Потом пошли на озеро. Огромное, синее, оно произвело глубокое впечатление на Иру. Волны бурлили здесь еще по-весеннему. Зеленые сосны и пески, желтевшие на обрывистом берегу, дополняли его дикую красоту, отражаясь в зеркальной поверхности озера.

Отсюда Степан покатил кресло Славушки к лесу. Ира шла подле, держась за ручку этого своеобразного экипажа. По просьбе мальчика, она рассказала ему о своей семье, о милых обитательницах Яблонек, о брате-художнике и о маленьких друзьях Журе и Наде.

К обеду вышел из своего кабинета профессор Сорин. Пришел доктор Магнецов, находившийся безотлучно в доме, серьезный, задумчивый человек, со сдержанными манерами и тихой речью. Его познакомили с Ирой и в серьезном, умном взгляде доктора, обращенном на Славу, она прочла то же искреннее участие, ту же бесконечную готовность помочь больному. Да и не только самому Алексею Алексеевичу Сорину, но и всем окружающим: прислуге, Степану, добродушной Анне-Марие и Иде, был, по-видимому, дорог этот хрупкий и нежный, как цветок, мальчик.

Обед прошел оживленно. Подкрепленный свежим воздухом и прогулкой, Славушка кушал нынче с большой охотою, и аппетит сына самым благоприятным образом отразился на настроении самого профессора. Он шутил, добродушно посмеивался над Анной-Марией, пересолившей в честь приезда нового члена семьи молочное блюдо. Рассказывал о своем труде, о будущей книге, на которую возлагались большие надежды, делился своими планами с присутствующими или внимательно слушал Славушку, который рассказывал отцу про сегодняшнюю прогулку.

После обеда Степан покатил в гостиную кресло ребенка. Доктор направился вслед за ними.

— Могу я предложить вам пройти со мною в кабинет, Ирина Аркадьевна, — попросил девушку Сорин.

В большой светлой комнате, второго этажа с огромными шкапами во всю стену, сплошь заставленными книгами, с таким же огромным письменным столом, Ира остановилась пораженная. Прямо перед нею над письменным столом профессора, заваленным бумагами, всевозможными книгами, брошюрами и заставленным стеклянными колбочками и ящиками с сухими растениями, висел портрет женщины. Каждая черточка ее тонкого лица дышала глубокой грустью. Задумчивые черные глаза смотрели прямо на Иру. Кроме удивительной красоты этой женщины, Иру поразило сходство с мальчиком, который находился сейчас там, в гостиной, в обществе доктора и верного слуги.

— Смотрите на мою Нину, барышня? — спросил Сорин, — произвела она на вас впечатление? Неудивительно…

По лицу Сорина текли слезы.

Чудесный июньский вечер.

В гостиной на мызе Сориных все окна раскрыты настежь. За роялем сидит доктор Магнецов и тихо играет Лунную сонату. Как она прекрасна! Славушке, лежащему на диване, кажется, что под звуки этой сонаты, там за открытыми окнами, под зеленым навесом сосен елей, кружатся и прыгают маленькие существа — лунные эльфы. И хотя солнце еще не зашло и сумерки только-только начинают спускаться — эльфы уже здесь. Эльфы уже танцуют. Они уже водят хороводы под звуки Лунной сонаты и пляшут с крошечными венчиками на головах. Ира сидит подле больного.

— Славушка, о чем вы задумались? — спрашивает у мальчика Ира.

— Я думаю об эльфах, Ирина Аркадьевна, и мне кажется, что я вижу их там в саду, танцующими под зелеными ветвями сосен. А вы? Вы не видите их?

— Какой вздор, Славушка. Ваша головка полна бредней, должно быть, потому что нынче Иванова ночь. Потому что сегодня ночь волшебных сказочных чудес и выдуманных людьми фантастических переживаний, о которых мы говорили вчера. Не правда ли?

— Ну да, конечно… Вы правы… Анна-Мария рассказывала мне, что в ночь под Ивана-Купалу просыпаются в лесах ведьмы, лешие, лесовики, эльфы и русалки и приходят плясать на поляну. А вы знаете, Ирина Аркадьевна что сегодня финны жгут костры на нашем озере?… Они сходятся поздно вечером на берег и прикатывают смоляные бочки. Их сжигают у самой воды, и здешний богач-помещик, барон Арнгольд, устраивает мальчикам чудесное угощение. Те весело угощаются, потом пляшут и прыгают через костры… И тут же выбирают короля и королеву праздника. Ах, как все это должно быть интересно, право! В прошлом году мы приехали сюда на мызу из-за границы уже много позже праздника, а сейчас папа не позволит мне ни за что отправиться на берег, потому что всю ночь меня будет колотить лихорадка… Уж такой я несчастный, право. А между тем, если бы вы только знали, как мне хочется посмотреть вблизи на этот финский праздник, на эти костры и танцы, Ирина Аркадьевна!

— Бедный Славушка, не горюйте, мы откроем окна, закутаем вас хорошенько и подвезем ваше кресло поближе, чтобы вы могли полюбоваться хотя бы издали, — утешала мальчика Ира.

— Ах, как мне хочется взглянуть на все это! — шептал в волнении мальчик.

— Доктор! — неожиданно позвала Ира все еще перебиравшего клавиши Магнецова. — Доктор, не можете ли уделить мне минутку…

Рояль затих, и Виктор Павлович подошел к ним.

— Что угодно, Ирина Аркадьевна? — осведомился он.

— Не находите ли вы возможным доставить маленькую радость нашему больному, — отводя его к окну, спросила Ира, и тотчас же продолжала еще тише, чтобы ни одно слово уже не долетало до Славушки.

— Почему бы не доставить ему эту маленькую радость? Его жизнь так бедна событиями.

Доктор долго обдумывал ее просьбу. Затем поднялся в кабинет отца и довольно продолжительное время оставался там.

Когда же Виктор Павлович снова появился на пороге гостиной и навстречу немому вопросу Иры улыбнулся, девушка обрадовалась, как ребенок.

— Одевайтесь, Славушка, мы отправимся на озеро. Вы увидите и костры и пляску… Папа разрешил, доктор тоже, и что за чудесный вечер вам предстоит нынче! — весело говорила Ира.

То был, действительно, чудесный вечер… Вернее, чудесная ночь, похожая на волшебную сказку. Огненной лентою костров разукрасился берег. Потемневшее озеро казалось теперь замкнутым в огненное кольцо. Со всех ближайших и дальних мест съехались и сошлись финны. На расстоянии десяти шагов горели огромными факелами смоляные бочки. Подле них мелькали фигуры нарядных по-праздничному одетых мужчин, женщин и детей, в ярких платках, с венками из полевых цветов на головах, с букетиками таких же цветов, заткнутых в петлицы курток и за ленты шляп у мужчин. Даже старики и старухи приехали сюда вместе с молодежью на своих гремучих таратайках. Богач мызник барон Арнгольд прислал на берег целую телегу с угощеньем для соседей-крестьян. Заунывная песнь финнов, треск горящего дерева, шипение смолы, ржание лошадей, смех и веселый говор, все это наполняло обычно тихий берег. И замкнутое в огненный свой венец, как коронованная царица, озеро, казалось теперь сказочно прекрасным.

Когда Степан прикатил на берег кресло, и Славушка очутился в самом кольце праздника, у мальчика дыхание захватило от восторга.

— Папа! Ирина Аркадьевна! Доктор. Смотрите! Ах, как все это красиво!.. Как прекрасно! Боже мой! Смотрите! Сколько народу!.. А вон там девушки в белом! Какие они нарядные! И сколько цветов! Сколько цветов!

— Смотрите, Славушка, к нам подходит Ида. Как ее изменил наряд. Она ли это? — сказала Ира.

Как раз в эту минуту заиграли скрипки, дрогнул барабан, затренькали балалайки и из-под шатра ближайших зеленых сосен выступил странствующий оркестр, приглашенный бароном Арнгольдом на празднество в эту ночь.

И вмиг хлопотавшие вокруг костров парни и девушки встали в пары. Одновременно целая группа девиц и подростков с букетами в руках приблизилась к семье Сориных. Впереди всех выступала их работница Ида в белом с розовыми лентами платье. Ее румяное лицо горело при ярком свете костров. Она держала два венка в руках. Подойдя к креслу Славушки, Ида сделала несколько книксенов и затем быстро залопотала что-то по-фински.