— То есть сейчас ты хочешь применить ту же тактику? — спросил Николай. Все это время он слушал Марка, затаив дыхание и лишний раз удивляясь, как порой его друг бывает красноречив в минуты эмоциональных порывов.

— Мне теперь придется изменить правила игры, — ответил Марк, глядя на него, — найти что-то новое, что будет подстегивать меня к новым свершениям и заряжать энергией, но в сущности, да, тактика останется прежней, ибо она уже доказала свою эффективность.

— Нужно придумать нечто такое, что сможет опять тебя мощно встряхнуть, — сказал Николай, допивая свой чай, — то, от чего в тебе опять с новой силой забьется ключ жизни. Думай! Чего бы ты хотел еще в материальном плане, что могло бы создать такой же эффект, как было с роликовыми коньками, что также может заставить тебя взлететь?

— Взлететь… — повторил Марк, вперив свой взгляд в пустоту.

Юноша задумчиво встал, и начал медленно мерить шагами кухню взад-вперед, опустив голову и как будто что-то судорожно обдумывая. Николай не мешал ему, просто наблюдал за другом, выжидая, чем же закончится его задумчивое хождение.

На улице снова пошел дождь, забив тяжелыми каплями по подоконнику и растекаясь по стеклу причудливыми когтистыми лапами. Несильно шумел ветер, качая ветки деревьев и срывая оставшуюся уже побуревшую листву, и некоторые листья прилипли к мокрому окну, похлопывая краями. Где-то сверху было слышно, как ругаются соседи, с другой стороны у кого-то играла музыка. Жизнь шла своим чередом в каждом из этих домов. И в каждом горевшем окне, в каждой ячейке этого муравейника были люди, каждый со своей историей, своей судьбой, мечтами и надеждами на будущее, укрывшись от непогоды в своих теплых жилищах. Большинству для счастья нужно немного, но среди этого большинства всегда находятся безумцы подобные Марку, чья душа не может сидеть на месте. Ее рвет из стороны в сторону, не давая покоя ее хозяину, и зов растекается по всему телу и разуму такого человека. Зов поиска.

Марк описал еще пару кругов по кухне и внезапно остановился. Лицо его выражало какое-то беспокойство, и парень посмотрел на Николая с озарением. Глаза его будто бы стали ярче, блестя какой-то идеей, которая разгоралась в них все сильнее и сильнее.

— Вот оно! — вспыхнул Марк. — Это точно то, что мне нужно! Я и раньше как-то думал об этом, но почему-то не воспринимал эту мысль всерьез, лишь вскользь касаясь ее.

Николай смотрел на друга с удивлением и ждал итог всего этого, еще не понимая, какую мысль, яростно трепыхавшуюся, тот схватил за самый хвост и так крепко и живо теперь ее держал.

— Понимаешь, — начал Марк, — я уже думал об этом ранее, и эта мысль покажется тебе полным безумием, но что мне еще терять в этой жизни, кроме самой жизни, которая практически ничего не стоит.

— Что же ты решил? — с недоумением спросил Николай.

— Многим из нас нравится путешествовать, — произнес Марк, — но все наши с тобой знакомые делают это в комфорте, накопив какие-то деньги за год, и, наконец, вырвавшись с ненавистной работы дней на десять на какой-нибудь пляж за рубежом. Там они вливают в себя литры алкоголя и потребляют килограммы пищи, обусловленные тарифом «All inclusive», что несет в себе сильнейший удар по организму и по их здоровью. Или они выезжают в другие страны на экскурсионный вид отдыха с бессмысленным часто выматывающим хождением по местным достопримечательностям. При этом без алкоголя часто также не обходится, и все это у людей называется словами «отдых», «отпуск», «путешествие».

— Каждому свое, — с улыбкой произнес Николай. — Но к чему ты сейчас ведешь?

— Я чувствую, что душа моя зовет меня в дорогу, — сказал, наконец, Марк. — У меня нет больших денег, но я всегда хотел увидеть этот мир, насколько это возможно. Может быть, имея финансы, я бы также разъезжал по таким курортам, также совершал бы все эти акты чревоугодия и был бы доволен этим.

— Нет, не смог бы, — перебил его Николай, качая головой. — Это не про тебя, ты все равно так не сделал бы. Сущность у тебя иная совершенно.

— Наверное, — произнес Марк.

— Значит, ты собрался в дорогу?

— Я чувствую, как что-то внутри зовет меня, — ответил Марк. — Я не вижу себя здесь, в этом городе, в этой стране, я должен двигаться дальше. Терять мне действительно нечего, кроме своих цепей. Помнишь, ты сказал про рюкзак, зубную щетку и дальние странствия?

Николай молча кивнул.

— Да, есть симптомы, но я уже закрывался один раз от мира, теперь хватит! — сказал Марк. — Я должен попробовать. К мечте своей я пока не смогу прийти: с этим недугом сделать это будет пока что нереально, но я реализую тогда еще одну, откинув какой-либо комфорт, который большинство боятся потерять, даже если за спиной у таких людей абсолютно ничего нет.

— Как ты себе представляешь все это? — спросил Николай.

— Пока не знаю, — ответил Марк, — но знаю точно, что порой бывают моменты, когда нужно отбросить все рассуждения, все «За» и «Против», все обдумывания планов и просто начать действовать. А дальше у человеческого пути есть странная особенность, которую я не раз замечал. Возможно, это связано с помощью Бога, возможно, какого-то баланса сил и энергий, здесь уже кто и во что верит, но это действительно работает. Особенность состоит том, что, когда у тебя нет четкого плана, что и как делать, и кажется, что ты уже на самом краю, внезапно в твоей жизни, в нужный момент времени, появляется какая-то пусть даже минимальная помощь, но такая, которая не даст тебе свалиться в пропасть. Как будто за тобой действительно кто-то присматривает и в критической ситуации создает тебе такую возможность, чтобы ты удержался от падения и продолжил жить дальше.

— Это действительно звучит безумно, — отметил Николай.

— Я к своим годам ничего не успел увидеть еще, — сказал Марк, — и не знаю, увижу ли, сидя в этом городе, закрывшись в затхлой комнате, и проведя остаток своих дней в таком аморфном состоянии. Дожив лет до пятидесяти или шестидесяти и обернувшись назад, понимая, что из — за своей болезни уничтожил свою жизнь, даже не попытавшись что-то сделать — да я просто не прощу себе этого! Конечно, если бы мне это сказал человек, который не знает на себе, что есть такой недуг, я бы лишь усмехнулся, но сейчас, зная всю сложность своей проблемы, все равно думаю, что лучше умереть, пытаясь что-то сделать, чем сдохнуть, закрывшись в четырех стенах. И в данном случае между словами «умереть» и «сдохнуть» колоссальная пропасть.

Николай смотрел на Марка с тревогой, как на человека, собирающегося сделать что-то очень серьезное, грозящее ему гибелью, но в душе понимал, что друг его прав, и сейчас ему нужна лишь поддержка. Он сидел на стуле, задумчиво поглаживая бороду, Марк же уже с горячностью ходил из стороны в сторону, мечась и уже даже не замечая этого.

— Понимаешь, — продолжал Марк, — жизнь наша есть великое страдание: кроме болезней, войн, семейных неурядиц, проблем на работе и прочего и прочего, это еще и страдание от ежедневных желаний и страстей, которые нас мучат. Линия страдания. Нет в мире такого цельного понятия как «Счастье», есть лишь его небольшие кусочки, и только от нас самих зависит, сколько мы успеем этих кусочков счастья вкрапить в линию нашей жизни-страдания. Чем больше сможем это сделать, тем больше мы были счастливы, но все равно в целом мы страдали, ибо сущность человеческая такова. И знаешь что? Я вижу эту линию страдания, и в конце нее, там далеко (будем надеяться), находится могила. Мы можем верить, в загробную жизнь или нет, но мы живем здесь и сейчас, и конец этой жизни и этого страдания в могиле. Но! Это не должно пугать, это не должно вызывать какой-то пессимизм — наоборот, осознание этого дает тебе свободу. Ты начинаешь чувствовать некое облегчение и понимать, что жизнь твоя может закончиться в любой момент, дальше уже ничего не будет, а значит надо действовать.

— Марк, но не значит ли это по твоим словам, — сказал Николай, — что осознание могилы в конце жизни дает свободу действия, не значит ли это, что человек может забыть о любых законах: человеческих, божеских, любых морально-этических устоях данного общества, и делать все, что ему заблагорассудится?