Итак, согласимся, что Революция, бесконечно разнообразная в своих этапах и проявлениях, едина и тождественна в своем главном начале, и именно из этого начала, необходимо признать, вышла вся нынешняя западная цивилизация.

Мы не скрываем от себя огромного значения такого признания. Мы слишком хорошо знаем, что изложенный нами факт накладывает на последнюю европейскую катастрофу печать наиболее трагической эпохи среди всех эпох мировой истории. Весьма вероятно, что мы присутствуем при банкротстве целой цивилизации…

И в самом деле, вот уже на протяжении многих и многих поколений мы видим, как все вы, люди Запада, — народы и правительства, богатые и бедные, ученые и невежды, философы и светские люди, — все вы вместе читаете в одной и той же книге, в книге эмансипированного человеческого разума, и вот в феврале 1848 года некоторых из вас, самых нетерпеливых и авантюрных, посетила внезапная фантазия перевернуть последнюю страницу этой книги и прочесть уже известное вам страшное откровение… Теперь напрасно возмущаться, сплочаться против смельчаков. Увы, как сделать, чтобы прочитанное оказалось непрочитанным… Удастся ли опечатать эту чудовищную последнюю страницу? Вот в чем заключается вопрос.

Я хорошо знаю, что полнота жизни в человеческом обществе не исчерпывается той или иной доктриной или тем или иным началом, что независимо от них возникают материальные интересы, способные более или менее обеспечить в обычное время существование жизни, а инстинкт самосохранения, как в любом живом организме, может какое-то время энергично сопротивляться неизбежному разрушению. Но инстинкт самосохранения, которому никогда не удавалось спасти какую-либо разгромленную армию, сумеет ли долго и надежно защищать разлагающееся общество?

Правда, на сей раз Власти предержащие, а вслед за ними и общество еще отразили последнюю атаку Революции. Но разве современная цивилизация, либеральная цивилизация Запада сохранила и защитила себя от нападавших врагов с помощью своих собственных сил и законного оружия?

Конечно, если в истории последнего времени и было в высшей степени значительное событие, то, несомненно, вот какое: на следующий же день после провозглашения европейским обществом всеобщего избирательного права верховным судией своих судеб оно было вынуждено ради спасения цивилизации обратиться к вооруженной силе, к военной дисциплине. А чем является вооруженная сила, военная дисциплина, как не наследием, если угодно, обломком старого мира, уже давно затопленного. И тем не менее, цепляясь именно за этот обломок, современное общество смогло спастись от нового потопа, готового вскоре поглотить и его.

Но если военное подавление, являющееся при устоявшемся порядке вещей лишь аномалией, лишь счастливой случайностью, в определенный момент сумело спасти находившееся под угрозой общество, то достаточно ли этого для обеспечения его будущности? Одним словом, сможет ли осадное положение когда-либо стать системой правления?..

И, повторим еще раз, Революция не только враг из крови и плоти. Она более чем Принцип. Это Дух, Разум, и, чтобы его победить, следовало бы обрести умение с ним справляться.

Мне хорошо известно, что последние события породили во всех умах чрезвычайные сомнения и огромные разочарования в революционной мудрости своих отцов. Пустая бесполезность достигнутых результатов стала для них ощутимой. Но если иллюзии, которые уже можно было бы назвать вековыми заблуждениями, развеялись последней бурей, то никакая другая вера не заменила их… Сомнение только углубилось, вот и все. Ибо современная мысль может успешно сражаться не с Революцией, а с теми или иными ее следствиями — с социализмом, коммунизмом и даже атеизмом. Однако ей надо было бы отречься от себя самой, дабы уничтожить основополагающий революционный Принцип. Вот почему еще западное общество, выражающее эту мысль, видя себя после февральской катастрофы на краю пропасти, смогло инстинктивным движением отпрянуть от нее; но ему потребовались бы крылья, чтобы преодолеть эту пропасть, или чудо, еще не случавшееся в истории человеческого Общества, чтобы вернуться вспять.

Таково настоящее положение дел в мире. Оно, несомненно, ясно для Божественного Провидения, но неразрешимо для современного разума.

Именно под воздействием подобных обстоятельств Власти предержащие на Западе призваны руководить Обществом, укреплять и упрочивать его на прежних основах, и они вынуждены заниматься этим делом с помощью инструментов, полученных из рук Революции и изготовленных для ее потребностей.

Однако независимо от этой задачи общего умиротворения, единой для всех правительств, у каждого из крупных государств на Западе есть еще свои отдельные вопросы, которые являются плодом и как бы итогом их особенной истории и которые, будучи, так сказать, поставленными на обсуждение историческим Промыслом, требуют неизбежного решения. Именно на эти вопросы и накинулась европейская Революция в разных странах, но она сумела найти там лишь поле битвы против Власти и Общества. Теперь, когда все ее усилия и попытки потерпели позорное поражение и вместо разрешения вопросов она их только обострила, правительства должны, в свою очередь, пытаться их разрешить в присутствии и, если так можно выразиться, под присмотром побежденного ими противника.

Но прежде всего перейдем к обозрению различных вопросов.

<2>

Для того, кто на месте понимающего, но стороннего свидетеля наблюдает за происходящим в Западной Европе, нет, конечно же, ничего более примечательного и поучительного, чем, с одной стороны, постоянное разногласие, очевидное и неизбывное противоречие между господствующими там идеями, между тем, что в действительности надлежит называть мнением века, общественным мнением, либеральным мнением, и реальностью фактов, ходом событий, а с другой стороны — столь малое впечатление, которое этот разлад, это так бросающееся в глаза противоречие, кажется, производит на умы.

Для нас, смотрящих со стороны, несомненно, нет ничего легче, чем отличать в Западной Европе мир фактов, исторических реальностей от огромного и навязчивого миража, которым революционное общественное мнение, вооруженное периодической печатью, как бы прикрыло Реальность. И в этом-то мираже уже 30–40 лет живет и движется, как в своей естественной среде, эта столь фантастическая, сколь и действительная сила, которую называют Общественным Мнением.

Странная вещь в конечном счете эта часть <общества> — Публика. Собственно говоря, именно в ней и заключена жизнь народа, избранного народа Революции. Это меньшинство западного общества (по крайней мере, на континенте), благодаря новому направлению, порвало с исторической жизнью масс и сокрушило все позитивные верования… Сей безымянный народец одинаков во всех странах. Это племя индивидуализма, отрицания. В нем есть, однако, один элемент, который при всей своей отрицательности служит для него связующим звеном и своеобразной религией. Это ненависть к авторитету в любых формах и на всех иерархических ступенях, ненависть к авторитету как изначальный принцип. Этот совершенно отрицательный элемент, когда речь идет о созидании и сохранении, становится ужасающе положительным, как только встает вопрос о ниспровержении и уничтожении. И именно это, заметим попутно, объединяет судьбы представительного правления на континенте. Ибо то, что новые учреждения называли по сей день представительством, не является, что бы там ни говорили, самим обществом, реальным обществом с его интересами и верованиями, но оказывается чем-то абстрактным и революционным, именуемым публикой, выразителем мнения, и ничем более. И поэтому этим учреждениям удавалось искусно подстрекать оппозицию, но нигде до настоящего времени они не сумели создать хотя бы одно правительство…