«Но ведь они ничего не найдут! Сокровища у Безумца, придется им обойтись без них. И тогда они скоро уплывут».
Парнишка покачал головой:
«Это не так просто. Похоже, они прекрасно знают, что тут имеется. Точнее, что они непременно должны здесь найти. Они начали с развалин, но потом перероют весь остров — упрямства хватит. А когда ничего не найдут, переберутся сюда. А я через два дня могу быть уже так болен, что и встать не смогу. И что нам тогда делать?»
Пожиратель Туч только беспомощно глянул на приятеля и полизал Лисичку, которая пробовала вскарабкаться на его лапу и все время соскальзывала.
Камушек снова задумался. Судя по всему, его теория подтверждалась. Итак, свихнувшийся драконий собиратель нашел сокровища, многие века назад спрятанные на самом конце Драконьего архипелага, и забрал их себе. Драгоценности когда-то принадлежали «воинам и магам» или были собственностью кого-то из легендарных «морских тигров». Неизвестно, откуда пиратам стало известно об этом огромном состоянии. Камушек и Пожиратель Туч могли только строить любые предположения. Может, разбойники решили проверить сплетни, ходившие среди моряков, может, какие-то легенды заставили их задуматься или попала им в руки таинственная карта — что бы это ни было, последствия оказались плачевными для обеих сторон. Безумец уже давно присвоил клад. А пришлые, разочарованные и взбешенные, будут напрасно его искать, при случае убивая местных жителей.
План, который постепенно начал складываться у него в голове, поначалу казался довольно безумным, но разве обстоятельства, в которых они очутились, тоже не были совершенно исключительными?
Этот клад, сама мысль о котором доводила пиратов до бешеных приступов жадности, для Пожирателя Туч был простой грудой мусора — твердого и неприятного на ощупь, да еще совершенно несъедобного. Правда, Камушек мельком подумал, что очень даже приятно было бы заполучить что-нибудь из драконьей коллекции (в конце концов, иметь деньги очень неплохо), но эта мысль появилась только на мгновение и почти тотчас ее заслонили более насущные трудности. Паренек сохранял поразительное равнодушие по отношению к состоянию, лежащему буквально на расстоянии вытянутой руки. Он скорее был удивлен и даже посочувствовал Безумцу, который принял на себя такую тяжесть, ведь ему столько приходилось терпеть — причем добровольно, только из-за собственной жадности.
Пожирателю не пришло в голову, что он мог бы обезвредить Безумца, что было совсем не трудно, пока тот находился в человеческом облике. А вот предложение захватить часть его собственности принял даже с некоторым восторгом. Наверное, это напомнило ему забытые развлечения детства. Потому что им предстояло сделать именно то, чем он тогда развлекался: несколько пощипать обожаемую коллекцию Безумца и удовлетворить пиратские аппетиты частью сокровищ. Была маленькая надежда, что им этого хватит и они уплывут.
Для дракона понятие кражи было несколько менее широким, чем для человека, Камушек уже давно это заметил. Преступление — это украсть чью-то добычу, потому что без еды нельзя выжить, или выгнать кого-то из его владений, что опять-таки было связано с едой. Похоже, вся драконья жизнь вращается вокруг еды, ничего удивительного, что Пожирателю Туч она казалась такой смертельно скучной. А вот к предметам домашнего обихода Пожиратель относился с огромной свободой, и ему было совершенно безразлично, кто ими пользуется. С несколько большим уважением он смотрел на книги, считая их чем-то вроде человеческой «бумажной памяти». Например, уничтожение бандитами записок Камушка было крайне предосудительным, а вот похищение драконьего золота — не более чем мелким нарушением моральных запретов.
Если б нечто подобное случилось с молодым Ткачом иллюзий дома, то он уже валялся бы в кровати на правах тяжелобольного его всего завернули бы в повязки с заживляющей мазью и поили разными отвратительными на вкус травяными отварами. Белобрысый бы кормил его укрепляющим бульоном из голубя и не позволял даже пальцем пошевелить. Между тем тут роль лекаря исполнял дракон, а его единственным инструментом был собственный язык. Повязка из тряпок, которые выполоскали в ручье и снова наложили прямо в мокром виде, высохла и сжалась, превратившись в нечто вроде жесткого панциря. Раны затянулись и уже не кровоточили, но паренек чувствовал себя все более слабым, а глаза у него горели от растущей температуры. Время от времени у него начинался приступ кашля, и он выхаркивал темные кусочки свернувшейся крови. Тяжело раненная жертва пиратской стрелы пряталась в кустах, лелея замысел ограбления драконьего клада, а в короткие мгновения трезвого мышления Камушек сам признавал, что это совершенное и безграничное сумасшествие, а также абсолютное чистое помешательство. Ему приходило в голову, что он сейчас напоминает игрушку — вращающийся волчок, который заводят, потянув за шнур. Он крутится себе и крутится. И уже должен упасть, но все еще совершает очередные обороты, как бы вопреки законам природы. Неожиданно Камушек обнаружил в себе удивительный запас сил, который позволял ему двигаться, думать и действовать, несмотря на усиливающуюся болезнь.
Казалось, что Безумец не знает об их присутствии на своей территории, а даже если знает, то не обращает на это внимания. Однако приближение к драконьему логову уже само по себе означало приглашение: «Вот они мы, можешь нас съесть». Крайне возбужденная Лисичка то путалась под ногами, рискуя оказаться затоптанной, то снова пропадала в зарослях. Она вела себя как очень непослушный ребенок, пока Камушек окончательно не вышел из себя. Он срезал довольно длинный кусок тонкого и гибкого стебля вьюна, очистил его от листьев и посадил неугомонного щенка на этот импровизированный поводок. Возмущение Лисички было почти безграничным: она тянула, пробовала вытащить головку из петли или перегрызть вьюн, но зубки у нее только прорезались, а одними игольчатыми клыками ей справиться не удалось.
Пожиратель Туч пополз на брюхе и скрылся за низкой выщербленной стеной. Все драконьи чувства свидетельствовали, что Безумца нет «дома». Молодой дракон на всякий случай осмотрелся, тщательно и подозрительно оглядываясь по сторонам. Все вокруг застыло, разомлев в тропической жаре. Только какая-то птичка орала где-то в кронах деревьев, подавая сигнал, «хищник близко», но потом она умолкла, точно зной и ее сморил. Блестела на солнце беспорядочно наваленная куча золотых изделий, оставленная хозяином. Скорее всего, обычный голод все-таки иногда побеждал бешеную страсть Безумца к золотому мусору.
«Нет его. Пригляди за Лисичкой», — сообщил Пожиратель Туч и проскользнул сквозь пролом в стене. На подогнутых лапах подкрался он к сияющей груде. Не выбирая, набрал в пасть побольше золотых предметов и тут же отправился обратно. Все шло гладко до тех пор, пока он не стал протискиваться через узковатую для него щель в стене. Именно этот момент выбрала Лисичка, чтобы цапнуть Камушка за палец — из мести за то, что ее держали на привязи или попросту от скуки, да еще попала своими острыми, как иголочки, клыками, в особо чувствительное местечко у основания большого пальца. Такой вопль мог издать только тот, кто сам себя не слышит. Камушек невольно выпустил Лисичку, и она тут же удрала в наименее подходящем направлении: прошмыгнула между лапами старшего брата прямо в логово Безумца. У Пожирателя Туч шерсть встала дыбом. Малышка, прельщенная необычным зрелищем, побежала к блестящей горе. Оглядела ее с любопытством, а потом схватила обрывок золотой цепи и начала с ним возиться, в полном восторге от новой игрушки. Если даже Безумец каким-то чудом прозевал человеческий крик, то теперь уже наверняка несся к своему логову, встревоженный металлическим звяканьем. Пожиратель попробовал развернуться в тесной дыре, но задел крылом свисающие ветки. И отчаянно дернулся, чувствуя, как нежная перепонка рвется, зацепившись за сучок.
— Уй!.. — глухо застонал он и закашлялся в приступе паники.
Камушек протиснулся рядом с ним, больно царапая кожу о шершавый камень стены. Паренек пробовал поймать непослушного дракончика, но малышка не давалась в руки, а у него уже не было ни сил, ни времени, чтобы за ней гоняться.
