— Если это фотографии, — сказала Джессика сухо, — то да. Именно их я и ищу.

Рафаэль взвесил конверт на ладони.

— Скорее всего это действительно они. Правда, я еще не заглядывал внутрь.

— И, разумеется, ты догадался, где именно они могут лежать, — едко заметила Джессика. Она прекрасно знала, при каких обстоятельствах Кастеляру стало известно, что снимки хранятся в сейфе, но ей хотелось, чтобы Рафаэль сам в этом признался.

— Нет, ты ошибаешься. Я видел, куда сеньор Фрейзер убрал снимки после того, как показал их мне, — ровным голосом пояснил Рафаэль и, предвосхищая ее следующий вопрос, добавил:

— У моей матери в спальне стоит точно такой же сейф — его устанавливал еще мой дед. Эта модель была особенно популярна в тридцатые годы. Когда мне исполнилось десять, я научился легко справляться с кодовым замком, хотя комбинация цифр время от времени менялась.

— Что ж, поздравляю. Ты, видно, был смышленым мальчиком, — желчно сказала Джессика, делая шаг вперед и протягивая руку за конвертом. — А теперь дай-ка их сюда.

— Минуточку, — возразил Рафаэль и, убрав руку с конвертом за спину, задумчиво посмотрел на нее. — Тебе не кажется, что я тоже имею на них право? Как-никак, моя персона тоже запечатлена на этих снимках.

— Вряд ли для тебя это имеет какое-то особенное значение, — нетерпеливо ответила Джессика, не убирая протянутой руки.

— Имеет, и очень большое. — В голосе Рафаэля явственно зазвучали стальные нотки. — Кроме того, я обязан беречь и защищать тебя, а теперь

— больше, чем когда-либо. Мне будет гораздо проще выполнить эту задачу, если снимки останутся у меня.

— Я уже давно взрослая и могу сама за себя постоять.

— Ты собираешься их уничтожить?

Джессика заколебалась.

— Мы могли бы сжечь их вместе.

— Могли бы, — сказал он, и его губы изогнулись в сардонической усмешке. — И, несомненно, нам следовало бы это сделать, но лично мне это кажется трусостью.

— Скажи лучше, что ты хотел бы сохранить их на случай, если тебе снова понадобится действенное и безотказное средство принудить меня поступать так, как хочется тебе. Что ж, другого я и не ожидала.

Его взгляд остановился на лице Джессики, и она видела, что зрачки Рафаэля стали крошечными, словно булавочные головки.

— Что, если они нужны мне в качестве доказательства? — спросил он таким вкрадчивым тоном, что Джессика сразу заподозрила подвох.

— Доказательства чего? — презрительно бросила она, и ее лицо покрылось краской негодования и стыда. — Твоей победы? Или моей непроходимой глупости и беспечности? Ничего другого эти снимки не доказывают, кроме, пожалуй, того, что бразильские мужчины придерживаются несколько, гм-м… экстравагантного способа знакомиться с женщинами.

— Они могут служить доказательством того, что ты — страстная, нежная, ласковая и щедрая, — сказал Рафаэль и тут же поправился:

— Точнее, такой ты можешь быть, когда захочешь.

— Или когда я слишком много выпью.

— Ты знала, что делаешь, — с ударением сказал Рафаэль. — Ты знала это и тогда, в Рио, и три дня назад, когда ты отдавалась мне уже как моя жена.

— Я и сейчас знаю, что я делаю, — проговорила Джессика с ледяным спокойствием. — Ты хотел, чтобы я думала, будто мой дед использовал эти фотографии против тебя. Что он шантажировал тебя ими, чтобы заставить жениться на мне. Что это он и никто иной нанял частного детектива и заплатил ему за эти снимки. Так вот, я уверена, что это не так. Это ты!.. Снимки были сделаны по твоему приказу, ты привез их деду и использовал… как использовал меня.

— Нет! — резко сказал Рафаэль, и его брови грозно сомкнулись на переносице.

— Да! — выкрикнула Джессика, едва владея собой. — Все факты говорят против тебя! Ты знал, что я и Кейл все еще в Рио, знал, где мы остановились. Ты подослал тех мужчину и женщину, чтобы завлечь нас на вечеринку, а сам, скрывшись под маской разбойника, старался держаться поближе ко мне, чтобы воспользоваться моментом, когда погаснет свет. Если ты и спас меня от того похотливого идиота, то только потому, что у тебя были в отношении меня собственные планы, которые включали в себя снимки и… и все остальное.

— И ты веришь во все это?

Даже в полутьме Джессика увидела, как кровь прилила к его смуглой коже. В такой ярости она Рафаэля еще не видела. Что ж, удивляться не приходилось: он понял, что разоблачен, и ему это очень не понравилось.

— Почему бы нет? — с вызовом сказала она, упрямо выпятив подбородок.

— Мой дед почти открытым текстом сказал мне перед смертью то же самое. Правда, я до сих пор ломаю голову, зачем тебе понадобилось жениться на мне, ведь ты своей цели достиг, и дед уже согласился на слияние КМК и «Голубой Чайки»! Впрочем, это частность; что касается остального, то для меня этого более чем достаточно. Все кончено, Кастеляр. Мой дед умер, и сделка расторгнута.

— И тебе, очевидно, все равно, что могут думать по этому поводу другие, например — я. — Голос Рафаэля прозвучал очень ровно, но под этим внешним спокойствием чувствовалось крепко взнузданное бешенство.

— Я не хочу быть женой человека, который может позволить себе нечто подобное! — выпалила Джессика. Он улыбнулся напряженно, с мрачной иронией.

— Что же это за жена, которая обвиняет своего мужа, даже его не выслушав?

— А что ты можешь сказать в свое оправдание? — спросила она с такой же угрюмой настойчивостью. — Улики слишком сильны, и все они против тебя.

— О, я мог бы многое сказать, если бы только ты готова была меня выслушать, — протянул Рафаэль.

— Нет, я не хочу и не буду тебя слушать, — поспешно отказалась Джессика, боясь той силы убеждения, которая заключалась для нее не столько в словах, сколько в звуках его низкого проникновенного голоса. Она уже чувствовала, как ее решимость начинает таять, размываемая его тягучей и плавной речью, словно песчаный берег — приливом.

Он долго смотрел на нее, и за темным золотом его глаз виднелась напряженная работа мысли. Внезапно черты лица Рафаэля словно окаменели.

— Не забудь, что фотографии все еще у меня, — напомнил он с угрозой, от которой Джессика невольно вздрогнула. Впрочем, ей удалось довольно быстро убедить себя, что вовсе не страх, а возмущение и гнев заставили ее напрячься.

— Ну так что с того? — небрежно спросила она. — Это вовсе не значит, что я стану жить с шантажистом из боязни, что он вымажет мне ворота дегтем. Кстати, разве тебе самому не повредит, если все откроется? Я в этом очень сомневаюсь. Когда все узнают, что твоя победа — сплошной обман, от твоей мужской репутации останутся лишь жалкие клочья! У тебя есть только один выход: отдай мне фотографии, и я даю слово, что навсегда уйду из твоей жизни. А «Голубая Чайка»… Что ж, ты победил и можешь распоряжаться ею как тебе угодно.

— Нет. Я не позволю тебе…

— Попробуй меня остановить! Да я и не верю, что ты хочешь навязать своей матери такую невестку, как я. Ты только представь себе, каково ей будет узнать, какая я на самом деле!

— Джессика, прошу тебя! Я вовсе не собирался… — Рафаэль шагнул вперед, протягивая к ней свободную руку.

— Не прикасайся ко мне! — воскликнула Джессика с истерической ноткой в голосе и поспешно отступила назад. — Я узнала все, что мне хотелось. У меня нет никаких сомнений, что ты собирался быть, мне хорошим мужем, — по крайней мере, по твоим собственным стандартам, — ведь сделка удалась, ты выиграл, и объединение компаний состоится. Однако мне этого мало, мало! Мне нужно кое-что еще, кроме уважения и заботы, которую ты пытаешься мне навязать. Даже страсть и физическая совместимость — это еще не все, Кастеляр! А теперь отдай мне конверт, и мы простимся. И если в тебе осталась хоть капля порядочности, ты немедленно покинешь этот дом.

Рафаэль снова потянулся к ней, но сдержался и остался стоять на месте. Желтый свет настольной лампы косо падал ему на лицо, и от этого его черты казались особенно резкими. Глаза Рафаэля горели в полутьме словно у ягуара, но в самой их глубине, под расплавленным золотом ярости, Джессика разглядела темный, бурлящий водоворот невероятной муки. Впрочем, все это могло быть лишь игрой света и теней — во всяком случае, полагаться на свои наблюдения и делать из них выводы Джессика не собиралась.