– Уверен. У меня есть друзья, которые хорошо осведомлены обо всех придворных делах. И они утверждают, что Норфолк оставит нас в покое. Не в его интересах, чтобы вся эта история с греческим огнем вышла наружу. А я упомянул, где надо, что об этой авантюре осведомлены не только мы двое. И если с кем-нибудь из нас случится несчастье, остальные не будут молчать.

– Рискованное заявление, – заметил я, искоса взглянув на Барака. – Как бы оно не наделало нам вреда.

– Напротив, оно обеспечит нашу безопасность. Можете мне поверить, я знаю, что делаю.

– А о Кайтчине вам что-нибудь известно? И о вдове Гриствуд с сыном?

– Они в безопасности. Как только стало известно о падении лорда Кромвеля, они бежали из города вместе с человеком, который охранял их дом. А где они сейчас, не знаю.

– Значит, вы полагаете, нет никаких препятствий, мешающих мне вернуться к адвокатской практике? – осведомился я.

– Ровным счетом никаких, – кивнул Барак. – Вы сможете сделать это хоть завтра. Если хотите, конечно.

Я облокотился на парапет, так как спина моя отчаянно ныла после длительного переезда верхом. Барак последовал моему примеру. Некоторое время мы молча глядели на воду. Я старался не смотреть в сторону Лондонского моста.

– Я боялся, что расправа над сторонниками Реформации будет куда более жестокой, – заметил я. – Правда, сегодня взойдет на костер Роберт Барнс. Я не получал никаких известий от Годфри и опасаюсь за него. И в то же время в Тайборне казнят трех католиков, – добавил я, искоса глядя на Барака. – Король никогда не вернет английскую церковь под власть Папы, так что Норфолк просчитался, – проворчал Барак. — Королю слишком нравится самому быть главой церкви. Старый надутый болван, – добавил он с самым невозмутимым видом. – Как вы думаете, могли мы спасти лорда Кромвеля? – спросил он, вперив в меня пронзительный взгляд. – Догадайся мы вовремя, что Грей предатель, все, возможно, сложилось бы иначе?

– Этот вопрос мучил меня много дней и ночей подряд, – признал я с глубоким вздохом. – И в конце концов я решил, что мы ничего не могли изменить, Барак. Устроив брак короля с Анной Клевской, Кромвель совершил роковой шаг. Для того чтобы спастись, ему нужно было предать королеву Анну и, самое главное, отказаться от Реформации. А он никогда не запятнал бы себя подобным отступничеством. Возможно, это не так, – добавил я с грустной улыбкой. – Но мне спокойнее думать, что в падении Кромвеля нет нашей вины.

– Думаю, вы правы, – сказал Барак. – Лорд Кромвель никогда не поступался своими принципами. И в конце концов это его погубило.

– Да, и сам он во имя этих принципов погубил множество жизней.

Барак покачал головой, но ничего не ответил. Мы вновь погрузились в молчание. Я заметил, что у спуска к воде причалила лодка. Пассажиры, сидевшие в ней, были мне хорошо знакомы. Я слегка толкнул Барака локтем.

– Сейчас вам предстоит еще одна встреча. Кое-кто из ваших давних знакомых очень хотел вас увидеть…

– Кто?

Проследив за моим взглядом, Барак увидал, как из лодки высадился Джозеф Уэнтворт. Он протянул руку молодой женщине в темном платье, помогая ей сойти на ступеньки.

– Неужели это…

– Да, это Элизабет, – кивнул я.

Элизабет, опираясь на руку Джозефа, уже поднималась по ступенькам. Я поспешил к ним навстречу, а Барак последовал за мной.

Джозеф горячо пожал мою руку и обернулся к Бараку.

– Рад вас видеть, мастер Барак. Моя племянница хочет поблагодарить вас обоих.

– Меня-то за что благодарить? – смущенно пробормотал Барак. – Я ничего не сделал.

Элизабет вскинула голову. Волосы ее отросли, несколько непокорных темных завитков выбивалось из-под чепца. Впервые я смог как следует рассмотреть ее лицо, теперь не обезображенное ни царапинами, ни грязными разводами. Вне всякого сомнения, Элизабет была очень миловидна, однако выражение ее лица свидетельствовало о твердом и решительном характере. Взгляд ее, прежде источавший ярость и отчаяние, ныне был ясен и полон беспредельной грусти.

– Нет, сэр, вы сделали очень много. – Голос Элизабет слегка дрогнул, и она крепче сжала руку своего дядюшки. – Я знаю, что вы спускались в тот ужасный колодец. Бабушка моя хотела вас убить, и это ей едва не удалось.

Элизабет взглянула прямо в глаза Бараку.

— Я помню, как в тюрьме вы заговорили со мной, сэр. Ваши слова помогли мне осознать, что, решившись молча выносить страдания, я никому не принесу добра. Напротив, причиню зло не только себе, но и моему доброму дяде. Вы заставили меня на многое взглянуть по-новому.

– Если я действительно помог спасти вас, сударыня, это для меня великая честь, – с низким поклоном произнес Барак.

Теперь я считаю себя вечной должницей вас обоих. Я вела себя ужасно, и все же вы не отказали мне в своей помощи и поддержке. Вы оба и дядя Джозеф. Губы Элизабет задрожали, и она вновь склонила голову.

– Тот, кто считает, что страдание облагораживает человека, заблуждается, – мягко сказал я. – Как правило, страдание ведет к озлоблению. Не вините себя слишком сурово, Элизабет. Самоуничижение – одна из разновидностей добровольного мученичества. Оно никому не идет на пользу.

– Вы правы, сэр, – проронила Элизабет, взглянув на меня с грустной улыбкой.

Джозеф погладил ее руку.

– Элизабет еще не успела оправиться от перенесенных потрясений, – произнес он. – Жизнь в деревне действует на нее благотворно, а пребывание в Лондоне, напротив, навевает слишком тягостные воспоминания. Однако она настояла на том, чтобы приехать сюда. Ей давно хотелось лично выразить вам свою признательность.

– Мы счастливы, что смогли оказать услугу Элизабет, – улыбнулся я и после недолгого колебания спросил: – Джозеф, а как поживает ваш брат?

– Для него стало тяжким ударом, когда Сабину признали виновной в непредумышленном убийстве. Теперь он намерен продать дом, чтобы обратиться к королю с просьбой о помиловании. Я навещаю его каждую неделю. Сейчас ему нужна поддержка.

Джозеф немного помедлил и сообщил:

– Мать моя скончалась.

– Я об этом не знал.

– В Ньюгейте, неделю спустя после ареста.