В этом месте следует перечислить множество аргументов, нумеруя их по порядку как «во-первых» и «во-вторых», которые мог бы сгенерировать мозг нашего Шефа. Но мы не станем этого делать, поскольку систематизировать таким образом скачущие с кочки на кочку мысли и умозаключения господина Четинкаи решительно бессмысленно. Не единожды за последующий час до отъезда он представлял себе Таню с Хомяком, и его буквально выворачивало от этой мысли, хотя он и пытался списать на то, что кофе на пустой желудок – идея даже в своем зародыше достойная аборта.

Вместе с тем он отчетливо помнил тот их с Таней поцелуй на набережной всего-то пару дней назад. Может быть, ему показалось, конечно. Может быть, он много на себя брал. Может быть, он вообще дебил, потому что его предположение так же невероятно, как Таня, гуляющая с Хомяком. Но он готов был руку отдать на отсечение – она нифига не умела целоваться. По-настоящему – не умела. И это немало занимало его в последние дни, когда он не был поглощен разборками с этой странной и удивительной девушкой, так стойко ассоциировавшейся в его голове с теплым и солнечным летом посреди зимы.

Потому любой бред про Таню и Хомяка – это больная фантазия ревнивой Хомячки. Да и самого Реджепа весь последний час.

Ведь если допустить, что не бред то... ну мало ли... всякое же бывает. Может, она потому ему тогда и врезала, что у нее... что она... что он... Что они...

- Шеф, в кипятке держала ровно восемь секунд, как ты говорил, а все равно не то, - донесся до него обиженный возглас Анфисы, что-то там считавшей, черт его знает что. Наверное, опять песто химичила. И перехимичила.

- Ага, - отстраненно пробормотал Реджеп. И свалил.  

Настю он так и не дождался. И собственное желание поскорее увидеть Таню даже не брался признавать. Но все же, прихватив с собой рюкзак, просунул наглую рыжую башку в Танин кабинет и спросил, как ни в чем не бывало:

- В бумажках колупаться не надоело, джаным? Пошли на воздух! 

- Без этих бумажек тебе будет сложно колупаться на кухне, - отозвалась Таня, кинула взгляд на часы и принялась наводить порядок на столе – как и всегда в окончании рабочего дня.

На несколько секунд он завис, глядя на эту картину, полную удивительной гармонии, а потом оборзел окончательно, и в кабинет просунулась не только его голова, но и он сам. Весь. Полностью. Прошел по комнате к Тане, без спросу уселся на стул и поинтересовался: - А голубь где? Опять порхает где попало и бездельничает, пока Лики нет?

- Ей Валерий Анатольевич задание дал, - пожала плечами Таня. – А что, соскучился?

- Нет. Хотел дать совет на будущее. Вставь ей мозги. Они у нее где-то были, но без Лики вконец разболтались. А без них работать проблематично. Тебе же будет проще.

- То есть со стороны все же виднее, а? – улыбнулась она, оглядела оставляемый в идеальном порядке стол и удовлетворенно кивнула.

- Советы и приказания – разные вещи? – парировал он.

- А тебя так и тянет поспорить.

- Характер дурной. Ты готова?

Татьяна Романовна, конечно, ко многому в этой жизни была готова. К тому, что мать будет закатывать истерики по поводу их с братом желания самостоятельно выбирать, где и как жить от самого маленького до самого большого, потому что она была склонна к полному контролю над окружающими. К тому, что отец, напротив, станет их с Бодькой поддерживать – то ли из чувства противоречия с бывшей супругой, то ли по причине сосуществования с супругой нынешней, которая иногда даже положительно на него влияла. К тому, что на работе ее никто не станет воспринимать всерьез, и к тому что это «всерьез» ей надо еще заработать. К тому, что вечером будет внушительный заморозок, и к тому, что в горах он станет ощущаться еще сильнее. Она была готова к наводнениям, к штормам, к ураганам, к тому, что небо грохнется на голову. Просто потому что в жизни бывает все. И вместе с тем нет ничего такого, на что у нее не нашлось бы ответа.

Она оказалась не готова лишь к одному. К тому, что ровно в 19:38, оставив за поворотом сыроварню с фермой и супругов Гайдученко, которые владели этим хозяйством и делали поистине шикарный продукт, предварительно договорившись с ними о заключении контракта, совершенно неожиданно под рев двигателя включив музыку устремленным к магнитоле пальцем, Реджеп Четинкая, шеф-повар отцовского ресторана и неадекват по жизни, обладающий по собственному признанию дурным характером, решительно ей заявит:

- Из их «Великана» получится муссовый десерт с соленой карамелью и оттенком кофе. Я похожее пробовал в Вене несколько лет назад. Ты очень вовремя их нашла. Молодец, джаным.

- Я тебе не джаным, - привычно пробухтела Таня.

- Я помню. Но тебе подходит, даже если не нравится. Ты как щепотка перца в шоколаде или несколько кристалликов соли на сладком кренделе. Да, в конце концов, как сыр с плесенью в пироге. Мы весь день на эту тему фантазируем, а ты все споришь. 

- Вот и продолжай фантазировать про еду.

- А про тебя – нельзя?

- Не вижу связи между собой и рецептурой новых блюд, - удивленно проговорила Таня, внимательно следя за дорогой. – Поэтому не трать время впустую.

«Впустую значит? А с Хомяком шуры-муры не впустую?!» - мысленно возопил Реджеп Аязович, но вслух продолжил валять дурака, отчасти из вредности, но зато от души:

- Если бы все были умными, некому бы было пасти коров, джаным. И если золото упадет в грязь – оно не станет бронзой. И как ни высоки горы – перевал найдется. Короче, никто не знает, что впустую, а что нет.

- А ты любитель фольклора, - в тон ему сказала Таня. – Родного и нашего отечественного. Странно, что в рыбном ресторане работаешь.

- Кулинария – дело всей моей жизни, - с чувством ввернул Реджеп. – Все остальное хобби. К слову о хобби. Как там Маффин?

- Прекрасно себя чувствует. Обживается в новом доме. Кстати, так и не понятно, откуда он взялся в кабинете.

- Ну может, с улицы забежал, мало ли… – упал на мороз в эту удивительную морозную ночь наш южный человек, мысленно ухмыльнулся и решил, что общий детеныш у них уже есть, похрен что детеныш белой мыши. – Как папа отреагировал на нового воспитанника?

- Никак, - пожала плечами Таня и уже было собралась поведать Шефу дивный сказ о семье Моджеевских, когда машину вдруг подбросило и повело в сторону. Она смогла остановиться и тихо выдохнула: - И что это было?

Реджеп отлепил себя от кресла, чуть придавленный центростремительной силой и придержанный ремнем безопасности. Легкий свист в ушах и продолжающий раздаваться в голове треск колес по гравию едва ли перекрывали все еще играющую в салоне музыку, которая теперь была неуместна – в темноте горной дороги, где-то у обочины, далеко-далеко от людей, когда их и нашли бы, возможно, лишь к утру, если бы тряхнуло чуть сильнее, и Таня несколько хуже управлялась бы с рулем.

Эта жуткая фантазия, столь далекая от рецептуры десертов, лишь мельком зацепила его сознание, но заставила дернуться к Тане:

- Ты как?

- Нормально, - ее голос прозвучал приглушенно, хотя она и старалась придать себе уверенности. – Точно нормально. Но что это такое было?

Она вздохнула, отстегнула ремень безопасности и выбралась из машины. Реджеп последовал за ней, включив на телефоне фонарик, чтобы посветить ей. «Что это такое было» - стало понятно почти сразу. Стоило лишь дойти до капота и опустить глаза к передним колесам.

- Твою мать, - очень по-русски ругнулся Четинкая, созерцая случившееся. А случилось самое банальное, но при этом, пожалуй, самое гадкое – они пробили шину. Он присел возле нее, чтобы оценить масштабы катастрофы, но и с масштабами все прозаично – пробили, нахрен, похлеще, чем он вчера штопором.  

- Фантастика! – констатировала увиденное хозяйка пострадавшего автомобиля.

- Ничего фантастического. Тривиальное столкновение иноземного автопрома с отечественным автодором. Как видишь, наши побеждают. Запаску, как я понимаю, в лучшем случае где-то на шиномонтажке подклеивают, а в худшем ещё не сдала?