…Сгорбленная, нечесаная старушонка из кочевого народа зегойн сидела на камне у мостка через сточную канаву, сонно клевала носом. Увидев Йоргена, оживилась:

– А не пожалей медную крону, добрый господин, всю правду тебе скажу, не обману!

Кроны ланцтрегеру жалко не было. По особому указу ее величества он только что получил из королевской казны целый мешочек золота – на дальнюю дорогу. Обещанная «правда» его не интересовала, не верил он уличным гадалкам, врали они. Настоящим предсказательницам нет нужды ловить клиентов у сточных канав, те сами приходят к ним в дом с поклоном и расплачиваются уж никак не медью. Жалко стало старушку – сидит мерзнет, хочет крепкого темного пива, хочет луковой похлебки с куском сухого хлеба, который ей уже не по зубам, но она размочит его в миске и будет хлебать горячее…

Йорген тряхнул головой, отгоняя чужие мысли. Иногда, очень редко и внезапно, случалось с ним такое. Кровь нифлунгов давала о себе знать. И если он смог проникнуть в разум этой женщины – значит, как прорицательница она не безнадежна, в самом деле имеет связь с тайными силами… Погадать, что ли? Любопытно…

– Держи, бабушка! – Он подал ей медяк.

Она потянулась жадно, прикоснулась холодными желтыми пальцами к его ладони – и вдруг отпрянула. Монета с легким звоном упала на камни мостовой.

– Прочь! – Старая женщина махала руками в таком ужасе, будто не начальник Ночной стражи перед ней стоял и даже не изысканно-очаровательный носферат, а самый настоящий шторб из сырой земляной могилы. – Уйди прочь! Уж я вижу, кто ты есть! Ты темная тварь, тебе не место среди людей! Ступай к себе во Тьму!

Йоргену стало забавно. Может, недавний укус почуяла зегойна, может, чужую кровь… Но это еще не повод лишать ее вожделенного ужина.

– Уйду, уйду, бабулечка, не кричи! Ты деньги-то возьми! Не лишние! – Он поднял монету.

– Не надо мне твоих денег! – упрямилась старая. – Черные они!

– Да нормальные деньги, честно! – заверил Йорген. – Не я же их чеканил! Мне их из казны выдали.

Этот довод гадалку почему-то убедил.

– И то верно, – кивнула она. – Давай! – спрятала монету в складках обширнейшей и грязнейшей юбки и поведала доверительно: – Деньги, сынок, они из рук в руки ходят, не задерживаются, к ним никакая Тьма не липнет.

– Правильно, бабушка! – от души согласился ланцтрегер. – Никак не задерживаются, просто беда!

…Прогулка, длившаяся почти полтора часа, пошла Йоргену на пользу, он смог наконец разобраться в собственных чувствах и понял, что именно подспудно угнетало его в последние дни. Вернувшись в казарму, он прямо с порога, вместо приветствия, огорошил Кальпурция вопросом:

– У тебя деньги есть?!

– А сам ты как думаешь? – поджал губы силониец.

Тема была ему неприятна. Единственной, если так можно выразиться, «собственностью» его был рабский ошейник, колодки и мешок с прорезями для рук и головы. Даже та одежда, что он теперь носил, принадлежала Йоргену: старые штаны, старая рубашка с дыркой на кружевном вороте и новая богатая куртка, купленная недавно по настоянию Дитмара, чтобы являться ко двору «в подобающем виде». Стоила она немало – четверть самого Кальпурция, но сидела на нем кургузо, сразу становилось понятно, что с чужого плеча одет: при почти одинаковом росте Йорген был от природы субтильнее своего раба, хоть и отощавшего, но широкого в кости.

– Да я не про то! – возразил ланцтрегер с досадой. – У тебя дома, в Силонии, найдутся деньги?

– Мой отец, – без похвальбы, но с большим достоинством ответил молодой Тиилл, – является третьим лицом в государстве после самого императора и главного понтифика! Так что семейство наше не бедствует, если ты это имеешь в виду.

Йорген на миг задумался, потом сообщил:

– Те разбойники, что взяли тебя в плен, были сущие глупцы. На их месте я не стал бы продавать тебя работорговцам, а потребовал бы у твоей семьи выкуп. Можно было бы выручить гораздо больше…

Тут лицо Кальпурция совсем помрачнело и вытянулось.

Йорген опомнился:

– Ох, извини, я не о том! Понимаешь, мы ведь такое дело вместе задумали… Мы теперь, можно сказать, товарищи по оружию… Короче, мне не нравится, что ты мой раб. Вот! – Он умолк, ему почему-то было неловко.

– Знаешь, я тоже от своего положения не в восторге, – кивнул Кальпурций. – И что ты предлагаешь? Вернуть меня семье за выкуп?

– Нет. – Ланцтрегер не заметил сарказма в его словах. – Давай будем считать, как будто ты занял у меня деньги в долг, чтобы выкупиться из рабства. А когда доберемся до Аквинары, вернешь мне двадцать крон серебром. Согласен?

– Да хоть сорок золотом!!! – вскричал обрадованный Кальпурций Тиилл.

– Не надо, – отказался Йорген решительно. – Я же не ростовщик Циффер, чтобы драть грабительский процент с займа! – сказал так и поморщился, с упомянутым господином у него были связаны не самые приятные из воспоминаний. – Я лучше пойду меч тебе со склада принесу![7]

…Самый быстрый и безопасный путь из Эренмаркской столицы в Аквинару проходил морем. Этот факт был настолько очевидным и общеизвестным, что у Йоргена даже сомнений не возникало: именно им они и воспользуются. Он и в порт успел заскочить сразу после ночного дозора – справиться, будут ли в ближайшие дни попутные суда до Силонии. Таковых оказалось целых пять, на выбор – четыре торговых, под флагами Шнитта, Гизельгеры и самой Силонии, и одно военное, эренмаркское. Оно выходило в море позже всех, зато не требовалось платить за место. Такую важную персону, как его милость ланцтрегер Эрцхольм, капитан был рад принять на борт в качестве гостя и даже маршрут ради него обещал изменить, если вдруг возникнет нужда.

Нужды не возникло. Следовать морем Кальпурций Тиилл отказался категорически. Только по суше! «Почему?» – изумился Йорген, осложнения такого рода он уж никак не мог предвидеть. Оказалось, будущий спутник его был настолько подвержен морской болезни, что в штормовую погоду избегал выглядывать в окна родного дворца – из них открывался прекрасный вид на дали морские.

– Но как же? – не мог поверить Йорген. – Ведь про вас, силонийцев, говорят, что вы рождены из пены морской… Слушай, а ты не пробовал потерпеть как-нибудь? День-другой, а там привык бы…

Тут Кальпурций не смог удержаться от горестного вздоха:

– Пробовал, конечно! Думаешь, ты один такой догадливый?

– И что? – В голосе ланцтрегера было столько чистого детского любопытства, что Кальпурций, прежде предпочитавший об этом помалкивать, вдруг ответил без утайки:

– Потом, чтобы вернуть меня к жизни, пришлось приглашать трех лучших лекарей империи, и, по их словам, задача эта оказалась не из легких!

Йорген даже не нашелся, что на это сказать, только посмотрел сочувственно.

– Что ж, значит, посплю часок, и пойдем выбирать лошадей, – решил он.

…Выбрали, ничего не скажешь! Еще никогда в жизни гордый отпрыск имперского судии не сиживал верхом на скотинке столь неказистой! У него, привыкшего к великолепным гартским скакунам – длинноногим, с изящной сухой головой, с лебединым изгибом шеи, – язык не поворачивался назвать это приземистое, широколобое и мохнатое животное фельзендальской породы конем! И ладно других бы на торгу не было, или денег не хватало, или другая какая объективная причина нашлась. Так нет! Выбор был на любой вкус, от вальдбундского тяжеловоза до апприйского рысака; на бедность Йоргену фон Рауху жаловаться не приходилось – золото позвякивало в его кошеле, и в скупости его прежде нельзя было упрекнуть. Но увидел фельзендальцев и вцепился как в родных: «Вот то, что нам нужно! Вот повезло!»

Напрасно взывал бедный Кальпурций, молил:

– Опомнись! Ведь мы с тобой не безродные кнехты[8], нам не землю пахать! Что это за убожество! Ни стати, ни красоты!

Жестокосердный северянин только усмехнулся в ответ:

– А ты перед кем красоваться собрался? Перед гизельгерскими конокрадами или ифийскими разбойниками? Возьмем гарта или апприйца – всю дорогу покоя знать не будем. А на этих, – он похлопал ладонью по шерстистому крупу, – никто не позарится! Разве не удача?