БАХ!

— Да скачи ты, ради Бога! — закричал он ей.

Аш обернулась посмотреть вниз с холма, насколько ей это позволяли высокое седло и жесткая кольчуга.

У подножия холма стояли двадцать-тридцать фургонов с бронированными стенками. Вокруг них суетились люди, вбивая клинья под баллисты, регулируя угол подъема катапульты; и высоко над ними, на оружейных платформах, глиняные фигуры големов наклонялись, без устали поднимали куски скалы, загружали их в чаши баллисты, легко подтаскивали и поднимали баллисты, даже не тратя время на закручивание лебедок; эти люди могут делать все, что и обычные люди, но эти сильнее, быстрее.

Пять каменных глыб врезались в откос справа от нее, разбрызгивая тучи грязи, потом еще пять — «бах! бах! бах! бах! бах!» — и дальний край шеренги рыцарей перестал существовать. Ей было не отвести глаз от массы сучивших ногами лошадей; покатившихся в разные стороны тел, окровавленных внутренностей; несколько уцелевших всадников старались подняться на ноги…

«Скорость стрельбы феноменальна», — как во сне, отметила Аш, в то же время выкрикивая приказы:

— Рикард, давай к Анжелотти! Пусть отходят с пушками! Мне плевать, что делают остальные пушки, Лев отходит! Нам надо перевалить за гребень!

Впереди нее огромное знамя с изображением Льва с раздвоенным хвостом покачнулось, снова выпрямилось и твердо двинулось дальше на вершину. Бормоча: — «Иди, Эвен, иди!» — она пришпорила Счастливчика. Конь поскользнулся, выправился, прыгнул вверх по откосу, и она поравнялась со спинами большого количества бегущих алебардщиков и лучников.

— Вот дерьмо! — заорал Томас Рочестер.

Справа, немного повыше Аш, в холм врезался навесной огонь — огромный огненный шар. Она вскрикнула. Счастливчик попятился. Бряцание его доспехов заглушалось криками раненых, Счастливчик пятился вниз; она до боли сжала зубы.

От сине-белого огня этого снаряда грязь шипела и дымилась.

И вдруг он погас. В ее поле зрения остались только черные полосы: остаточное изображение на сетчатке глаз. Через них Аш увидела, как огромные толпы людей бегом припустили наверх, к гребню холма.

А под холмом, ниже барьера-частокола из тысяч стрел визиготов, бесполезно воткнутых в землю и уже горящих…

Аш увидела движущиеся фигуры големов — внизу, перед главной позицией визиготов. Их было тридцать-сорок; на спине у каждого огромные медные цистерны, в руках — сопла, из которых вырывается пламя. Они без труда выносили тяжесть цистерн, жар пламени не причинял им неудобств.

— Анжелотти ко мне! — крикнула она Томасу Рочестеру.

Счастливчик скачками поднимался вверх по склону; от его прыжков у нее дыхание перехватило; ее паж, эскорт и все всадники следовали по пятам за лучниками отряда. Она взяла в руки поводья и намеренно замедлила ход коня; почувствовала, что подъем кончился, значит, уже перевалили за гребень; и стала спускаться с другой стороны гребня вместе с людьми своего отряда, теперь они оказались в мертвой зоне, недоступной для снарядов баллист, и Аш пришпорила коня, поскакав вперед, к знамени и пушкам.

— Ангелок! — она наклонилась к нему с седла. — Давай сюда аркебузиров! Те чертовы штуки сделаны из камня, как попадет в них ядро — сразу треснут…

— Понял, мадонна! — заорал главный пушкарь.

— Черт возьми! Военные големы! Греческий огонь! note 111 Нас не предупредили! От разведчиков вообще никакого толка!

Выкрикивая приказы один за другим, она сообразила, что сейчас должен идти бой на правом фланге, но там была сплошная каша из мокрых знамен, ошметок грязи из-под копыт обезумевших всадников и раздавался непрерывный громкий гул мужских голосов; она догадалась, что к подножию холма, к фургонам, големам и греческому огню несется тяжелая кавалерия.

— На хрен это надо! — выдохнул Томас Рочестер, скакавший справа от нее. — Не время геройствовать!

— Если Оксфорд не пришлет приказа… — Аш приподнялась в стременах, стараясь различить в обгоняющих ее огромных толпах знамя с Синим Медведем — знамя Бургундии; мимо бежали солдаты в бургундских мундирах; и она воскликнула: — Дерьмо! Мы что, отступаем, а нам ничего не сказали?

Мимо нее вереницей проносили раненых на плетеных носилках, изготовленных женщинами из обоза. Она видела опущенные головы, окровавленные волосы, открытые рты; от боли кричал человек, у которого нога была в крови и сквозь кожу торчала большая белая бедренная кость; женщина в куртке, вся в крови, от подбородка до подола куртки, смотрела на свою руку, лежащую в грязи в ярде от нее. Все лица были ей знакомы. Она даже не чувствовала холода. В ней жило только одно чувство: необходимость всеми силами вытащить их из всего этого по возможности без потерь.

Сбоку на поджаром жеребце появился Ансельм:

— Теперь что будем делать, командир?

— Разведчиков на гребень! Мне надо знать, преследуют ли они нас. Надо сражаться. Мы еще не спасаемся бегством!

Гораздо лучше так, чем быть убитым при бегстве.

И солнца нет, чтобы время узнать. Она галопом промчалась в первые шеренги Льва Лазоревого, отчасти чтобы вестники увидели ее знамя, отчасти, чтобы вдохновить своих людей не поддаваться желанию скрыться бегством. Понукая Счастливчика, в два прыжка она оказалась на линии горизонта, думая при этом: «Это, конечно, самоубийство, но надо же знать, что там делается!»

Рядом с ней оказался Роберт Ансельм.

— Ну-ка, Роберт, пошел отсюда на хрен!

— Смотри!

Аш взглянула в направлении, в котором он указывал латной рукавицей. Далеко справа люди де Ла Марша неслись вниз по откосу. Они были в полной боевой выкладке и, держа копья горизонтально, вступили в бой. С ними рядом толпились солдаты: алебарды поднимались и опускались, как цепы молотилки. Среди черных вымпелов визиготов, у подножия холма рядом с шевронами Лебрии, на секунду появилось зелено-желтое личное знамя.

— Орел дель Гиза, — возбужденно крикнул Роберт хриплым голосом. — Вон — это он!

Ансельм встал в стременах и заулюлюкал, как это делается при охоте на лис.

— Командир, твой муж улепетывает! — завопил Каррачи. Ансельм ехидно ухмылялся, глядя на Аш.

— Подадим императору петицию — наградить его еще одним геральдическим зверем — Лежащим Псом!

На секунду у нее в голове мелькнуло: «Мне стыдно за Фернандо, а что это я? Почему меня это должно волновать?» — но из-за плохого освещения и беспорядочно мельтешащих людей, размахивающих мечами, стало не видно знамени, вымпела, блеска оружия и спин убегающих.

— Капитан Аш, — это кричал всадник в красном, — вас зовет герцог!

Аш жестом дала ему понять, что слышит его, и, прокричав Ансельму «Бери на себя командование», пришпорила Счастливчика — уже уставшего, с окровавленными копытами, тяжело дышащего, раздувая бока, — и рванула поперек откоса по ту сторону холма. Она оказалась позади шеренг, спустилась до крошечного ручейка красного цвета, впадающего в реку; разбрызгивая воду, пересекла его. Она доскакала до загона между живых изгородей, утоптанного тысячами ног.

На этом загоне толпились пехотинцы и всадники. Ошарашенно она подумала: «Здесь главный штаб командования, в тылу войск, неужели нас заставили бежать аж досюда, да так быстро?». Она подняла забрало, безумным взглядом оглядела пеструю толпу и высмотрела перепачканное грязью знамя Синего Медведя рядом с Белым Оленем Карла. Она проехала между рядами вооруженных рыцарей. Яркие одежды были забрызганы и пропитаны кровью, мозгом и грязью. Все одного цвета, одинаковые.

Один попытался преградить ей путь.

— По вызову герцога, сукин сын! — рявкнула она.

Он узнал ее по голосу и пропустил.

Карл Бургундский, в полном позолоченном военном доспехе, стоял окруженный командирами. Пажи держали под уздцы их коней. Один чалый жеребец осторожно прикоснулся губами к краю ручья, но не захотел пить воду, загрязненную человеческими экскрементами. Аш спешилась. Сильно ударилась пятками о землю, и все ее нервы задрожали. На нее сразу навалилась огромная физическая усталость, но она постаралась не показывать вида.