— Есть, есть! — успокоил Тарасов и, как ему показалось, пошутил, — У нас про всех оперы есть. И Ткач, и Швец, и Жнец, и на дуде Игрец…

— А когда выписался из госпиталя, на большой земле, понятное дело, разыскал меня и эти часы подарил. «Командирские» самой первой серии, то есть 1965 года выпуска, — окончил своё занимательное повествование Коновалов.

— Шестьдесят пятого? — не скрывая своего разочарования, переспросил Тарасов, — Потому что вас интересует именно этот период развития нашей отечественной истории, да?

— Ну почему же именно этот? — удивился Коновалов, — Мне история вообще интересна и, кстати, не только отечественная! Что же касается истории нашей страны, а тем более, её советского периода, так это ведь всего лишь небольшая часть нашей планеты и совсем крохотный отрезок её развития. Разве не так, товарищ подполковник? По крайней мере, я считаю, что каждый культурный человек просто обязан знать историю не только своей страны, но и, хотя бы, своих соседей. Я, к примеру, татарский язык освоил на приличном уровне и теперь могу понимать многое из того, что говорят турки, казахи, азербайджане, киргизы, ну и, само собой, башкиры, калмыки, чуваши…

— Якуты, тувинцы, алтайцы, хакасы, — подхватил Тарасов, — Понятно, Николай Петрович, если короче, то просто тюркская языковая семья. Это вы здорово придумали! Эх, жаль, что владея английским языком, как, к примеру, я, вряд ли можно бегло изъясняться с каким-нибудь немцем или французом. Хотя, вроде бы одна у них группа или подгруппа. В общем, я в этом не очень-то и разбираюсь, если честно.

— И опять вы не правы! — с жаром возразил Коновалов, — Вы же ведь прекрасно понимаете белорусов или даже болгар? Да и с украинцами, я не суржик имею в виду, вполне сможете всегда понять друг друга, товарищ подполковник!

— Вашими бы устами… — помрачнев пробурчал Тарасов, — Однако же, Николай Петрович, мы с вами всё-таки немного отвлеклись. Скажите, а назвать местное сельпо или, как там у вас оно ещё тут называется, центральным универсальным магазином, то есть, сокращённо ЦУМом, скажете, тоже не вы придумали? Интересный маркетинговый ход! И главное, всё правильно: и что центральный, и что универсальный, ну и магазин, понятное дело.

— Ну что вы, товарищ подполковник, — смущённо замахал руками медик, — Где я и где этот маркетинг?! Это всё наш деревенский олигарх, дай бог ей здоровья, ибо здорово помогает мне с доставкой оборудования и медикаментов. Так-то у меня, если что, тоже и неплохой внедорожник для поездок в район или область имеется, но время, время! Видели очередь в холле? А ведь до моего приезда эта деревня, как населённый пункт, уже почти умерла! А теперь, люди поверили, что их не бросят и не только перестали уезжать, но и начали даже возвращаться обратно в деревню. Единственное, что мы не позволяем здесь, так это дачи.

— На мой счёт, — усмехнувшись, заметил Тарасов, — По крайней мере, в этом отношении можете быть абсолютно спокойны, уважаемый Николай Петрович, — Я-то человек сугубо городской и к земле меня, слава богу, вряд ли когда-нибудь уже потянет. Даже на случай своей смерти я завещал кремировать моё тело и развеять прах над океаном. Но вас я никак не могу понять, вы уж извините, Николай Петрович! Вот вы сказали, что вам всё надоело, но почему же вы тогда уехали именно в деревню, а не куда-нибудь на необитаемый остров в том же океане, ведь вы бы, в принципе, могли бы себе это позволить?

— Мог бы, — легко согласился Коновалов, — Но не стал бы. Зачем же тревожить ваш прах, товарищ подполковник? Шучу, конечно же, но рвать на груди рубаху, простите, халат, я тоже не стану. Равно как и петь вам патриотические или, упаси боже, верноподаннические песни, ну вы меня поняли, не так ли? А с другой стороны, наверное, только здесь и сейчас я начинаю наконец-то вспоминать, что же такое Родина…

— Только вспоминать? — осторожно уточнил Тарасов, — Я почему вас об этом спрашиваю, Николай Петрович, многие участники военных конфликтов за рубежом рассказывают, что там чувство Родины ощущалось ими как-то особенно остро. Вы же в свои тридцать лет уже успели побывать в двух зарубежных районах боевых действий.

— Успел, — буркнул Коновалов, — Просто мне была нужна практика освоения мною же и разработанного метода остеосинтеза, не более. Ни в моих правилах зарабатывать на крови или получать за это ордена, хотя и отказываться ни от того ни от другого я, как прагматик, не стал. Впрочем, как и кричать об этом на каждом шагу. Помните историю с ублюдком, оскорбившим доктора Рошаля и так и оставшимся безнаказанным?

— Есть такое дело, Николай Петрович, — неохотно подтвердил Тарасов, — Но вы не должны об этом особо беспокоиться, самоубийцы, а тем более политические, это не ваш профиль, насколько я разбираюсь в вашей области медицины. Хотя, между нами говоря, лично меня больше устроил бы такой вариант продолжения этой истории, при котором этот Немилов стал бы, гм, вашим безнадёжным пациентом…

— История, товарищ подполковник, — с горьким сожалением возразил Коновалов, — Как вы помните из речей товарища Сталина, не терпит сослагательного наклонения!

— А как вы, кстати, сами относитесь к такой неоднозначной личности, какой был Сталин, Николай Петрович? — как утопающий за соломинку уцепился Тарасов за мелькнувший в словах Коновалова советский просвет.

— Неоднозначной? — недоумённо переспросил его Коновалов, — А вам не кажется, товарищ подполковник, что вы, как говорят тут у нас в деревне, «книжков обчиталися»? А от себя я бы добавил, что «книжков» преимущественно либералистического толка…

Хренью страдаете от неоднозначности –

Сталин — злой гений нашей палачности?!

Ну да, величайший Учитель да Кормчий,

Плюс эффективный манагер да прочее,

Короче, та еще сука во многозадачности!

Так плачьте же, люди, по неоднозначности –

Сталин — злой гений вашей палачности…[iii]

— Сегодня, любого нормального руководителя нашей страны могут назвать неоднозначной личностью и это в лучшем случае! Иван IVГрозный, говорят, был кровавым тираном, ибо казнил более трёх тысяч человек. В «цивилизованной» Франции же во время одной только Варфоломеевской ночи зарезано более тридцати тысяч протестантов! В Англии за первую половину шестнадцатого века за одно только бродяжничество повесили около семидесяти тысяч. Продолжать? С другой стороны, как мне кажется, нормальный человек никогда не согласился бы руководить страной с таким непредсказуемым прошлым, как у России!

— Стишки ваши? — мрачно спросил уязвлённый Тарасов, — Так себе, если честно, стишки! Но я, правда, в поэзии не очень-то и разбираюсь. Единственное, что я понял из ваших, гм, виршей, так это то, что вы полностью реабилитируете Сталина. Почему?

— Кто, я? — изумился Коновалов, — Реабилитирую? Да кто я такой, товарищ подполковник, чтобы судить или оправдывать самого Сталина? И без меня хватает жалких ничтожеств, этих мосек, которые только и делают, что круглыми сутками в своих блогах и соцсетях полощут его имя! Я сказал только то, что сказал, товарищ подполковник, и добавить могу только слова Михаила Шолохова: «Да, был культ личности — но была и личность!»

Оба собеседника напряжённо замолчали. Пора на пенсию, коль давно уже её заслужил, подумал Тарасов. Неужели с годами я и впрямь становлюсь либерастом? Не хотелось бы, ой не хотелось бы. Не приветствуется это как-то в нашей профессиональной среде. Всё, решено! С женой и её престарелой мамашей на такие темы я больше не разговариваю!

— А ваши стишки ещё того хуже!!! — неожиданно выпалил молодой профессор, после чего оба недавних спорщика недоумённо переглянулись и дружно расхохотались.

— Ну хорошо, Николай Петрович, — сдался Тарасов, — Если вы не хотите говорить об эпохе Сталина, то может быть тогда поговорим об эпохе более развитого социализма? Я имею в виду времена правления Леонида Ильича Брежнева.

— Да понял я, какую именно эпоху вы имели в виду, товарищ подполковник, — недовольно проворчал Коновалов, — Вот только говорить «более развитого социализма», вообще-то, будет неправомерно как с филологической, так и с исторической точек зрения. Вы успели пожить в те времена и, наверное, помните, что понятие «развитого социализма» является настолько самостоятельным, что любая приставка будет искажать его изначальный смысл. К примеру, Юрий Андропов, ставший Генеральным секретарём после умершего Леонида Брежнева, провозглашал идею «совершенствования развитого социализма», которая также стала устойчивым сочетанием слов, то есть по сути неологизмом.