Даже те из вас, кто никогда не бывал в цирке, уж наверно знают, кто такие клоуны. Ну конечно! Клоуны — это такие весельчаки, наряженные в пестрые и забавные костюмы, словно мир для них — вечный бал-маскарад. В цирке они бегают вдогонку за дрессированными лошадьми, пытаются запрыгнуть на них, но вместо этого кубарем катятся в песок. Они пробуют показывать фокусы, но, само собой, у них ничего не получается. Они всё делают шиворот-навыворот, поэтому зрители потешаются над ними и смеются до упаду.

А теперь представьте, что один такой клоун вдруг взял да и убежал из цирка! Без гроша в кармане и даже не предупредив директора! Оказался на улице в своём немыслимом дурацком наряде! Ничему толком не обученный, без чемодана и тросточки, без папы с мамой и даже без богатого дядюшки!

Он просто вышел из цирка и пошёл бродить куда глаза глядят по полям, лугам и шумящим лесам, пока наконец не оказался в каком-то маленьком городке. Там он увидел, предположим, толстого булочника, стоявшего у дверей своей лавки. Тот тоже заметил клоуна и говорит:

— А это что ещё за чучело?

— Я-то? — ответил клоун. — Я странствующий пекарь-подмастерье. Вам случайно работники не нужны?

Неплохо, правда? Теперь вообразите, что булочник взял-таки бродягу клоуна себе в подмастерья! Парня, который и теста замесить не умел, не говоря уж о том, чтобы испечь булочку или яблочный торт. И как вы думаете, что из этого вышло?

Безобразие из этого вышло, да и только.

Ну а когда у булочника лопнуло терпение, тогда что?

Тогда добрый толстый булочник, наверно, дал ему пинка под зад. И пришлось ему снова пуститься в странствие. Вот пришёл он в другое местечко и попался на глаза, допустим, сапожнику, и тот ему говорит:

— Хе-хе, и кто же ты такой?

— Я-то? — отвечает клоун. — Я странствующий подмастерье-сапожник.

Сапожник обрадовался:

— Вот и отлично! Мой мальчишка как раз в больницу угодил. Заходи! Видишь эти двадцать пар сапог? За ночь нужно ко всем пришить подмётки.

Вот так да!

Вы мне поверите, если я скажу, что такой клоун действительно жил на свете? Нет?

Так вот, он жил! Даю честное слово!

Правда, было это очень давно. Шестьсот лет назад бродил по всей Германии этот клоун и, куда бы ни попадал, всюду учинял такие безобразия, что у людей просто глаза на лоб вылезали. Этого клоуна звали Тиль Уленшпигель. Единственное, что он умел хорошо делать, кроме как вытворять свои проделки, так это плясать на канате. Но у него не было никакой охоты выступать в цирке или на ярмарке. Он не любил, чтобы другие над ним смеялись. Наоборот, он сам любил посмеяться над другими.

Вот потому-то он и разгуливал по всей Германии и, куда ни придет, сразу брался за какое-нибудь дело, в котором ничего не смыслил. Кем он только не побывал: пекарем, сапожником, портным, трубачом, предсказателем, врачом, кузнецом, поваром, священником, столяром, мясником, истопником и профессором в университете. Не было такого ремесла, которым бы он хоть раз не занялся потехи ради. Поэтому Тиль Уленшпигель был не только самым знаменитым клоуном в мире, но уж конечно и самым необычным. Потому что он выступал не в цирке, а в настоящей жизни! Некоторые из тех, кого он выставил на посмешище, сами посмеялись вместе с другими и не затаили на него обиды. Эти были самые умные. Но большинство ужасно злились и не могли успокоиться, пока не отомстят Тилю. И это было очень глупо с их стороны, потому что у Уленшпигеля была хорошая память. Пройдёт месяц или год — и он снова тут как тут и на этот раз уж так их проучит, что только руками разведёшь. Он любил смеяться последним.

Историй, рассказанных в народе об Уленшпигеле и записанных в старых книгах, великое множество. Если бы я решил рассказать их все, получилась бы книжка, которую вы бы не смогли даже поднять. Поэтому я перескажу лишь двенадцать его удивительных приключений и начну, как полагается, с первого.

Первым приключением Тиля Уленшпигеля было его крещение.

Как ни печально, но это правда. Беднягу крестили три раза! Кто знает, может, от этого он и вырос таким пройдохой. На свете всякое бывает. Так вот. Родился-то Уленшпигель только один раз — в деревушке Кнейтлинген, что на полпути между Люнебергом и Брауншвейгом. Но так как деревушка была совсем маленькая и церкви в ней не было, то пришлось нести малыша в Амблебен, чтобы крестить его там. Пастора Амблебенской церкви звали Арнольф Пфаффенмайер.

Пастор Пфаффенмайер сделал своё дело лучше некуда. Мать Уленшпигеля, правда, не смогла подняться с постели сразу после родов и оставалась дома, но одна из женщин, бывших в церкви, сказала, что всё прошло прекрасно, хотя маленький Тиль довольно громко пищал. Это было его первое крещение.

Потом все отправились в трактир. Во-первых, их позвал туда отец Уленшпигеля, а во-вторых — всех одолела жажда. Такое нередко случается.

Пивом их угощали бесплатно. Над малышом было сказано немало добрых слов. Повивальной бабке, которая несла ребёнка весь путь от Кнейтлингена до Амблебена, а потом держала его над купелью, больше всех хотелось пить, и потому она выпила больше других. И когда они глубокой ночью засобирались домой в Кнейтлинген, всё общество было изрядно навеселе. И повитуха, конечно, тоже. Когда они перебирались по узеньким мосткам, да ещё без перил, она поскользнулась и — никто ахнуть не успел — плюхнулась в протекавший внизу ручей. А с ней и маленький Тиль, закутанный в пелёнки. Это было его второе крещение. Правда, ничего худого из этого не вышло — только вымазались оба с ног до головы. Ручей-то к июлю уже наполовину высох и затянулся илом. Повитуха подняла визг. Отец Уленшпигеля бранился, а маленький Тиль орал как резаный. Ну и вид у него был, скажу я вам. Он чуть не захлебнулся в грязи.

Добравшись до Кнейтлингена, они сразу опустили малыша в таз и вылили на него много кувшинов воды, пока он снова не сделался чистенький и опрятный. И это было, можно сказать, его третье крещение.

Когда на следующий день пастор Пфаффенмайер узнал об этой истории, он покачал своей седой головой и сказал:

— Каково-то ещё придётся в жизни этому пареньку! Три раза креститься, да такое не каждый ребёнок вынесет. Что слишком — то чересчур.

И он оказался прав, да ещё как.

Тиль с детства рос ужасным озорником. Дразнил кнейтлингенцев как умел. Сколько раз они жаловались на него отцу, да только доказать ничего не могли. Отец нередко задавал ему розог, полагая, что соседи-то, наверно, не пустое говорят, да лишняя порка и не повредит ребёнку.

Но вот за что именно он отлупил мальчишку, он всякий раз и сам не мог бы сказать.

Всё это прямо-таки бесило маленького Тиля, он в ответ опять бесил кнейтлингенцев, те, конечно, ещё больше бесились, и в конце концов Тилю снова приходилось отведать розог.

Это так огорчало его отца, что он начал хворать и умер.

Тогда мать с сыном переселилась из Кнейтлингена в свою родную деревню, стоявшую на реке Заале. Тилю в то время исполнилось шестнадцать лет, и пора ему было выбирать ремесло. Но он об этом и думать не хотел. Вместо этого он только и делал, что учился плясать на бельевой верёвке, растянутой на земле. Когда мать застала его за этим занятием, он быстренько — через чердачное окно — забрался на крышу и уселся там, пережидая, пока она успокоится. Это окно смотрело прямо на реку, и когда Тиль достаточно наловчился в танцах, он протянул верёвку от своего чердака к чердаку дома, стоявшего напротив, на другом берегу реки.