— Действительно. Странно это все; в смысле — стечение обстоятельств.

— Чего только в жизни не бывает, — глубокомысленно соглашается особист. — Впрочем, ладно. История у тебя странная, полулегальная, и разбираться с ней нам не по чину. Я сейчас отправил запрос на тюремное сопровождение, подобные услуги нам оказывают испанцы. С ними пролетишь до сектора РИ. В трибунале пусть разбираются.

— Какую причину укажем для конвоирования? — оживляется дед.

Лейт на несколько секунд задумывается и злорадно произносит, потирая правую ногу:

— Причинение повреждений средней тяжести по неосторожности. За такое, правда, максимум карцер на день, но нам же только формальная причина нужна. — Вот же сволочь мстительная, никто его не заставлял меня бить!

— Годится. Испанцы ответили — сегодня ночью как раз уходит борт; говорят, через пару-тройку месяцев достигнет сектора РИ.

Нет сил ни на что, кроме тоскливого вздоха.

Меня отвязали, еще раз прогнали через регенератор и через пару часов передали испанским военным. Транспортировка заключенных выполняется в состоянии криосна, поэтому перелет для меня пролетел практически мгновенно.

Очнулся уже на транзитной станции РИ, в компании еще нескольких сотен потихоньку отходящих от сна людей. Видимо, всех поступающих складируют в криокамерах и по накоплению критического количества пробуждают и сортируют.

Вскоре появился чел с лычками сержанта и под аккомпанемент собственных криков пинками погнал всех из криобокса.

Нас выстроили в узком коридоре, мимо проходили спешащие по своим делам люди, проезжали роботы. Видимо, картинка для окружающих — насквозь привычная и не вызывает интереса. Пытался поймать взгляд кого-то из служащих, но большинство их специально смотрели в противоположную сторону, в пол, внимательно изучали свои коммы, будто бы отгораживаясь от нашего присутствия.

— Равняйсь, смирно!

Солдаты попытались изобразить какое-то подобие строя.

Сержант явно неодобрительно посмотрел на наши толкания и принялся вещать, прохаживаясь мимо нас:

— По закону Российской Империи, ваши дела должен рассмотреть трибунал. Вас собрали здесь, потому что все вы виновны, а рассмотрение дела — просто формальность. Минимальное наказание, выдаваемое дежурным искином ведомства, — штраф в размере трехлетнего жалованья, максимальное — пожизненная добыча радиоактивных элементов.

Народ проникся, кто-то попытался возражать, большинство ждали продолжения монолога.

— Молчать! Есть два варианта. Сейчас подойдет конвой и заберет всех, кто считает себя невиновным, на потоковое заседание трибунала. Это первый вариант. Но вам несказанно повезло! Есть второй вариант — боевая станция «Пэйн», служба на ней и участие в экспериментальной программе ускоренного обучения с возможностью полной реабилитации. Детали — потом. Первый вариант — шаг вперед, второй вариант — оставаться на месте. Срок выбора — десять секунд.

По строю прошла волна движения, подавляющее большинство шагнуло вперед. Я в недоумении: неужели смена места службы так сильно испугала штрафников? Или сержант обманул и трибунал лояльно относится к военным преступникам? К сожалению, у меня нет доступа к их делам и данных для анализа.

В моем случае стоит попытать судьбу на этой станции, даже если она на передовой фронта боевого флота. На трибунале для меня никаких шансов, если не поверят — превратят в овощ под нейросканером в поисках правды, поверят — потом кости не соберу в прямом смысле. Я не верю, что взамен изъятого материала скелета мне выдадут что-то другое. Плюс шанс на полную реабилитацию заметно греет душу, все же надеюсь, что когда-нибудь этот кошмар закончится.

За размышлениями краткое время, данное сержантом, завершилось. Выбравших первый вариант забрал с собой отряд конвоя, нас же отвели в бокс на другом уровне.

Всего осталось человек сорок, нам скинули контакты, в которых мы соглашались с предъявленным нам обвинением и выбирали в качестве наказания станцию «Пэйн». Формулировка «…добровольно согласен на меру пресечения в виде заключения на станцию „Пэйн“» изрядно смутила. Сержант говорил о смене места службы, неужели подстава? Отсылаю сержанту запрос с просьбой пояснить, в ответ ловлю другую форму контракта.

Мутная ситуация; интересно, я один нашел нестыковку? В новой форме фраза заменена на «…служба и участие в эксперименте по ускоренной боевой подготовке», также присутствует пункт про отсрочку рассмотрения дела в трибунале до момента завершения участия в проекте и про полное снятие обвинения по окончанию контракта; это уже можно подписывать.

Через некоторое время меня и еще пару ребят переводят в другой бокс, обещают нам отдельный инструктаж.

Попытки познакомиться между собой проваливаются: соседи угрюмы и замкнуты в себе.

Через час является сержант, отсвечивая гематомой под левым глазом. Настроение у него соответствующее: ревом подымает нас со скамеек и заставляет построиться.

Из его речи, изобилующей матерными оборотами, жалобами на судьбу и идиотов вокруг, выясняется следующее: нам невероятно повезло, и, возможно, мы будем жить чуть лучше, чем оставшиеся в прошлом боксе. А еще он не собирается драться с очередным неадекватным идиотом, не умеющим читать договора, поэтому скидывает нам пакет служебных материалов. У нас шесть часов, дабы проникнуться и осознать, после чего прибудет транспорт на станцию.

Из предоставленного массива информации, статей, обзоров и рапортов ситуация вырисовывалась следующая.

Пять лет назад завершился очередной виток конфликта Российской Империи с китайской диаспорой Ло, в медиаизданиях упомянутый вскользь как «небольшой приграничный инцидент». Замалчивание данной военной операции и ее результатов, несмотря на трехзначное общее число задействованных кораблей конфликтующих сторон и длительность в четыре месяца непрерывных боев, вполне понятно — проигрывать Российская Империя не любит.

Китайцы потребовали три ненаселенные системы и все корабли с поврежденным ходовым оборудованием. Стандартная практика конфликтов предполагала минирование объемов с поврежденными бортами, восстановление которых являлось экономически нецелесообразным. Командованием был отдан приказ вывести своим ходом все наличные корабли, прочие уничтожить подрывом наличествующей боевой укладки. Все прекрасно осознавали, что оставленные победившим корабли через несколько месяцев будут восстановлены трудолюбивой национальностью с целью использовать в новом конфликте. Одним из выведенных из боевой зоны бортов стала боевая станция «Тор». Основательно потрепанный в ходе прорыва пояса обороны противника, «Тор» умудрился сохранить ходовую установку.

Восстанавливать полуразрушенную гигантскую станцию оказалось нерентабельно, и в чью-то светлую голову пришла мысль приспособить ветерана китайского и еще десятка более ранних конфликтов под площадку для обучения. Определенной логикой проект обладал — будущие солдаты и офицеры с «учебки» привыкали к типовой планировке и оборудованию стоящих на вооружении кораблей. Борт отдали новому военному учреждению, сформированному из нескольких учебных центров. Высокие лица в министерстве образования и военном министерстве пообещали выделить средства на демилитаризацию и ремонт.

На практике ввиду традиционного низкого выделенного бюджета все финансы ушли на восстановление летной палубы. С пробоинами, дефектами обшивки боролись хирургическими методами — отсекая разгерметизированные, поврежденные сектора от малоповрежденных центральных консервационными плитами и заваривая межсекционные люки. От станции в «доступном состоянии» осталось ядро судна — мостик, жилые отсеки, медсекция, летная палуба, реакторный отсек, что вполне удовлетворяло требованиям новосозданной академии, но при этом составляло всего десять процентов прежних объемов станции.

Все это время главный искин станции боролся с боевой начинкой китайских НВ-торпед. Об этой борьбе люди не знали, как и о самом факте работоспособности искина. Потерю связи с центральным искусственным интеллектом корабля, вызванную НВ-атакой, списали на полное физическое уничтожение кристаллов искина, и больше о нем не вспоминали. Через несколько месяцев с начала открытия академии искин проиграл борьбу.