиля, которые будут погружены в фургоны еще до конца недели. Ящичек с ювелирными изделиями Пандора повезла сама, упрекая себя по дороге за слишком высокую уплаченную цену, но этот паразит Стюарт Рединг тоже рвался получить этот лот. По отдельности все эти предметы в сумме дадут куда больше, хотя это почти все бижутерия, ценная в основном из-за возраста.

— Ух ты! Вот эти нефритовые сережки мне нравятся! — заглянула Мэвис через плечо Пандоры, разбирающей на столе свои трофеи.

— Тогда можешь вычесть их из своего жалованья. — Пандора бросила на серьги быстрый взгляд. — Хочу за них пятьдесят долларов. Конец прошлого века. И это не нефрит, это зеленая яшма.

— Тогда я тебе дам за них только тридцать.

— Сорок. Здесь золото.

— А скидка для сотрудников? Тридцать. Зато плачу наличными.

— Согласна. — Пандора подтолкнула серьги к Мэвис. С любого покупателя она за них легко получила бы пятьдесят, но она любила своих работников, любила Мэвис, а прибыль от покупки ожидалась больше, чем она рассчитывала. Можешь локти кусать, Стюарт Рединг.

— Вот тридцатка. — Мэвис полезла в сумку.

— Продано. Положи в кассу.

Пандора выбирала из кучи дешевой бижутерии предметы подороже, которым может понадобиться оценка профессионального ювелира. Таких набралось много.

— Смотри-ка, что за милая штучка!

Пандора подняла золотой медальон. На нем была латинская надпись: "Face Quidlibet Voles".

Мэвис его осмотрела.

— Поздняя викторианская эпоха. Будет твоим всего за двести долларов.

— Я его уже купила, Мэвис. — Пандора пропустила золотую цепочку через руку. — Помоги мне его застегнусь.

Мэвис застегнула медальон у нее на шее.

— Хочешь оставить его себе?

— Может быть, поносить несколько дней. Как он мне?

— Тебе не хватает к нему кринолина.

Пандора посмотрелась в антикварное зеркало и поправила волосы.

— А мне нравится. Поношу немного. Ты правильно сказала — за него можно будет взять двести долларов. Чистое золото, и посмотри, какая работа.

Мэвис вгляделась в надпись.

— Не понимаю, что это значит. Лицом… что-то… к полевкам?[13] Глупость какая-то. Полевки симпатичные. У меня в саду они живут. Шустрые грызуны. И это лучше, чем белки, которые сгрызают кормушки для птиц.

Пандора разглядывала свое отражение.

— С золотом всегда так. Надписи стираются, а латынь я со школы не вспоминала.

— Давай посмотрим, что там внутри! — предложила Мэвис и стала возиться с замком. — Наверняка локон или портрет. — Она снова попробовала открыть медальон. — Блин, не открывается!

— Перестань ты дергать меня за шею! — возмутилась Пандора. — Я дома открою.

Пандора долго принимала душ, потом завернулась в полотенца и махровый халат, сделала себе чай, положила в чашку сливок, два куска сахара и лимон, включила телевизор, свернулась на любимом диване, угнездилась под пуховым одеялом и стала ждать, пока высохнут волосы. Она считала, что волосы у нее слишком прямые, поэтому предпочитала феном не пользоваться.

Телевизор был скучен, а чай хорош. Пандора возилась с замком медальона — перед душем ей не удалось расстегнуть цепочку. Может быть, от горячей воды теперь замок расстегнулся, и медальон открылся.

Внутри не было ничего. Пандора даже испытала некоторое разочарование.

Усталая с дороги, она отставила чашку и вдруг провалилась в сон.

Она была одета в школьную форму. Две сестры держали ее за расставленные руки, прижимая туловище к столу. Третья сестра задрала ей юбку и сдернула толстые хлопковые панталоны. В руке она держала большую деревянную линейку. Девочки в классе смотрели со страхом и ожиданием.

— Тебя видели, когда ты трогала свое тело, — сказала сестра.

— Я взрослая деловая женщина! Кто вы такие, черт вас возьми!

— Тем хуже для тебя.

Линейка шмякнула ее по заду. Пандора взвыла от боли. Снова и снова падала линейка, и Пандора заплакала. Одноклассницы стали хихикать. Линейка взлетала и падала на краснеющие все сильнее ягодицы. Пандора вопила и дергалась в железных руках сестер. Экзекуция продолжалась.

И она ощутила резкий прилив оргазма.

Ахнув, Пандора села, чуть не опрокинув чашку. Спросонья она ее допила, заметив, что медальон закрыт. Наверное, она его случайно во сне закрыла. Нет, не надо пить крепкий чай на ночь. Сняв с головы полотенце, Пандора причесалась. Странный сон. Она никогда не была в католической школе. Родители были методисты, а она — секулярной гуманисткой, выражаясь современным политически корректным жаргоном.

Ягодицы саднили. В зеркале она увидела на них красные полосы.

Утром ничего примечательного не произошло. Пандора, пожав плечами, списала все вчерашнее на игру воображения. Оставив продавцов заниматься магазином, она стала изучать объявления и извещения о будущих распродажах. Дорин тем временем посчастливилось выручить семьсот долларов за сосновый стол, кое-как восстановленный и купленный за одну десятую этой суммы. Пандоре стало лучше, но все равно она в этот день закончила свою работу пораньше. Для нее Дорин и Мэвис были как Бэмби и Тампер из фильма про Джеймса Бонда. А Деррик, наверное, сам Джеймс Бонд. Они вполне справятся в магазине.

Она надела розовую ночную рубашку — была у нее ностальгическая слабость к пятидесятым, — свернулась в кровати и стали читать "Жгучее желание любви" Дэвида Дрейка, своего любимого автора. И при этом играла с медальоном.

Он открылся.

Пандора была одета в открытый белый лифчик и белые трусы с поясом, к которому подвязками крепились бежевые чулки. Вечернее платье валялось на заднем сиденье "шевроле" пятьдесят шестого года выпуска, а сама она стояла на коленях на кладбищенской траве.

Бифф и Джерри спешили, потому что здесь патрулировали копы, вылавливая подростков за неподобающими занятиями. И потому они только расстегнули джинсы. Они стояли рядом с машиной, и она брала в рот у обоих сразу.

Сразу втянуть в рот двоих до конца она не могла, и потому втягивала до самой глотки каждый по очереди, в промежутках всасывая обе головки и быстро щекоча их языком, одновременно играя пальцами на собственной вульве через плотную ткань трусов. Она сказала мальчикам, что сегодня не может, потому что никто из них не удосужился купить резинок.

— Оу! Оу! Оу! — вопил Бифф.

— Заткнись, мудак! — прошипел ему Джерри. — Копов накличешь нам на задницу!

Пандора ничего не говорила, только булькала и хлюпала. Сомкнуть губы на обоих членах она не могла, и слюна текла у нее по подбородку, стекая на лифчик.

Джерри застонал, а Бифф повторил "Оу!" — и жидкость от обоих, забрызгивая лицо, хлынула в рот Пандоры быстрее, чем она могла проглотить. Она давилась липкой соленой волной, всасывая теперь уже оба обмякающих, неистово работая пальцами на эластичном барьере пояса трусов. Оргазм пришел, когда ей удалось втянуть оба обмякших до самой глотки.

Пандора закашлялась и села в постели, все еще держа у груди дамский роман. Они никогда не ездила на "шевроле-56" и даже понятия не имела, как он выглядит. Щеки и подбородок были залиты слюной. Она вытерла их тряпкой. Пахло спермой. И вкус спермы. Это и была сперма.

Медальон был закрыт.

На следующий день от Пандоры в магазине толку не было. С половины дня она ушла домой, пожаловавшись на грипп. Работники смотрели на нее сочувственно: выглядела она не очень. Мэвис напомнила о сельском аукционе в ближайшую субботу, куда собиралась Пандора с Дерриком, и еще сказала, что до ее прихода звонил Стюарт Рединг. Пандора ответила, куда может пойти Стюарт Рединг, и отправилась домой, предвкушая горячий душ. Может быть, у нее и в самом деле грипп.

Душ — это и было то, что ей нужно: горячий, с паром, расслабляющий зажатые мышцы. Растираясь полотенцем, она зацепила медальон, и он со щелчком открылся.