— Здравствуйте, барышни, здравствуйте! Пришел к вам проэкзаменовать новенькую. Госпожа Крестовоздвиженская, пожалуйте сюда! — улыбаясь и ободряюще покачивая седой головой, говорил инспектор, входя к третьеклассницам.

Девочки торопливо повторяли заданное к предыдущему уроку по физике. Учитель был из «лютых» и требовал твердых ответов по своему предмету. Его боялись и учились у него прилежнее, зная, что у Арсения Ардалионовича очень легко можно схватить "кол".

Но несмотря на всю важность повторения «физикантского» урока, девочки никак не могли себе отказать в удовольствии проследить за экзаменационными ответами новенькой, которая с каждой минутой овладевала все большим вниманием класса.

Действительно, Даша Крестовоздвиженская представляла собой целый ряд сюрпризов и неожиданностей.

Начать с того, что ей, такой высокой, плотной, было всего только четырнадцать лет отроду. Когда она простосердечно своим бархатистым густым голосом заявила об этом, девочкам не хотелось верить… Затем своими «простецкими» словечками: «устамши», "намедни", «маменька» и другими она так добросовестно и даже живописно выложила, стоя у кафедры перед сидевшим за столом инспектором-экзаменатором, всю историю крестовых походов, что третьеклассницы замерли от удивления… Не успели они опомниться от первого впечатления, как их ожидало уже новое. Даша знала по географии, арифметике, русскому языку, естествоведению и Закону Божию безукоризненно все, что требовалось знать для гимназистки третьего класса. Без одной ошибки решила она сложную арифметическую задачу и гладко, не пропустив ни единого знака препинания, написала довольно сложный диктант.

— Прекрасно! Прекрасно! Очень, очень доброкачественная подготовка, — хвалил девочку инспектор. — С кем вы занимались, барышня?

"Барышня" сделала круглые от удивления глаза и развела неопределенным жестом свои огромные руки.

— Как с кем? Одна. Маменька в губернский город ездила. Привезла программу, книжки, ну и училась. А задачи с батюшкой делали и в диктовках он тоже пособлял. Вот только жалость: писать как следует не могу… Руки сгрубели. Жать приходилось. Работать… Как возьмусь за перо, так уж беспременно руки дрожат, — чистосердечным признанием заключила свою речь новенькая и снова широко, простодушно улыбнулась, сверкнув ослепительно-белыми зубами.

— Ну и хвастунья же эта новенькая! — перегнувшись к своей соседке Эмме, шепнула Милочка.

— Поповна! Все поповны хвастливые! — ввернула свое слово беленькая немочка Вульф, поводя пухлыми плечами.

— Мне она совсем, совсем не нравится, — подхватила Милочка, — и я удивляюсь, чем пленила она наших, что те накинулись на Нюру, пожелавшую ее "изобразить"…

— А если бы вы знали, барышни, как от ее головы репейным маслом пахнет! Целую банку, очевидно, на себя вылила эта «приехамшая» к нам прелестная девица из деревни! — вставила в разговор двух соседок внезапно вынырнувшая откуда-то шалунья Смолянская.

— И вообще она нечистоплотная какая-то. Вы видите у нее на локте заплату, — послышался презрительный голосок Зины Ракитовой, и она мельком, в стеклянные дверцы шкафа, оглядела свою собственную, затянутую в изящное форменное платье, сшитое у дорогой портнихи, фигурку.

— Ну знаешь, о заплатах ты оставь, — вмешалась в разговор проходившая мимо Катя Малиновская, — у меня у самой все заштопано: и юбка, и передник, и чулки, у мамы нет денег на новое, а это мне не мешает следить за собой и мыть руки чуть ли не после каждого урока.

— Пожалуйста, не чванься… Нашла чем! Чистюля! — насмешливо протянула в нос, подражая Кате, Смолянская и звонко расхохоталась заразительным ребяческим смехом.

— Тише! Тише! Или вы не слышите, Смолянская, Арсений Ардалионович хочет говорить с вами, — и Таисия Павловна сделала по адресу шалуньи Нюры строгое лицо.

Арсений Ардалионович действительно хотел говорить о новенькой: она, по его мнению, подготовлена прекрасно. Знает больше, чем следует… Только вот языки.

— Одни языки — французский и немецкий — заставляют желать много лучшего, — с искренним сожалением закончил он.

Крестовоздвиженская прослушала очень спокойно все, что он сказал, как будто речь шла не о ней, а о ком-то постороннем, и опять улыбнулась.

Инспектор сошел с кафедры и приблизился к первым партам. Его взгляд встретился со взглядом Зины, и он произнес очень мягко по адресу гимназистки:

— Вот если бы вы, госпожа Ракитова, пожелали помочь новенькой! Вы так сильны по иностранным языкам. Это займет у вас немного времени. Госпожа Крестовоздвиженская, по всем данным, скоро усваивает предметы. Не согласились бы вы помочь ей первое время?

Зина с чуть заметной кислой усмешкой нехотя поднялась со своего места, отвесила инспектору подобающий реверанс и тихо проговорила: у

— Хорошо. Я постараюсь, если успею… Помогу усвоить новенькой заданное к завтрашнему дню.

— Очень, очень мило с вашей стороны, барышня! — и, довольный результатом экзаменов, инспектор вышел из класса.

В коридоре прозвучал новый звонок. Приближался урок физики — самый страшный из гимназических уроков.

В перемену Зина, с видом добровольной мученицы, позвала Поповну, как она, а за ней и многие другие гимназистки-третьеклассницы окрестили между собой новенькую, и небрежно процедила сквозь зубы:

— Я вам объясню французский синтаксис сейчас, если желаете, потом у меня не будет времени.

Поповна охотно согласилась.

— Пожалуйста. Премного буду вами благодарна, — весело произнесла она.

— "Вами"? — насмешливо протянула Зина. — Какой у вас странный оборот речи.

— Так уж привыкши! — добродушно улыбнулась Даша.

"Нет, она невменяемая какая-то!" — возмущалась Зина в глубине души.

— Послушайте, — брезгливо морщась, заговорила она, снова обращаясь к Даше: — бросьте вы ваши мужицкие привычки! Все эти словечки: "приехамши, отъехамши, уснумши, устамши!" Право, это противно и смешно!

— Ах, извините! — смущенно сказала Даша, и все ее и без того румяное лицо запылало ярче, — уж я попрошу вас, ежели заметите, что не так, поправьте… Я ведь попросту, по-деревенски… и не…

— Нет уж, увольте! — резко оборвала ее на полуслове Зина, — право, у меня нет ни времени, ни охоты для воспитания всяких провинциальных девиц. — И тут же, заметя растерянность Поповны, заключила с каким-то жестоким злорадством: — Ну а сейчас примемся за французский синтаксис, пока учитель физики еще не "пришедши!" — и насмешливо сверкнула на новенькую загоревшимися недобро глазами.

Было половина третьего. Уроки кончились, и гимназистки с веселым шумом высыпали из подъезда.

Поповна долго и усердно одевалась у вешалки, к большому недоумению гимназического швейцара.

Несколько любопытных, в том числе Нюра Смолянская, Зина Ракитова, Мила Печалина и немочка Вульф, сунули в темный угол раздевалки свои плутовские мордочки.

— Ах! — вскрикнула Милочка, — что это за допотопная фигура!

Из угла вышла Поповна. На ней был плащ в виде тальмы, какой носили в далекие времена бедные чиновницы старухи, обитательницы дальних городских окраин. На голове широкополая, бесцветная шляпка из полинялой соломы со смятыми цветами, сбившимися в одну сплошную кучу. В руках огромный клетчатый зонтик, хотя на улице стояли сухие, почти жаркие дни осени, и в зонтике, да еще в таком огромном, никакой надобности не предвиделось.

Девочки невольно фыркнули при виде ее костюма.

— Боже мой! Да вы глаза всем выколете вашими полями! Откуда вы выискали такое чудовище? Вот так фасоны времен Очакова и покорения Крыма! — заливаясь безобидным смехом, Нюра Смолянская смотрела на удивительную шляпу новенькой.

— Зачем вы таскаете с собою этого урода? Дождя быть не может! К чему вы взяли этот зонтик?

Эмма Вульф, по привычке пожимая плечиками, ткнула пальцем в злополучный клетчатый зонт Даши. Не успела ответить Поповна, как перед нею точно из-под земли выросла Зина Ракитова.