"Неплохое местечко для туристического маршрута?.. - подумал Лешка Сухарев и почесался в затылке. - Тут любой городской житель поневоле приумолкнет, когда столь колоритное чудовище будет смотреть на него сверху вниз, как на пустой мусор под лучами солнца".

   Покосившись на левый бок, статуя взирала на гостя крайне недобро, будто говорила ему, чтобы он проваливал отсудова поскорее, пока ему кренделей не наваляли.

   Под ногами хрустнула ветка. Лешка глянул на землю и внезапно обнаружил, что стоит на краю загадочного каменного круга, выложенного из тщательно подогнанных известняковых плит. Статуя медведя находилась в самом центре этого мегалитического сооружения. Ржавый ножик с костяной ручкой, наконечники стрел, полусгнивший берестяной короб с остатками каких-то трав, несколько медных монеток, глиняная плошка, обрывок ткани, крохотный огарок свечи и нитка рассыпавшихся бус, положенных к подножью монумента, дополняли эту картину.

   "Так-так... - подумал Лешка Сухарев. - Похоже, я наткнулся на древнее капище, не иначе".

   Он скептически хмыкнул, но все же, шутки ради, покопался в нагрудном кармане и прибавил к нехитрым дарам, разложенным на земле, несколько сладких карамелек, из тех, что обнаружил в самолете. Нет, Лешка не был язычником, религиозный дурман - также обошел его стороной. Философия его была проста, как веники. Он был искренне убежден, что в древности, когда люди поклонялись силам природы, мир вокруг был куда более понятен и ясен, чем сейчас, невзирая на полное отсутствие научных институтов и профессоров. То есть, отчего зависели, в то и верили - честно и открыто, не затуманивая мозги мифологическими надеждами на небесного спасителя и его жертвенную кровь. Более того, современная жизнь, по сути, ничем неотличима от язычества, поскольку идолопоклонники переполняют ее сверх всякой меры. Эти люди полагаются на удачу и личное обогащение сверх всякой меры. Роскошные авто, чревоугодие и дорогие украшения - вот и весь их внутренний мир, где царит образ Золотого тельца, корыстный расчет и предательство. Души подобной публики далеки от христианской веры, с ее простыми заповедями, бескорыстной любовью и покаянием. Так что замаливать собственные грехи походами в церковь бессмысленно. Грехи ничем нельзя замолить, разве что делами праведными чуток подправить. И храмы Божьи - они построены не для тех, кто грешен или богобоязненен, они стоят для тех, кто собирает мзду с чужих прегрешений, трусости и невежества. Кроме того, Лешка Сухарев был нормальным русским мужиком, а где русский дух - там и язычество, со всеми своими бедами и удачей. Язычество - оно ведь только с виду примитивным кажется, хотя для всякого человека дорога там открыта в любую сторону. Если за тьмой кто пойдет, тот тьмой и накроется, и свет солнца для каждого открыт, лишь бы совесть твоя не зачерствела в погоне за мирскими благами и могла отличать правду от ложных наветов. И тут уж нам и сам Магомет не указ, и Папа Римский - не батюшка".

   Одарив лесного хозяина сладкими издельями далекой кондитерской фабрики имени Бабаева, и сделав, таким образом, благое дело, Лешка Сухарев, как всякий путевый язычник, неспешно повернул восвояси и, покинув поляну, пошагал по едва заметной тропинке, куда глаза глядят. А глаза у него глядели исключительно вперед, без каких-либо опасений на жестокие превратности мира и равнодушную красоту природы, ибо честному человеку нечего бояться на своей земле. Именно поэтому, прошагав чуть более трех-четырех километров, он не заметил, как по его следу крадется лихая темная личность.

<p>

Эпизод четвертый</p>

   Действительность - это только маленькая часть неприятностей,

   а неприятности - это только маленькая часть действительности...

   Крепкого удара по затылку Лешка не почувствовал. Просто в башке у него внезапно раздался оглушительный грохот, ослепительно вспыхнул ядерный взрыв, и мир разом отключился.

   Когда Леха очнулся, над головою ярко светили звезды, пахло дымом от костра. Костер горел рядышком. Лешка лежал близко к огню, и запах раскаленных углей настойчиво лез ему в глотку. Над костром нависала узловатая рогатина. На эту рогатину была насажана аппетитная тушка зайца - румяная и сочная, только пива к ней не хватало. Через миг зайчатина величественно поднялась к небу и медленно полетела по другую сторону костра. Там располагался здоровенный мужик в поношенной хламиде и весело скалился. Рожа у мужика густо заросла бородой, пожалуй, только колючие глаза и крепкие белые зубы говорили о том, что это живой, натуральный человек, а не мохнарылое чудовище.

   - Ну што, мил человек, очнулся ужо, али как?

   Речь у мужика была непривычная, чуть окающая, басистая и тягучая, как будто мужик только и делал, что всю свою сознательную жизнь работал главным запевалой в церковном хоре. Лешка попытался сесть, но тотчас же уяснил, что руки у него крепко связаны за спиной. Секундой позже дала о себе знать голова, ибо затылок трещал немилосердно.

   - А ты меньше дергайся, людина залетная, а там глядишь - в башке малость полегчает, да и жизня твоя постепенно наладится, - благожелательно пробасил незнакомец.

   Только тут, Лешка запоздало скумекал, что является пленником этого бородатого верзилы.

   Лешка присмотрелся к нему еще раз.

   - Ну, так я тебя снова спрашиваю, чудило... - почти душевно протянул бородач, аппетитно чавкая зайчатиной, - как твоя головушка-то, не звенит там, как храме на пасху?

   Лешка молчал.

   - Ежели не болит, тогда давай говорить с тобою станем... К примеру, кто ты таков есть, мил человек? Откуда будешь? Чего у святого места поделывал, ежели на роже у тебя написано, что ты нездешний, а приблудившийся горемыка?

   - Журналист я, - чуть скривившись от боли, ответил Лешка. - Вместе с самолетом упал.

   - Да ну?! - мужик удивленно зацокал языком и сделал сочувственную будку. Было видно, что он весьма скептически настроен к любому Лешкиному слову.

   - Я правду говорю.

   - Праа-вду!.. - протянул мужик и сделал хитрющие глаза. - Вот оно как, значит... И откуда ты с таковой правдой, говоришь, явился-то?