— Виталий, — устало взглянул на него Тарасов, — Давайте наконец поговорим серьёзно! Я ведь сижу с вами здесь поздним вечером в конце тяжелой недели и в двухстах километрах от своего московского дома совсем не потому, что мне там не с кем выпить и поговорить, что называется, «за жисть». Совсем нет, Виталий, от слова «совсем». Буду откровенен, за этот вечер мне надо поговорить с вами именно для того, чтобы понять, что же скрывается за вашими колючками, понять вас именно с человеческих позиций, потому как собранные на вас данные, как вы, надеюсь, понимаете, не дают такого представления. После этого я буду должен сделать или, соответственно, не сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться по причине его крайней привлекательности. Затем, мне придётся ещё подготовить и отправить руководству нудный отчёт о проделанной за день работе и уж только после всей этой хрени я смогу поехать домой. А это, как вы знаете, ещё не менее трёх часов по ужасным рязанским дорогам да по ночной поре. Да что говорить, Виталий, гляньте-ка на барную стойку! Ага, узрели, кто это там уже так сладко спит? Да-да, это — Ксюша! Она тоже работает почти без выходных, с раннего утра и до позднего вечера…

— Ну знаете, Вениамин Михайлович, — метнул свой возмущённый взгляд Князев с мирно спящей на барной стойке Ксюшиной головки на учёного консультанта, — Это уже можно расценивать как удар ниже пояса! Тем не менее, я готов ответить на все, ну или почти все, ваши вопросы. Только, Вениамин Михайлович, если хотите по-человечески, то давайте-ка без ваших психологических штучек! Это, я уверен, сэкономит, прежде всего, ваше время.

— Ну хорошо, — горестно вздохнул Тарасов, — В лоб, так в лоб! Скажите, Виталий, когда вы сразу же после Рязанского колледжа электроники проходили службу в Забайкальском военном округе, вас там быстро заметили и привлекли к службе в одном из инженерно-технических подразделений общевойскового полигона Цугол. Как это произошло?

— Как, как… — пробормотал Князев, отводя смущённый взгляд, — Да каком кверху! В том смысле, что в силу присущего мне природного любопытства, я излазил там всё что можно и то, куда мне вообще нельзя было нос совать. Знаете, какое у меня там было погоняло?

— Вы, наверное, имеете в виду полученную там от своих сослуживцев кличку? — с самым живым интересом спросил крайне недолюбливающий современный молодёжный сленг Тарасов, — Ну и какую же вы, Виталий, там получили кличку?

— Кличку! — презрительно фыркнул Князев, — Да что я вам, собака какая-нить, что ли? Тогда уж лучше кликуху. А называли меня там «Интересный», во как! Потому как всем на том, кстати, на самом деле, технически очень интересном полигоне интересовался.

За барной стойкой вдруг простонала во сне что-то жалобное Ксюша. Простонала, подняла слегка взлохмаченную голову с помятой щекой, посмотрела на собеседников мутными ото сна глазами и уронила на скрещенные руки уже другую щеку, пробормотав при этом что-то нецензурное, но так инее распознанное высокими договаривающимися сторонами.

— Да, Виталий, — оглянувшись на Ксюшу, понизил голос Тарасов, — Я читал служебные донесения особистов вашей воинской части по этому поводу. Повезло вам, что на дворе, слава богу, не тридцать седьмой год, иначе быть вам китайским шпионом!

— Бр-р-р! Что верно, то верно, Вениамин Михайлович, — передёрнулся Князев с нервным смешком и повторил как эхо, также понижая громкость своего, надо сказать, чересчур уж слишком громкого для обезлюдевшего кафе голоса, — Хорошо, что на дворе не тридцать седьмой год, тащ подполковник!

— А какой же тогда год вы хотели бы видеть на дворе? — с преувеличенно безразличным видом поинтересовался Тарасов, — Нет, я, разумеется, запомнил, что вам нравятся сюжеты альтернативной истории про семидесятые, но это ведь не обязательно подразумевает ваше несбыточное желание жить в семидесятых годах, не так ли, Виталий?

— Но почему бы и нет? — вполне искренне удивился Князев, — Расцвет социализма, а по сути, и самого настоящего коммунизма! Смешные цены, уверенность в завтрашнем дне, отсутствие безработицы и вяло текущая, а не скачущая галопом инфляция, по-настоящему бесплатное образование, бесплатная медицина и нормальный пенсионный возраст… Что ещё нужно человеку, чтобы встретить старость[ii]?

— Мне тоже за державу обидно[iii], Виталий! — усмехнулся Тарасов, поднося палец к губам и ещё больше понижая голос, — У меня ведь жена с семидесятого года рождения, вот ведь незадача какая, и пенсия ей теперь не скоро светит. У самого-то такой проблемы нет, как вы понимаете, выслуга лет и всё такое прочее. Короче, я бы мог выйти на пенсию ещё лет так двадцать назад, хотя мне сейчас только пятьдесят шесть лет… Ладно, как говорится, замнём для ясности! С этим мне теперь тоже всё понятно. А какая техника этого периода и почему привлекает вас больше всего? Мне это интересно как современнику той эпохи.

— Хм, — призадумался Князев, — Какая техника? Да хрен его знает, товарищ майор, ой, простите, товарищ подполковник, присказка такая у меня дурацкая абсолютно не к месту выскочила! А вообще говоря, Вениамин Михайлович, я люблю возиться с устройствами автоматики и вычислительной техники тех лет. Она какая-то более прозрачная и понятная, что ли. Современную компьютерную технику в наши дни почти нереально ремонтировать в домашних условиях, если только не менять платы целиком. А уж глянуть в схему может себе сегодня позволить только шибко крутой спец либо какой-нить конченый мазохист.

— Ну а как же ваш дипломный проект при сдаче экстерната в Рязанском государственном радиотехническом университете, где вы не проучились и дня? Разве вы не представили им на защите спроектированный вами и собранный своими же руками компьютер, Виталий?

Тарасов хотел было уже добавить по этому поводу какие-то несущественные технические подробности, но, вспомнив детали сегодняшнего разговора, вдруг неожиданно рассмеялся и постарался пояснить интервьюируемому кандидату суть своего вопроса, — Я, правда, не очень-то в этом и разбираюсь, как гуманитарий, но что такое компьютер вполне могу себе представить, Виталий. Я к тому, что наговариваете вы на себя, ой наговариваете!

Вместо ответа Князев сначала поднял глаза к потолку и, очень выразительно вздохнув, молча полез в сумку, откуда выудил на свет божий Защищенный планшетный компьютер промышленного назначения. Затем всё так же молча дождался завершения всех стартовых процедур и, открыв нужную папку, показал Тарасову фотографию странного устройства.

— Что это, Виталий?! — изумлённо прошептал тот, едва только рассмотрел снимок.

— Это? — как бы очнувшись переспросил Князев, крайне неохотно отрываясь от фото, на которое он смотрел с немым обожанием, — Портативный релейный компьютер с открытой Фон-Неймановской архитектурой и четырьмя ручками для более комфортной переноски!

— Можете не объяснять! — махнул рукой Тарасов, — Всё равно ни хрена не пойму! Однако, что такое реле, даже я знаю из курса физики седьмого класса советской школы. Но что же это такое получается, Виталий, да вас можно хоть сейчас забросить в ваши семидесятые и вы бы там не потерялись, ей-богу не потерялись бы!

— Ну не знаю, — скромно потупившись, мотнул подбородком Князев, — Да мне вообще-то и в нынешние двадцатые годы двадцать первого века неплохо, Вениамин Михайлович. С одной стороны, я абсолютно свободен перед нынешним временем от каких бы то ни было обязательств, включая и брачные, а с другой стороны, Всё ведь зависит от цены вопроса! Вы же хотите предложить мне участие в каком-то проекте, так или иначе, но связанным с перемещением во времени, я правильно вас понял, тащ подполковник?

И молодой человек ехидно глянул на опытного психолога Тарасова хитрющими глазами.

[i] Перефразированная цитата из советского мультипликационного фильма «Карлсон вернулся», снятого режиссёром Борисом Степанцевым по мотивам второй части трилогии Астрид Линдгрен «Малыш и Карлсон» в 1970 году.

[ii] «Хорошая жена, хороший дом, что еще надо человеку, чтобы встретить старость?» — цитата из советского художественного фильма «Белое солнце пустыни», снятого в 1970 году режиссёром Владимиром Мотылём на производственной базе студий «Мосфильм» и «Ленфильм» по сценарию Рустама Ибрагимбекова и Валентина Ежова.