Рука Павека привычно легла на медальон, висевший на шее. Ему нужны деньги. Не та горсточка керамических или серебряных монет, которую он получал в своем прошлом, как регулятор, не тот круглый кошелек, пеивязанный к поясу, который он привез из Квирайта; ему нужно золото, и чем больше, тем лучше.

Перепрыгнув через множество рангов, он упустил возможность обогатиться. Ему нужна пребенда, регулярный подарок от Короля Хаману, которая так помогает высшим темпларов сохранять верность трону. Этот подарок Король-Лев мог бы даровать ему в то самое мгновение, решил Павек, когда он об этом попросит. Но разве за этим он вернулся в Урик? И можно немедленно позабыть о любой свободе, как только он получит пребенду. Только попросив у Лорда Хаману деньги, он наденет себе на шею цепь, тяжелее чем у садовника, и застегнет застежку, навсегда.

Судьба раба, однако, это то, о чем он позаботиться завтра. Сегодня ночью надо позаботиться о бобах, которые он не собирается есть.

— Звайн, разгрузи наш багаж и перенеси еду в кухню. Инитри, иди за ним — нет, подожди его в кухне. Посмотри, что ты можешь сделать для нас из этих запасов.

— Да, Лорд Павек, — сказала она, бесстрастная как всегда. Она послушно пошла к дверям, где Звайн стоял между Матрой и Руари, вынырнувшем из тени. Полуэльф не захотел встретиться с ним взглядом, верный признак того, что гнев ждет своего времени, чтобы вырваться на свободу.

— Матра, иди со Звайном. Поможешь ему разгрузить тележку. Подождешь на кухне.

Оба ушли. Руари молча сердился два удара сердца, потом началось извержение.

— Инитри, приготовь мне обед. Распакуй мой багаж! Иди на кухню. Ветер и огонь! Ты должен освободить их, Лорд Павек. Или ты не уважаешь родителей твоих родителей, которые заботятся о тебе?

Павек должен был понять не то, что Руари злится на него, но почему. В Квирайте не было и не могло быть рабов, тем более полуэльфов. Вроде бы объяснение висело у него на кончике языка, но с него не сходило. В этот момент, с Руари уставившимся на него, Павек сам не мог понять, почему он немедленно не освободил эту старую пару, и решел показать стыд и замешательство с не меньшей грацией, чем Руари выразил свой гнев.

— Оне не мои родственники, и не твои тоже, — ответил Павек, принимая сарказм Руари на себя. — Это просто два полуэльфа, которые прожили в этом доме очень долгое время.

— Которые прожили рабами, ты это хотел сказать. Лорд Павек, твоя кровь темплара наконец показала себя. Ты должен был немедленно освободить их. Вот слова, которые ты должен был произнести, а вместо этого ты потребовал ужин.

— Освободить их, и что потом? Выгнать их из дома? Куда они пойдут? Ты что, можешь довести их живыми до Квирайта через Кулак Солнца? А может быть ты хочешь послать в Квирайт всех рабов Урика? Сколько из них умрет на Кулаке? Скольких из них Квирайт сможет накормить, прежде чем все они, и Квириты, умрут от голода?

Руари откинул голову назад. Он демонстративно выставил вперед подбородок, но Павек знал, что его вопросы попали в цель и сильно ударили по полуэльфу. — Я этого не говорил, — наконец сказал Руари. — Я не говорил, что мы должны послать их всех в Квирайт через Кулак. Они могут остаться в Урике. Ведь есть свободные люди в Урике. Звайн свободен. И Матра. И ты — когда мы тебя повстречали.

— Да ты просто слеп, — возмущенно возразил Павек. — Свобода — вообще тяжелая дорога, а в Урике тяжелая вдвойне. Ты не найдешь много заслуженных родителей, идущих по ней. Свобода стоит денег, много денег, Ру. — И Павек подумал о золоте, которого у него не было, и о тех периодах своей жизни, которые он потерял, добывая его. Он порылся внутри себя и обнаружил там смешанное чувство, что с одной стороны он ни в коем случае не должен их освобождать, а с другой он больше не чувствует ни стыда ни замешательства.

— Он может работать на кого-нибудь другого, заботиться о каком-нибудь саде.

— Никто не нанимает садовников, Ру. Все покупают их. И кроме того — у него уже есть сад. Почему ты не понимаешь этого? Да, он был прикован к нему, но тем не менее он заставил это место цвести. Он самый настоящий друид. Должен ли я запретить ему входить в его рощу?

— Освободи его, а потом найми.

— И сделать его рабом монет, а не рабом человека? Это улучшение? А что, если он заболеет? Он уже стар, все может быть. Если он раб, я обязан заботиться о нем, может ли он работать садовником или нет, но если я плачу ему только тогда, когда он работает у меня в саду, что остановит меня нанять другого садовника, когда этот заболеет? Почему я должен заботиться о нем? Он же не принадлежит мне.

— Рабство — это не правильно, Павек. Это просто не правильно.

— Я не говорил, что это правильно.

— Но ты не освобождаешь их!

— Потому что это тоже не правильно! — голос Павека поднялся до крика. — Жизнь совсем не проста, и моя жизнь тоже. Я бы не хотел быть рабом — я думаю, что скорее убил бы сам себя. Милосердие Хаману — я клянусь, что никогда не куплю себе раба, но колеса повозки судьбы повернулись так, что это очень слабое утешение. Во всем Урике не хватит золота, чтобы освободить всех рабов и не умереть от голода.

— То есть ты хочешь сохранить рабов, но не покупать их, — выкрикнул в ответ Руари. — Что за удобная совесть у тебя, Лорд Павек.

Лорд Павек со злости ударил ногой по одному из каменных звеньев и ушиб большой палец. — Все в порядке, — прорычал он, стиснув зубы, чтобы не застонать от боли. — Все, как ты и сказал, Руари: у меня удобная совесть. Я не хороший человек; никогда не претендовал на это. Я никогда не встречал по настоящему хорошего мужчину, женщину или ребенка, включая тебя, Каши и Телами. У меня нет хороших ответов. Да, рабство — это плохо, это не правильно, это ошибка, ужасная ошибка, но я не могу исправить эту ошибку, освободив их и выкинув на улицу. Как только ошибка сделана, ее не переделать, и всегда есть кто-то, кто отвечает за нее.

— Есть лучший путь.

Похоже, что у Руари кончились возражения и он хотел заключить мир, но большой палец Павека все еще пульсировал от боли, а полуэльф нажал на слишком много больных мест, чтобы ускользнуть без расплаты.

— Если ты в этом уверен, иди и ищи его. И мы оба станем лучше. Но пока не найдешь ничего лучшего, убирайся, и чтобы я тебя не видел.

— Я только сказал-Убирайся!

И Павек дико махнул рукой в сторону полуэльфа. Удар не дошел до Руари, не хватило несколько спанов, но тот мгновенно сообразил, что будет дальше и скрылся из глаз.

Полумрак превратился в вечер, но было не так темно, как в Квирайте. Павек мог видеть стену, около которой садовник разложил свои нехитрые орудия труда: лопату, грабли, мотыгу и кувалду с каменным наконечником. Проверив ее рукоятку и баланс, как если бы она был настоящим оружием, Павек поднял кувалду и пару раз махнул ей, разминая мускулы. Затекшие мышцы в плечах заскрипели. Он не слишком хорошо умел снимать напряжение; сейчас лучшее всего было бы работать до изнемождения, чтобы не думать обо всех этих головоломках.

Один конец каменной цепи остался там, где садовник уронил его. Второй конец был все еще прикреплен к остаткам ошейника, лежавшим в центре сада. Павек собрал все звенья в кольцо, положил на землю и начал бить по ним кувалдой. Звенья соскальзывали одно за другим, Павек никогда не бил дважды в одно и то же место. Камень ударявшийся о движущийся камень: самая бесполезная работа, которую Урик может ему предложить, но Павек вошел в ритм и когда, наконец, как следует вспотел, его сознание стало яснее — чище — чем в последние несколько дней.

Махая кувалдой и нанося удары, он потерял представлвние о пространстве и времени, или почти потерял. Во всяком случае он совершенно не представлял, сколько прошло времени, когда вдруг осознал, что он не один. Руари, подумал он. Руари вернулся для последнего слова. Он еще раз ударил изо всех сил своей кувалдой, промазал по звену, зато вышиб искры из ошейника. Вздох, который он услышал потом, не был вздохом полуэльфа или мальчика-человека.