Annotation

Уважаемые читатели! Я с радостью предоставляю вам для прочтения новый роман, который вернёт вас обратно в начало девяностых прошлого века. В эти необычайно сложные года, названные лихими, для большинства граждан развалившегося Советского Союза наступили тяжёлые времена и многие, у кого была возможность, кинулись искать счастье за рубежом. Я решил не описывать те лихие годы на развалинах СССР в каком-нибудь его регионе, а коснулся темы, переезда людей на новое место жительства в другую страну и при этом в своём повествовании уделил внимание в основном молодёжи, поэтому не смог обойти вопросы любовных отношений с элементами эротики, вместе с тем, вы сможете познакомиться со сложными взаимоотношениями близких, новым бытом, климатом и понятиями. Надеюсь, что мой роман будет интересен не только тем, кто сорвался с места, а и тем, кто остался, но мало знаком с этой не простой темой, адаптацией некогда проживавших рядом с вами людей в новых условиях жизни.

Овсей Леонидович Фрейдзон

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

notes

1

2

3

4

Овсей Леонидович Фрейдзон

Теперь с тобою вместе я(с)…

Глава 1

Туман начал рассеиваться в голове у Веры только тогда, когда она очутилась в салоне самолёта на своём пассажирском месте, находящемся возле окна. Боль тупыми молоточками била в виски, во рту было сухо, в глаза словно песку насыпали.

Вера судорожными движениями распустила на всю длину молнию лежащей на коленях, видавшей виды, вместительной дамской сумочки и попыталась отыскать в ней таблетки от головной боли. Под руки и на глаза попадало всё что хочешь, но только не анальгин. Она нервно перебирала содержимое переполненной всякой ерундой ёмкости и приходила к неутешительному выводу, что нужных ей сейчас, как воздух, таблеток в ней просто-напросто нет.

По проходу самолёта плотной вереницей двигались другие пассажиры, постепенно занимая все свободные места. Вот и возле ряда, где сидела Вера, остановились среднего возраста мужчина с женщиной и две девочки, примерно шестнадцати и десяти лет. После недолгих переговоров между собой, крепкого сложения мужчина втиснулся рядом с Верой. Крайнее кресло заняла его, по всей видимости, жена, а дети устроились на два свободных сиденья в соседнем ряду.

От соседа ужасно пахло похмельным перегаром. Веру передёрнуло от жуткого запаха, но она узнала в нём, к своей радости, недавнего пьяного гитариста, исполнявшего со слезами на глазах, скорей всего, песни собственного сочинения, вызывая у многочисленных слушателей, собравшихся вокруг него, бурю эмоций, выплёскиваемых порой в рыданиях вместо оваций.

Вера тоже находилась среди этих слушателей и тоже плакала в голос, и как тут было не плакать, когда душу разрывали пронзительные слова песен, близкие по содержанию всем отъезжающим на постоянное жительство в другую страну и ожидающим рейс Минск — Тель-Авив.

Мужчина поинтересовался у жены, где устроили его гитару, и до Веры вдруг дошло, что бард был незрячим.

В салоне самолёта, по мере того, как он заполнялся пассажирами, становилось жарко, и тяжёлый запах пота поплыл в воздухе, что вызывало у Веры дополнительные страдания из-за нарастающей с каждой секундой дикой мигрени.

Преодолев свою природную стеснительность, Вера обратилась к женщине, сидевшей от неё через сиденье:

— Прошу прощения, у Вас случайно не найдётся анальгина?

— Ох, девочка моя, у самой башка раскалывается, таблетки у меня есть, но чем мы их с тобой запьём?

— Вы знаете, я уже готова их жевать, потому что ещё пару минуточек, и я просто сойду с ума от ломоты в висках.

Послушав их разговор, вмешался мужчина:

— У меня есть жвачки, с ними ваши таблеточки легче проскочат, а скоро взлетим и, надеюсь, стюардессы не дадут нам умереть от жажды, пожалеют бедных несчастных евреев.

Жена шутливо хлопнула его по руке:

— Ну, давай свои резинки, авось помогут, а то мы с девочкой сейчас умом тронемся от невыносимой головной боли и от вони в самолёте. Кстати, Олежка, положи и ты себе на зубы эту мятную штучку. Правда, не обижайся, из твоего рта несёт, как от мусорного ведра.

Вера раскусила и проглотила сразу две таблетки тройчатки и, прикрыв глаза, откинулась головой на спинку сиденья. К этому времени все пассажиры рассредоточились по своим местам, пристегнули ремни и стали в нетерпеливом ожидании общаться между собой. По салону самолёта поплыл гул голосов, среди которых Вера расслышала говор на незнакомом языке. Это был не английский, — вероятней всего, иврит.

Где-то через три ряда сзади две женщины, не обращая внимания на других пассажиров, громко переговаривались, несмотря на то, что находились в непосредственной близости друг от друга. Они что-то выкрикивали и после этого гортанно смеялись, подавляя своим необузданным смехом все остальные голоса в салоне самолёта.

Жена барда на это с раздражением громко заметила:

— Дикарки какие-то, нет у них понятия, через что недавно прошли люди, сидящие вокруг.

Мужчина засмеялся:

— Можно подумать, они тебя понимают или обратят особое внимание на недовольство окружающих.

И вдруг они услышали, как одна из этих шумных женщин что-то ответила обратившейся к ней старушке на вполне сносном русском языке, на что старшая из дочек сидевшей рядом с Верой пары мечтательно заметила:

— Слышишь Алка, через полгода я тоже буду разговаривать с таким красивым акцентом.

Вдруг взревели моторы самолёта, стюардесса на английском языке что-то быстро объявляла, другие в бело-голубой форме девочки побежали по рядам, показывая пассажирам, что надо всем пристегнуться и вернуть в сидячее положение кресла.

Мужчина, сидевший рядом с Верой, улыбаясь, спросил жену:

— Люд, а девочки-израильтяночки ничего, спинным мозгом чую, хорошенькие…

— Нет, Олежка, на этот раз твой спиной мозг подводит, девочки так себе, наши белорусские стюардессы намного получше будут — повыше, статней и на мордочку красивей.

Тем временем самолёт разогнался и взмыл в воздух. Превозмогая давление на уши и утихающую головную боль, Вера сидела с закрытыми глазами и вспоминала недавнее прошлое.

Год назад она успешно окончила среднюю школу, но поступать в вуз не стала. В стране царил такой хаос, что в пору было не в институт поступать, а на край света бежать, что она в принципе сейчас и делала.

Ещё со средины девяностого года, как только начался бурный отъезд евреев в Израиль, Америку и Германию, её папа начал увещевать маму, что и им пора двигать на юг из этого бардака.

Мама не то что была сильно против, но она не могла себе позволить двинуться с места, имея на своих руках больную свекровь. У бабушки Веры было старческое слабоумие в тяжёлой форме, она и поныне являлась тормозом для их отъезда.

Семья её старшей сестры Любы уже полтора года назад как уехала в Израиль, а они всё сидели на месте, постепенно начиная жутко бедствовать. Папа был хорошим инженером на заводе, который успешно к этому времени почти закрылся, а мама раньше работала воспитателем в детском саду и получала низкую зарплату, нехватка средств особенно ощущалось в нынешним бедламе, наступившем в бывшем Советском Союзе.