Краем глаза он увидел выдвигающийся из-за камня черный ствол гранатомета и, не раздумывая, оттолкнулся обеими ногами от брони БРДМа. В воздухе его догнал тяжелый удар и жгучая волна взрыва опалила огнем лицо и руки. Только потом он почувствовал, как острые камни врезались в спину и по правому плечу побежал горячий ручеек крови. Не обращая внимания ни на боль в спине, ни на почти онемевшую руку, он рванул отвороты куртки и одним движением натянул ее на голову, погасив горящие волосы. Только потом он услышал крики боли, свирепый солдатский мат и вопли атакующих душманов. Не поднимая головы, он повел глазами по сторонам и увидел, что у пулемета, на шедшем вслед за его машиной броневике, стоит его начальник штаба и короткими очередями бъет по рыжым скалам. Майор оглянулся и, встретившись с ним глазами, улыбнулся. «Жив!» – Понял он движение губ своего друга и, приподнявшись, оглянулся. В колонне горели три машины и два броневика. Идущий впереди танк, медленно поводя башней, бил из пушки куда-то вверх. Из-под колес бронетранспортеров рокотали автоматные очереди – его солдаты вели бой с нападавшими. Он встал и, глядя на начальника штаба, стремительными рывками менявшего пулеметную ленту, шагнул к нему… и тут что-то задребезжало. Он вскинул автомат и пришел в себя.

Кто-то стоял за порогом его квартиры и беспрерывно давил кнопку звонка. Министр окончательно проснулся и, передернув затвор «Узи», с которым с некоторых пор почти не расставался, неслышно подошел к двери. Прижавшись к стене вблизи дверного проема, он поднес стоявшую тут клюку к глазка и несколько раз прикрыл и открыл стеклышко. Трель стихла, но никто не стрелял. Только тогда он, держа палец на спусковом крючке автомата, сам заглянул в глазок. За дверью стоял Мурад Эсенов. Он заведовал отделом ЦК Компартии Туркменистана и был тайным агентом и старым другом министра. Тот распахнул дверь и втащил приятеля через порог.

– Что ж ты делаешь?! – Прошептал министр, когда они вошли в его кабинет, – как ты мог открыто прийти ко мне?

– А ты, – Мурад кивнул на автомат в его руках, – почему не перейдешь жить в военный городок и не поставишь около порога охрану?

– Ты хочешь, чтобы я жил как в аквариуме?

– А ты не думал, что ради тебя они могут рвануть этот дом, угробив ни в чем не повинных людей?

Министр улыбнулся и отрицательно покачал головой:

– Ты слишком долго прожил за пределами Туркмении. Тут рядом со мной живут две семьи из такого рода, что в этом доме даже комара опасно убивать. Меня, за порогом моей квартиры – да, но жителей дома не тронет никто.

Эсенов усмехнулся и тяжело опустился в кресло.

– Ты, министр внутренних дел, генерал, а ведешь себя, как пацан. Спрятал семью в российской деревне, ходишь по дому с автоматом в руках, а веришь в силу средневековых обычаев.

Генерал отложил в сторону оружие и, тряхнув копной густых, обильно посеребренных волос, невесело рассмеялся:

– Давай не будем решать кто из нас делает больше ошибок. Тебя так трудно и долго внедряли в святая святых местных коммунистов, а ты взял и открыто пришел ко мне – ставленнику Кремля, пытающемуся расчистить местные авгиевые конюшни от коррупции, казнокрадства и торговли государственными должностями. Так кто из нас пацан?

Сухое, нервное лицо Эсенова дернулось.

– Я узнал такие вещи, за которые сейчас же могут полгорода снести. Держать их у себя было бессмысленно – в любой момент их могли взять вместе с моей головой. А мне очень не хочется умирать задарма. Вот я и прибежал к тебе, нарушив все наши конспиративные правила.

– Они стоят того, чтобы ты раскрылся?

Гость повел головой по сторонам, задумчиво посмотрел на старинную казачью саблю, висевшую на ковре и набор курительных трубок, выставленных в стеклянной витрине.

– В двух словах – в республику из-за кордона поставляется оружие и наркотики. Но и то, и другое не для внутреннего пользования – опий здесь выращивают веками, а автоматов хватает со времен нашей «миротворческой миссии» в Афганистане – а для переброски внутрь Союза. Большая часть стволов идет в Прибалтику и на Кавказ, что-то в Центральную Россию. Наркотики – поставляются в Европу и Штаты. Кроме того, мне удалось добыть перечень должностей с расценками. Теперь я знаю – сколько, за какой партийный или государственый пост, в какой валюте и кому надо заплатить. Еще мне удалось записать разговор Первого с одним из родовых вождей, в котором они рассуждают о будущем страны, вне Союза. Там есть много интересного и четко обозначены выходы с суммами подношений на Кремль, – Эсенов отвел глаза, – эти имена вслух лучше не произносить. Названы и несколько Люксембургских банков и фирм, через которые перебрасываются деньги на счета в Европу. Есть несколько совершенно не знакомых имен, но произнесенных с таким почтением, что я думаю – они имеют вес на уровне или выше Кремля. В моем дипломате не только пленки, но и документы, среди них телеграммы, копии счетов и отчетов.

Лицо генерала окаменело, а в глазах загорелись какие-то огоньки.

– Если говорить коротко, то я свои миссию считаю выполненной, – Эсенов встал и, подойдя к стене, зачем-то потрогал ножны сабли. Потом потер пальцем потемневшую рукоять.

– Она у тебя настоящая?

Министр вскинул голову, как будто только что пробудился ото сна, и невидящим взором посмотрел на своего друга:

– Да, дедовская. Он у меня у Буденного служил. Мне его шашка по наследству досталась.

– А мой дед, наверное, против твоего воевал.Только у меня его оружия не осталось. Даже не знаю где он похоронен и похоронен ли?

– Война, – неопределенно проговорил генерал, пожимая плечам.

– Гражданская, – уточнил гость. – Вот и сейчас, я боюсь, что наши лидеры, может быть, сами этого не до конца понимая, снова ведут страну к гражданской войне. Только если она случится, Россия наверняка потеряет Сренюю Азию, Кавказ, Крым, Прибалтику, Украины… Теперь ее окружает не тот мир.

Генерал не любил отвлеченных рассуждений. Он был человеком дела и всем разговорам предпочитал действие, а рассуждения облекал в конкретные пункты плана или приказа.

Гость, как только сейчас заметил министр, был одет не по погоде. На нем был черный костюм, а хрустальной белизны рубашка под подбородком была затянута в темный, под цвет пиджака, галстук.

– Не жарко, на дворе почти сорок градусов? – Он решил сменить тему разговора.

– Это чтобы не переодевали, когда в гроб будут класть, – невесело пошутил Эсенов, потом усмехнулся. – Ты же знаешь, в ЦК в рубашке с коротким рукавом не походишь. Я к тебе вместо обеда выскочил, вот и не успел снять «униформы».

– А-а-а, – как-то неопределенно протянул министр.

Гость внимательно взглянул в его глаза и понял, что тот уже решает как, сохранив тайну, перебросить в Москву материал, который он принес.

– Может быть военной фельдпочтой?

– Я уже проверял – ее читают в местном КГБ.

– Погранцы?

– Длинная история – они все посылают через штаб округа.

– Что у тебя нет самолета или верных людей в аэропорту?

Генерал автоматически потянулся к столу и, взяв с него ремни наплечной кобуры, надел их и застегнул на груди.

– Сейчас поедем к артиллеристам. Я с их командиром полка в Кандагаре водку пил, а там остальное и додумаем.

Он сунул под левую руку свой «Узи» и поднялся.

– Погоди секунду, – Эсенов подошел почти вплотную к нему и, глядя прямо в глаза, спросил:

– Чьи интересы мы тут с тобой отстаиваем? Там такие фамилии, что мне вдруг подумалось, в не пешки ли мы в чужой игре? Может быть, с нашей помощью одни подонки пытаются отобрать деньги и должности у других, а?

Генерал взял с вешалки легкую защитную куртку и, встав с боку окна, осторожно отодвинул занавеску.

– Моя «Вольвочка» уже пришла, – он повернулся и, твердо глядя в глаза друга, сказал:

– Меня сюда прислал Александр Яковлев. Мы говорили с ним перед поездкой. Он человек честный. Или ты думаешь, что я уже в людях перестал разбираться? Пошлем бумаги ему, а там посмотрим на их реакцию.